Александр Торин
Дурная компания
да не вполне реальные и оставляющие какое-то смутное впечатление: а со
мной ли все это происходило, да и происходило ли это вообще? Жизнь, в
которой я жил, что-то делал, говорил, ходил, думал, дышал. Холодный ве-
тер весной на Калининском проспекте в Москве, колонны Ленинской библио-
теки, невысокий ряд домов на улице Герцена, аккорды, несущиеся из кон-
серватории, сугробы, яркий, какой-то неестественно белый свет и источен-
ные временем камни в пригороде Иерусалима, торжественный простор Невы,
набережная, Марсово поле и величественные решетки Летнего сада, горячий
воздух, наполненный возгласами людей на незнакомом языке и пропитанный
запахами кофе, фруктов и буйного цветения. Ах, как прекрасно захватывало
дух на подъезде к Иерусалиму, когда город, казалось, вырастал из окружа-
ющих гор и упирался домами прямо в небо, неестественно низко висевшее
над верхушками лысых гор Иудейской пустыни, покрытых каменными терраса-
ми, несущими на себе следы прикосновения рук древних земледельцев. И
дул, дул свежий ветер с Балтики, гоняя сизые тучи над мостами Петербур-
га, и ряд домов на другой стороне Невы напоминал аккорд из какой-нибудь
симфонии. И чинно шли по улице религиозные евреи, а в саду кустарник рос
над склепом, которому было уже несколько тысяч лет, и кто знает, чьи
кости когда-то в нем лежали, правоверного торговца, священника или знат-
ного гражданина. Иерусалим пал много веков спустя, и прах его был разве-
ян по ветру под звук маршировавших мимо римских легионов. Подъезд из до-
ма открывался прямо в сад, буйно цвели кусты какого-то неизвестного рас-
тения, и воздух был прозрачен настолько, что казалось - сейчас зазвенит.
Только небольшое углубление в белом камне скалы светилось среди зелени и
цветов. И свет, неестественно яркий свет, исходящий от всего вокруг...
воспоминаний тускнеет и уходит куда-то, как улетевшая легкая дрема. Я
смотрю по сторонам и вижу перед собой привычную стерильную обстановку,
чем-то напоминающую больницу: белые пластиковые плитки, белый чуть мер-
цающий свет люминисцентных ламп, шелестение кондиционера, выбрасывающего
из сеток, тут и там нарушающих однообразный узор пластиковых плиток по-
толка, некое подобие воздуха, которым можно дышать, но нельзя нады-
шаться. Единственное свойство этого воздуха - его постоянная температу-
ра. Почему-то решетки кондиционера покрыты узорами, поразительно напоми-
нающими свастику. Жужжат бесчисленные серые коробки, светятся, как глаз-
ками, маленькими зелеными лампочками. Эти коробки - основной источник
существования нескольких десятков людей, спрятанных в чреве компании
Ефима Пусика. Некоторые из коробок разворочены, и наружу торчат их внут-
ренности - пучки проводов, черные жучки микросхем. Люди, сидящие в
большом зале, склонились над ними, как хирурги над больным во время опе-
рации, и сосредоточенно копаются в их чреве.
сые горы, покрытые выжженной травой. У их подножия белеет комплекс пост-
роек, напоминающий нефтеперегонный завод. Это канализационная станция,
перерабатывающая продукты жизнедеятельности, выделяемые обитателями
большого индустриального города, расположенного неподалеку. Иногда вече-
рами сладковатый ветерок омывает эту станцию, подкатывает к нашему зда-
нию, просачивается через вентиляционные решетки, испещренные подобиями
свастик, и оседает в коридорах, создавая иллюзию присутствия в большом
общественном туалете.
щими у них за спиной. На первый взгляд может показаться, что они посмот-
рели мультфильм про Карлсона, который живет на крыше, и хотят взлететь,
так как машины издают рычание, вой, чихание и иногда извергают клубы
ядовитого сизого дыма. На самом деле, это бензиновые двигатели, нагнета-
ющие воздух в шланги, которыми они разгоняют листья, лежащие на дороге.
Метла как оружие пролетарского дворника им явно недоступна, как, впрочем
недоступно им и осознание полной бессмысленности их деятельности. Только
что сдутые ими листья мгновенно подхватываются налетевшим ветерком и
разлетаются по сторонам с какой-то особенной силой. Я некоторое время
размышляю над физической сутью этого явления. Лист, пассивно лежащий на
дороге, не впитывает в себя никакой энергии, но, подброшенный неистовым
потоком воздуха с запахом масла и бензина, он впитывает энергию, и даже
слабое дуновение резонирует в нем и подбрасывает его в воздух с удесетя-
ренной силой. Через несколько секунд, пока эти мысли проносятся у меня в
голове, становится ясно, что моя теория не выдерживает никакой критики с
точки зрения современного естествознания.
продолжая с методичной бессмысленностью развеивать сухие листья. Они
бредут по дороге, чихают и жужжат моторы, поднимается пыль. Эти люди и
их действия представляются мне философским обобщением проходящей челове-
ческой жизни.
под мышкой пузатый кожаный портфель, в котором обычно носят протоколы
крупных деловых сделок, проходит под развевающимся звездно-полосатым
флагом и садится в огромную блестящую американскую машину, более напоми-
нающую небольшой автобус. Машина ревет всей мощью своего восьмицилиндро-
вого двигателя, взвизгивает шинами и уносится, оставляя после себя лишь
маленькое облачко выхлопных газов. На вид этот человек похож на преуспе-
вающего бизнесмена, но здание, из которого он вышел, принадлежит религи-
озному центру. Впрочем, в Америке одно немногим отличается от другого.
Недавно выяснилось, что святые отцы, работавшие в этом центре, развраща-
ли малолетних прихожан, был крупный скандал, но на чувства верующих это
видимого влияния не оказало.
грибы, выросшие после дождя. Здания эти похожи на упаковочные коробки, в
которых кто-то проделал отверстия для окон и застеклил их темным стек-
лом. Большинство коробок пустуют - компании разоряются одна за другой и
уезжают из райского уголка в более скромные и дешевые штаты Америки.
Процветает только религиозный центр, в избытке производящий туманное об-
лако проповедей. Второй процветающей фирмой в округе является компания
Пусика, которая, в отличие от проповедников, производит вполне осязаемые
предметы материального мира.
странную точку жизненного пространства и времени. Начиналось все хорошо,
но когда же впервые у меня в груди и в желудке возникло странное посасы-
вающее тревожное чувство, которое, наверное, возникает в роковые моменты
судьбы, засасывающей тебя в водоворот событий, которые ты уже не в силах
изменить, и только подсознание отбрасывает смутную тень из будущего на
действительность и шепчет тебе: "Берегись, берегись, берегись..."
ветствующий представлениям бывшего советского человека о загранице, а
тем более о цитадели империализма и крупнейшей и богатейшей стране Запа-
да, вез меня с центральной автобусной станции Манхеттена в аэропорт име-
ни Кеннеди. По представлениям моей юности, прошедшей под сенью марксиз-
ма-ленинизма, такой автобус мог передвигаться только где-нибудь в афри-
канской стране, вставшей на осознанный курс социалистического строи-
тельства и утилизирующей отрыжку прошлых ошибок в виде доставшегося в
наследство от колонизаторов проржавевшего допотопного средства передви-
жения человеческих тел с сиденьями черными от пота и грязи тысяч переве-
зенных им аборигенов.
понимающий по-английски и, казалось, умеющий произносить только названия
остановок, да и те с жутким акцентом. Совершенно непонятно было, каким
образом он умудрялся управляться с огромной рычащей неповоротливой махи-
ной, набитой разношерстной публикой - лопочущими японцами, слегка помя-
тыми, но не утратившими остатки лоска туристами из Европы, совершенно
бандитского вида группой странных мужчин, молчаливых, в грязных одеждах
и подозрительным образом не имевших абсолютно никакого багажа. В сосед-
нем ряду сидели веселые старушки в кружевных белых воротничках, замотан-
ные в длинные серые платья, и православный, невесть откуда взявшийся поп
с круглым, довольным и лоснящимся лицом, похожим на свежевыпеченный
блин.
же жутковатого вида домов красного кирпича, по совершенно разбитой доро-
ге, лавируя между громадными выбоинами в асфальте, иногда попадая в них,
причем при каждом таком ударе раздавался жуткий скрип и скрежет, и я
внутренне сжимался, ожидая что проржавевшие конструкции развалятся и мы
никогда уже не доедем до аэропорта. Но сморщенный водитель был виртуозен
и не прошло и получаса, как копошащееся чрево грязной железной коробки
было вытряхнуто у дверей аэропорта.
зался среди пассажиров, ожидающих самолета голландской авиакомпании, от-
летающего в Амстердам. Мое тело совершало странные и довольно-таки нело-
гичные перемещения в пространстве. Три десятка лет моя физическая обо-