ших скулах.
- закричал он, подойдя к Эдику.
капризным голоском произнес фразу, вошедшую в историю:
действительно исправите эту систему за десять минут. Боря, зачем вам от-
казываться, это легкий способ заработать деньги. У меня замечательные
часы с секундомером.
полчаса максимум! - недовольно прорычал он и ретировался. Взгляд у Эдика
просветлел, он аккуратно сложил стопку листочков и начал что-то на них
записывать.
своих владений.
побелевшего от ярости Леонида, не мог скрыть удовольствия. - Ты не ду-
май, он не так прост и безобиден, как кажется. Это он только на первый
взгляд такая сюся, дядя Ефим, мама, папа... - Ефим довольно рассмеялся.
- Он как бульдог, его и в Кембридже все ненавидели, он же садист, вце-
пится и не оттащишь, придется челюсти разжимать. Вот теперь они забега-
ют, постараются его на куски разорвать. Ничего, ничего, это им полезно,
в хорошей форме будут, как стая волков. А Эдик - мой Кембриджский олене-
нок!
окончание фразы. Мне вдруг стало жутко. Я представил себе, как самолет,
совершавший межконтинентальный рейс, упал в холодный серый океан...
ния, и его приняли за курьера мафии. Мы только что получили запросы из
Германии и из ФБР. Что делать?
Мерзавцы. Сняли парнишку с рейса, не дали полетать. Хотя, это тоже неп-
лохо, развлечение. Побыть в полицейской камере в Мюнхене, да... А то бы
летел как боров в кресле и жрал бы обеды один за другим. Еще бы разжи-
рел... Пошли им факс. Ну, что я могу еще сделать?
явно вошли в противоречие с интересами частного бизнеса.
зданию аэропорта, слегка потряхивая на бетонных плитах свое человеческое
наполнение, и академик с досадой потрогал начинавшие становиться колючи-
ми щеки. Перелет был долгим и мучительным. Вначале в Москве почти пять
часов ждали двух противного вида раскормленных мужиков в добротных серых
костюмах, с наглыми, красными лицами. Академик долго гадал над тем, были
ли они высокопоставленными правительственными чиновниками или просто ма-
фиози, скупившими на корню службы аэропорта, но так и не смог придти к
какому-либо определенному заключению. Потом самолет трясся почти двенад-
цать часов в воздухе, садился на Аляске, снова взмывал в воздух и, каза-
лось, этому ревущему движению не будет конца.
трава, подтеки мазута и выбоины, серое цементное здание диспетчерской
службы вдалеке. Только зеленые горы на горизонте, снующие по территории
аэродрома микроавтобусы и служебные машины, да здоровенный негр, разгру-
жавший чемоданы, позволяли понять, что надсадно ревущий самолет все-таки
не смог облететь весь земной шарик и плюхнулся на землю где-то посереди-
не своего витка.
случаях, когда от него ничего не зависело. Опоздание было особенно до-
садным еще и потому, что Ефим обещал прислать одного из своих сотрудни-
ков в аэропорт для того, чтобы отвезти академика к себе домой.
чемодана, в котором лежал костюм, несколько рубашек, пара книг и пухлые
папки с бумагами и статьями. Он с трудом поднял чемодан с черной, плыву-
щей ленты транспортера и обнаружил, что кожа вспорота. Чемоданчик явно
потрошили в Шереметьево. "Боже мой, не дай бог пропали статьи!" - поду-
мал он и трясущимися руками начал отстегивать ремни. К счастью, бумаги
были на месте, исчезли только карманный диктофон, купленный в Англии год
назад, и фотоаппарат. "Мерзавцы чертовы!" - выругался академик, но де-
лать было уже нечего.
вида со строгим выражением лица. Его острые, цепкие глаза пристально
глядели из-за выпуклых линз очков. Парень держал в руках листок бумаги с
именем академика.
вут Борис. Добро пожаловать в Америку.
смутился, и он почувствовал к нему симпатию. - Боречка, вы представляе-
те, каковы мерзавцы, у меня чемодан в Москве распотрошили!
равно себе новый купите, с таким неприлично ездить. - Борис брезгливо
поморщился.
себя как будто изгаженным.
ке держать! - лицо Бориса мгновенно ожесточилось и приобрело суровость.
- Смотрите, что происходит: чуть коммунистам стоило вожжи отпустить, и
все покатилось. И царь-батюшка слишком милосерден был, развел всякой не-
чисти, а гадость эту надо было до основания каленым железом изводить. -
Он разволновался, даже покраснел и, тяжело дыша, строгим, испытывающим
взглядом посмотрел на академика сквозь выпуклые стекла очков.
по себе от той неистовой убежденности, которая сквозила в голосе Бориса,
- но нельзя же всех под одну гребенку. Тут дело еще и в психологии наро-
да. Столько лет угнетения, крепостного права, когда мужика могли засечь
насмерть...
Борис основательно рассердился и мгновенно покраснел как рак. - Нельзя с
этой чернью по другому! Иначе она мировой пожар раздует и своим благоде-
телям глотку перережет! Уроки истории надо запоминать, вот что я вам
скажу.
необходима же и доброта и гуманизм!
как-то по-иезуитски оскалился и пристально посмотрел на академика. - Та-
кие вот псевдогуманисты, вылезшие из еврейских местечек, пораспускали
сладкие слюни, а потом устраивали красный террор и концлагеря!
стало неприятно, и он замолчал. Борис, к которому он в первую минуту по-
чувствовал симпатию, целеустремленно шел вперед, поджав губы и толкая
перед собой тележку со вспоротым чемоданом.
ворил уже спокойным голосом, в котором время от времени проскальзывали
стальные интонации, теперь уже гораздо лучше узнаваемые, чем раньше. -
Случайно не знали профессора Горькина?
еще в шестидесятые годы занимались расчетами.
лекции в Университете. Один из немногих людей, которых я уважаю. Он ни-
когда не вешал лапшу на уши.
не оговаривая конкретных функций, предложил продолжать научные исследо-
вания, которые я вел в России. Нет, я безусловно готов и хочу помочь
компании...
холодной и яростной убежденностью. - Я насмотрелся в Университете на
всех этих ученых, сплошная мафия. Так что для вашей же пользы советую
поскорее включиться в работу компании.
предложение и с удовольствием приму участие в работе. Но насчет науки вы
неправы. Дорогой мой, откройте любой Американский физический журнал и вы
увидите, столько ссылок на советских ученых...
- Борис строго посмотрел на академика. - Вы сможете помочь нашей группе
рассчитать напряжения, возникающие в деталях?
в чем проблема?
Услышав в голосе академика готовность к сотрудничеству, Борис явно уба-
вил жесткости в голосе и с увлечением начал описывать проблему. - Ефим
сам колеблется, четыре дырки просверлить или шесть, так что необходим