ратиков, соединенных между собой паутинкой черных линий. Я всматривался
в темноту, но ничего, кроме неясных очертаний, разобрать не мог.
ти незнакомку, но взгляд терялся среди бесконечных рядов. Свет снова по-
гас, и новый докладчик, на этот раз говорящий на смеси японского и анг-
лийского, начал безумно нудно что-то объяснять аудитории. От нетерпения
я почуствовал раздражение и ничем не обоснованную неприязнь к собравшим-
ся в зале. "Если это она или просто похожа на нее, то она должна, должна
быть где-то здесь, - думал я. - Я просто хочу увидеть это лицо, убе-
диться в том, что женщина, напомнившая мне о ней, носит бездарный синте-
тический пиджак, купленный в американском универмаге, что под глазами ее
уже проступают морщины, а губы намазаны наполовину съеденной помадой
ядовитого цвета".
эту аккуратную женскую головку. Такая же тонкая шея и острые плечи были
у той, которую я когда-то целовал, и я смотрел на нее, с каждой секундой
находя все более знакомые черты. Голос здравого смысла, который еще ми-
нуту назад скептически измывался надо мной, становился все более то-
неньким, неуверенным и, исчерпывая все свои аргументы, затихал.
Ее рука, с худыми и удлиненными пальцами, этот чарующий жест... У меня
перехватило дыхание.
сводил глаз с темного, расплывающегося силуэта.
возле меня мужчина восточного вида с черными, окладистыми усами удивлен-
но посмотрел на мое горящее лицо и на всякий случай отошел подальше.
Это была она, во всяком случаее ее точная копия. Я не мог не узнать это-
го лица, которое снилось мне ночами, с большими расширенными глазами, в
которых можно было утонуть, с тонкими губами. Я терялся в догадках и
вдруг понял, что она увидела меня и испуганно прикрыла лицо руками.
ня. Длинная юбка подчеркивала движения ног, облегая ее фигуру. Мне каза-
лось, что я сплю наяву.
тую, глубоко спрятанную боль. - О Господи, что ты тут делаешь?
здесь, вот чего!" А ты откуда здесь взялась? - Я выдавил из себя это,
чувствуя, что с трудом могу говорить.
Париже. Странно... - ее расширенные глаза затуманились, и голос дрогнул.
волосы. - Она внимательно посмотрела на меня. - И морщины.
пала к телевизору, смотрела сводки последних известий.
непросто. Хотя я очень старалась.
ти, ужасно нравилось.
рустнела и на секунду замолчала. - Проблема была в том, что иногда ужас-
но хотелось с тобой разговаривать. Вначале я ругала тебя, себя, а потом
как-то привыкла.
сне.
рассказать? Тогда, когда мы расстались, было очень больно, потом рана
стала заживать. Понемногу... Со временем я стала другой, может быть, ус-
талой, циничной, не знаю... Ты меня, дорогой, слишком больно тогда ра-
нил.... Во всяком случае, я дала себе слово больше не отдаваться
чувствам и стараюсь этому следовать. Мне надо было как-то жить дальше...
никогда и не был. Набережная Сены с лавками букинистов, мосты с позоло-
ченными скульптурами, запах кофе, старого дерева, белая пыль бульва-
ров... Ну да, конечно, я забыл про Люксембургский сад, скамейки, фонта-
ны, оркестры, играющие около музеев. Вечером грузные владельцы мясных
лавок суетливо убирают свои кровавые лотки, а вертлявые мальчики пытают-
ся заманить прохожих в кабаре Пигаля. Дворец Инвалидов подсвечен прожек-
торами, на узких улочках шумит толпа, художники на Монтмартре предлагают
написать портреты туристов, и внизу мерцают огни.
живешь, а не я.... Ну да, так оно все и выглядит, день изо дня. Я люблю
этот город, в нем хорошо дышится... Ну, а как ты живешь?
масшедшей русской компании. Починяю серые ревущие коробки...
рела мне в глаза.
работаю в шарашке за право остаться здесь, да и сам не знаю, нужно ли
мне это?
моему лбу, пристально всматриваясь в лицо. - О Господи, - повторила она
хрипловатым подрагивающим голосом. - Это все-таки ты.
запоздалые муки совести, - губы ее скривились.
присев на диванчик, и на ее глазах выступили слезы.
не заметил, как начал гладить ее по голове.
рачиваться.
гов. - Здесь у вас есть какие-нибудь кафе, где можно посидеть?
толстые мексиканцы и колющиеся наркотиками школьники?
лукавой искоркой. - Вот так кавалер, не видел меня много лет и ведет в
Мак-Дональдс.
плохо сваренные макароны, посыпанные какой-то зеленоватой дрянью.
вал пустоту внутри.
ты.
эту тему, которая давала возможность говорить, не притрагиваясь к тому,
что тяжелым грузом лежало на сердце. - Курить нельзя, часто даже на ули-
цах, зато у каждого дома полы застелены жуткими синтетическими коврами,
с которых летит стекловата, и поэтому у них каждый второй болеет раком.
Так что все скомпенсировано.
когда-то целовал, прислушивался к ее голосу и чувствовал, что растворя-
юсь в этой женщине, как когда-то, когда оплот социализма казался неруши-
мым и на дачном участке росли дикие цветы...
паться, а с цементной плотины прыгали, - сказала она.
лесной тропинки. Начинало вечереть.
опушку. - Папа катал нас на велосипеде, в домах играла музыка, и все ка-
залось таким надежным, устойчивым. Мы убегали в лес играть в индейцев,
помнишь, давным-давно шли такие романтические фильмы? Смуглые индейские
девушки ходили с накрашенными губами, их непременно спасали от злодеев
благородные мужчины, и справедливость всегда торжествовала. Мне иногда
кажется, что все это было сном... По выходным в гости приходили соседи,
мы разводили костер, жарили шашлыки. Родители разговаривали, смеялись,
пили вино, и, казалось, эта жизнь никогда не закончится. А потом мы
как-то незаметно начали взрослеть, научились тихо издеваться над прог-
раммой новостей и вести конспекты по политической экономии. И вдруг за-