поднял его в свечку. Тут занавес закрыли.
спросит: ну, как?
стянул мокрый костюм и повалился на топчан. День был прожит удачно. Он
опять сделал то, что другим не под силу. И опять некому было похвастаться.
возился с вентилем Вадим. Иван блаженствовал под горячей водой. Вдруг она
стала прохладной, а через секунду - и вовсе ледяной. Иван в растерянности
даже не сразу сообразил выскочить из-под душа.
надо крутить незнакомые вентили.
объяснил Вадим.
Ивана. После чего из соседней женской душевой раздался визг.
оттирая с рук ржавчину.
знаменитым Альбертом Саламонским и все в нем уже дышало на ладан. Наконец
обеспечили горячую воду и себе.
себе в гримерку, посудачить про расхлябанные душевые, похвастаться своим
новорожденным поворотом! Но мужчины мылись молча, и Иван думал - а чего к
ним соваться, больно им нужен этот поворот!
вас внимательно". Тут на линии что-то заскрипело, захрюкало, и к Ивану с
боями прорвались невразумительные слова: "Эти болваны меня повесили!.."
повесили работы, что все пришлось перевешивать.
им еще на шею навязали какого-то скульптора по дереву, которого больше
некуда было приткнуть.
похвастаться - выставка! - но и он не лыком шит.
это возможно. Он позвал на представление, добавив, что не только она -
кое-кто из своей же братии, жонглеров, тоже вполне мог бы задать этот
вопрос.
дверью долго говорят всякие благоглупости, а часа два спустя, когда
почетные гости слиняют, а все прочие придут в себя.
придется знакомиться, Майя не должна краснеть за оборванца. Поскольку
весна установилась окончательно, Иван надел легкую куртку, ярко-голубую, а
под нее черный пушистый свитер. Получилось вроде ничего.
сопровождении канцоны Франческо да Милано.
жестикулировали, вежливо улыбались. Звучали незнакомые слова -
"лессировка", "моделировка", "мокрым по мокрому"... Прозвучало и
"акриловые краски" - тогда Иван обрадовался, потому что Майя про них уже
рассказывала. Он почувствовал свою сопричастность к происходящему.
диковинно, а старик не брился, а может, и не мылся с первой мировой войны.
Но к нему-то и обращались с величайшим почтением.
самоуверенной. Ее кожаный комбинезон был заправлен в короткие сапоги, а на
плечи она накинула экзотический жилет мехом наружу.
собеседников.
объяснила она. - Давай, оценивай...
понимал. Часть ее работ были гравюры, на которых перепутались хвостами
фантастические звери. На других беседовали, стреляли из луков и боролись
обнаженные юноши и кентавры. Обнаружил он также крошечный земной шар в
окружении огромных и безликих человеческих фигур - и опознал акриловые
краски. Все это было очень тонко, аккуратно, тщательно сделано. Но для
чего сделано - Иван уразуметь не мог. Ему понравились только мудрые и
печальные лица кентавров.
смотрели в разные стороны. Судя по тому, что одни как бы двигались на
зрителя, другие мелькали в профиль, а третьи предъявляли только свой
затылок, Майя изобразила перекресток. В глазах людей были лень, тоска и
равнодушие. А сквозь толпу к Ивану шла женщина с тончайшим нимбом над
головой и несла младенца.
- знак судьбы. Значит, я действительно единственный, кому по плечу легенда
о Жонглере и Мадонне.
шла сквозь толпу, не двигаясь, и равнодушная толпа обтекала ее, не
замечая, - такую полупрозрачную в древнем голубом плаще... В той легенде о
Жонглере Мадонна тоже могла быть только такая - Мадонна-одиночка, как и он
сам в расшитой блестками и пропитанной запахом грима толпе.
десятками фамилий и тремя десятками ругательств. Иван и тут ничего не
понял - только поразился ее темпераменту.
подошли двое с фотоаппаратами. И начался разговор, в котором Иван понял
лишь одно - они оба не прочь с Майей переспать.
рискованный разговор, который сводится обычно к нехитрой схеме: "хочешь -
да" или "хочешь? - нет". Майя четко говорила "нет" и дистанцию держала
безукоризненно. Это Ивану очень понравилось.
скульптуре и в ужасе отшатнулся от акварелей Майиной подруги. На прощение
он вернулся к Мадонне, потом опять отыскал Майю и услышал именно то, за
чем вообще явился на выставку, - вопрос о своих планах на поздний вечер.
размяться где-нибудь возле конюшен. Сидя перед зеркалом и глядя себе в
глаза, немного взбудораженный выставкой Иван медленно и бережно вводил
себя в узкое пространство того образа, который собирался предъявить
публике - отчаянного красавца с широко распахнутыми глазами на
запрокинутом лице.
блеском. Хотя делать уже хотелось совсем другое. Какие там блестки на
будущем сером костюме? Какие вишневые завитки? А, главное, какая, ко всем
чертям, победительно-разухабистая музыка? Темное трико, шнурованный
короткий колет с прорехами под мышками, вокруг шеи - стянутый шнурком
ворот грубой рубахи, а также полумрак и свет из высокого готического окна
с витражем, вроде того, в башенке, и размеренные, ускоряющие ритм аккорды,
и алые мячи...
смыла боевую раскраску, а по количеству посуды в мойке он понял - только
что выпроводила поздравителей.
готов.
тоном спросил Иван. - Да еще когда там клетки с тиграми возят? Я или
удираю до тигров, или жду, пока они кончат, и тогда репетирую.
согнутый указательный палец.
выставки совсем зашилась, дома раскардач, а послезавтра макет сдавать...
макет книги и макет журнала, какие бывают шрифты и откуда берутся
виньетки...
набросков фломастером.
итог Иван и спрятал к себе в сумку наброски.
знать.