парень знает военное дело не хуже лорда, который двадцать лет прослужил
королю, то беседа с ним может быть очень поучительной, ты не находишь?
о каком военном деле вы собрались рассуждать на ночь глядя. Но он ни
сказал ни слова, потому что слово вызвало бы у ватаги ненужный интерес. Он
только посмотрел, отвернулся и улегся спать.
мельницы, к лесу.
все-таки зовут? Ты действительно Робин Гуд, или все-таки Томас Тернер?
Только не обижайся, я ведь из далеких краев. О ватаге Шервудского леса мы
только всякие истории слышали.
сарацинские земли, вроде Греции или Византии, для него как бы не
существовали, во всяким случае, с их мнением он не считался.
И даже не знаю, жив ли он. Понимаешь, мы, стрелки, не засиживаемся в лесу
до старости. Зачем обременять собой ватагу? Возможно, Робин Гуд
почувствовал, что старость подступила, отдал рожок и лук со стрелами
кому-нибудь помоложе, а сам удалился на покой. Ушел подальше, где его в
лицо не знают, и стал себе жить... Или вон - в обители за рекой, думаешь,
мало нашего брата?
рожок! Других таких нет. Если меня подстрелят, я их передам Черному Джеку.
под тонкой замшей топорщился сигнальный рожок.
всегда при мне. А может, Робина подстрелили слуги короля, или люди шерифа,
или его выдал какой-нибудь предатель. А то и женщина...
и не знают, кто из нас жив, кто помер, а кто состарился и ушел. И они
считают - раз сорок лет назад ватагу водил Робин Гуд, то он и теперь -
самый меткий стрелок и самый выносливый бегун. Пускай зовут! Если Робин
Гуд был таким замечательным стрелком и таким лихим вожаком, то для меня
носить его имя - честь, правда?
схватках, то о засадах, то об оружии...
о нежных чувствах я не стану. Спасибо, твое мнение о себе я уже слышала.
Том. - По мне, это все равно, что с мальчишкой обниматься. Пусть итальянцы
своих мальчишек любят! У нас этому их пороку не место. Но вот смотрю на
тебя - и сам не понимаю, что меня к тебе вдруг потянуло. Или наконец-то я
разглядел тебя?
ковриги, ни бедер в три обхвата, ни задницы как круп графской кобылы!
всего этого у тебя нет и не предвидится, и все же моя тяга к тебе все
сильнее... А ведь вроде и выпил немного... Что ты со мной сделала? Может,
ты действительно ведьма?
услышала шорох веток и шаги.
чтобы видели, как мы с тобой обнимаемся!
затаиться. Но Люс с такой запланированной неловкостью присела за кустом
шиповника и потянула за собой вожака, что он сразу же растянулся на траве,
а Люс совершенно естественно прилегла рядом с ним.
стрелков. Закутанный в зеленый плащ до ушей стрелок соловьем разливался, а
она отвечала коротко, потому что еле начала осваивать язык, и по ее голосу
Люс поняла, что сумасбродная певица еще ничего не решила, а ухажеру грозит
суровый конфуз. Свирель искала в этой жизни не любви, а победи, и
удивительно, что Люс слишком поздно поняла основной элемент ее характера.
локте. - Хочешь, я подстелю тебе свой плащ?
простудишься.
усмехнулся Том и расправил знаменитый зеленый плащ.
язвить Люс, - как это ты можешь обнимать тощую женщину? Уму непостижимо!
Тебя же ватага засмеет! Или сердце все-таки не считается с глазами? А
может, ты и вовсе поумнел?
стягивающую ворот грубой рубахи. - Я будто пьян... Хотя пил только эль! И
то немного, кувшина два всего. Должен же хоть кто-то в ватаге всегда
оставаться трезвым. И проповедовать молодцам воздержание я тоже не могу, я
не отец настоятель, а Шервудский лес - не обитель...
сопротивляться бесполезно. У тебя бывают такие тяжелые сны?
узлом тесемки и положила руку на грудь вожаку. Сильное, крепкое и горячее
тело, которое она ощутила под рубашкой, вызвало-таки в ней прежнюю бурю
эмоций, но был во всем этом какой-то странный привкус - не приятный и
возбуждающий, как солоноватость пота на гладкой коже, которая дразнила ей
язык и губы при поцелуях, которая разжигала жажду, а совсем другое...
возвращало их вдвойне, а рассудок как будто молотил крохотными кулачками в
запертую дверь, вопя, что все это - неправда!
Широкие, мощные пласты мускулов на груди, и невесомые, щекочущие,
шелковистые волоски на самой ее середине, с которыми хотелось играть
губами, и атласная кожа плеч, и крепкий подтянутый живот, и руки, на
которых красиво круглились бицепсы, трицепсы и мелкая мускулатура
предплечья, - все это, несомненно, было бы просто ослепительным при
дневном свете. Но когда Люс ласкала это тело в полном мраке, ей вполне
хватало осязания, и она жалела лишь о том, что их кожа не может
расплавиться, как будто только это мешало полному слиянию тел...
Томаса-Робина и стала водить ею по своему телу - потому что он, как ни
странно, не слишком опытный, еще не знал тех законов, по которым волнуется
и радуется женское тело.
стал понимать тайны ее тела, Люс совсем потеряла голову и, целуя его руки,
мысленно умоляла, чтобы он поскорее приблизился к ней так, что теснее не
бывает...
нем, хотя было непонятно, кто их разбудил, Люс или индуктор. Люс даже
удивилась - она ждала бури и натиска, прекрасной мужской ярости, а этот
красавец-атлет целовал ее ноги, зарывался лицом в ее еще сомкнутые бедра и
шептал такие слова, что сердце Люс замирало и вдруг начинало биться с
сумасшедшей скоростью.
внезапно забылись напрочь, а ей хотелось услышать его голос... его
признание!..
поднимая голову и откидывая спутавшиеся длинные волосы. - Люблю, но как
будто наперекор себе. Когда я целую твою грудь... твою упругую грудь...
мои пальцы ищут чего-то еще... Прости, со мной творится что-то странное...
спросила Люс.
сквозь камзол и рубаху прокусила. Хуже овода... Да что мы о всякой
чепухе?.. Какая ты тонкая... Тебя можно охватить пальцами одной руки...
не ты, твоя грудь, твоя кожа, твои волосы, твой запах - а черт знает что
на молекулярном уровне!
рассудок. - Ладно, я умолкаю, а ты - как знаешь.
не так-то просто будет от него избавиться.
Твои волосы светятся!
штуки говорил ей совсем недавно юный лорд - будущее угрызение ее совести
на ближайшие две недели.






 Эриксон Стивен
Эриксон Стивен Херберт Фрэнк
Херберт Фрэнк Глуховский Дмитрий
Глуховский Дмитрий Роллинс Джеймс
Роллинс Джеймс Сертаков Виталий
Сертаков Виталий Соломатина Татьяна
Соломатина Татьяна