или в журнале.
представляешь? - Четвертый кисло усмехнулся. - Они хотят еще одну единицу
штатную выбить, чтобы был служащий по уходу, а меня - в ассистенты. Буду в
манеж выходить, костюм сошьют. Мерзавцы меня любят. Когда я перед выходом
держу их за кулисами, это целая комедия. Они же узнают музыку и начинают
выделываться - кто во что горазд. Кто вприсядку, кто лапами аплодирует,
кто на одной лапе скачет - ну, сумасшедший дом вывели на прогулку!
Печенье, гады, клянчат. Вот, говорят, лошади - страшные попрошайки. Лошадь
- что! Медведь - всем попрошайкам попрошайка!
медведями возится?
он циркового шпрехшталмейстера. - Слыхали? Аттракцион экстра-класса. За
пять лет побывал в Венгрии, Чехословакии, Бразилии, Перу, Аргентине,
Мексике, Гонконге и Японии!
голосом, и взглядом, что Валька весь напрягся. Она уже не намекала -
требовала!
поворот в разговоре.
Годика через два в ГИТИС буду поступать, на цирковую режиссуру. Буду
режиссером-постановщиком номеров с крупными хищниками. Решено.
Валька взял полистать для приличия книгу, но на самом деле следил за
Четвертым. И оба молчали, избегая встречи взглядов, пока Изабо не принесла
поднос с тремя чашками и тарелкой печенья.
заладилась, - ты приехал сообщить, что мировой литературе на тебя
рассчитывать не надо?
Вон Широков. Наверняка давно сдал книжку в издательство. А Второй,
говорят, вообще свое дело открыл. Сам себя публикует, не иначе. Так что не
пропадет мировая литература. Перестал я понимать, зачем все это нужно.
только, куда послать.
городе не был... Спасибо.
понял, что он не хочет ничего из своей прежней, домедвежьей жизни. Кроме
Изабо... зачем бы?
заходил по мастерской, мучаясь и не зная, куда себя девать.
об ее руку. Старая игра в мальчика и мамочку еще длилась, хотя мелкими
шажками отступала все дальше и дальше в небытие.
- спросила Изабо. - В какое мировое пространство? Может так быть, что оно
хоть кого-нибудь когда-нибудь отогреет?
Пространство большое, а тепло маленькое.
большое, - и Изабо, как обычно, фыркнула.
штаны и протянула Четвертому.
колбасу резать и меня вспоминать.
последний раз.
давай, прощайся.
надо было мне его ни о чем спрашивать! Он же - всей душой ко мне, а я...
справлялись. И хотелось показать, что вот он тоже чего-то в жизни
достиг... ну, сложно все это.
- Как ты полагаешь?
до путешествий. Русская литература и в России-то не кормилица, а за
границей - вообще обуза. Но я слыхала, что писанину не забросил, и на том
спасибо. Смотри! Четвертый книжку не взял!
поинтересовался Валька.
подарка?
белом одноногом столике среди чашек. Они сели за столик и оба уставились
на оружие.
подарочки!.. Могу теперь кого-нибудь вызвать на дуэль. Знаешь, Валька,
раньше говорили не "вызвать на дуэль", а "позвать на поле", в прошлом веке
и в позапрошлом. Поле, снег, желательно два барабана и вытоптанная
дорожка, чтобы сходиться, остальное - роскошь. Ну и секунданты.
пальцем то затвор, то в дуле, принялась ходить по мастерской из угла в
угол.
никогда не узнали правду...
сего возмутилась Изабо. - Что я вам, Господь Бог? То Верочка устраивает
всякие комедии и маскарады, то Широков по три часа катит бочку на Второго,
то Карлсон - на Широкова! Сколько можно! Дайте мне наконец спокойно
работать! Что я вам - Шерлок Холмс? Доктор Ватсон? Собака Баскервилей?!.
тайнопись судьбы - взаимосвязь между последними событиями, между
недописанной пьесой, лесным озерцом, яростью Изабо и тульским
кавалерийским пистолетом. Книга стихов Чесса как-то сама оказалась в руке.
того опального поэта в остроге без окон? Что ему оставили, кроме двух
женщин - одной в далеком балтийском городе, недоступной, как луна в небе,
и по этой причине все еще любимой, и другой - любовь к ней медленно, но
верно губил острог? И что мог сказать человек, мир которого втиснут в
обтянутую старыми портьерами коробку и замкнут меж двух женских лиц, двух
голосов, поющих впридачу один и тот же романс?
меж двух веков лежит порог, куда ни встань, везде готов тебе упрек, - тихо
подсказал Чесс. - Куда ни кинь, цветет полынь, и желтой одурью забита неба
синь. И не уйти из двух пустынь. Хочешь - кричи, хочешь - умри, сгори,
остынь...
можешь сделать в жизни, очень хочется сделать это на бумаге, ведь так? С
этого мы и начнем...
поймал и почувствовал, как оружие само влечет руку вытянуться, прикрывая
корпус локтем, само устремляется туда, где на другом конце протоптанной в
снегу дорожки зеркальным отражением стоит некто с вытянутой рукой, другую
заложив за спину.