Александр ТЮРИН

ПОСЛЕДНЕЕ ЧУДО-ОРУЖИЕ СТРАНЫ СОВЕТОВ

(кагебезада)

Посвящается Шахерезаде

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПОРОГ

1. (Южный Ирак, 30 марта 1983 г.)

Глаз напрягся до боли, будто ему предстояло выстрелить. Я
успокаивающе погладил его веками. Дожимать спусковой крючок еще рановато.
Пуля должна разодрать воздух, когда будет видна не прорезь прицела, не
мушка, а только точка между бровей "мишени". Только она одна, и чтоб
вокруг туман. Эх, встретиться бы с Серегой на час пораньше, да имейся у
меня диоптрический прицел. Но сейчас диоптрический бы только помешал - уже
смеркается и "мишени" не хватает яркости.

Позавчера еще Серый перекидывался со мной в картишки и был товарищем.
Как бы был. В нашей организации все понарошку. А теперь пустить пар из
Серегиной башки - это единственный способ уцелеть. Сегодня. А завтра все
может снова перевернуться.

Переводчик огня у моего АК-74 стоит на одиночной стрельбе. Один
патрон - один труп с продырявленной черепной коробкой и взболтанными
мозгами. Эти оболочечные пули очень вредные для ума.

Старший лейтенант Колесников, не верти же ты башкой. Нет, точка между
бровей мне не нравится. Не хочу ее клевать. У самого в этом месте зазудело
- как бы почесать? Увы, никогда мне не стать полноценным
убийцей-профессионалом. Соединю-ка взором прицел и пуговицу на Серегином
нагрудном, насердечном кармане. Металлическая пуговка поблескивает в лучах
стекающего под землю солнца, а на ней пятиконечная звездочка. Некогда
защищала она трусливых колдунов от злых духов, стала двести лет назад
символом дяди Сэма, а затем, налившись кровью, манящей звездой коммунизма.
Свел пентакль нас с Колесниковым, пентакль и разлучит.

Ну все, пора. Палец дожимает спусковой крючок. Вот пуля просвистела и
ага. Вернее, пока. Пока, Сережа, потому что договорились мы по-плохому. До
встречи в одном из подвалов преисподней. Передавай там привет, кому
положено. Наверное, еще примут там тебя на работу по совместительству.

Кстати, не все так трагично. Мы перестали вместе служить одному делу
из-за какой-то нелепицы. Мы разминулись почти случайно. Еще на прошлой
неделе все смотрелось иначе. Мы тогда были в одной команде. И сообща
играли в этом месопотамском болоте против команды бостонских врачей. Так
называемых врачей.

Начальство популярно объяснило, что не столько врачи они, сколько
гадово семя - цэрэушники. Из-за них мы здесь и оказались. Начальству-то
виднее. Впрочем, местную публику - кучерявую и грязноногую - бостонцы
действительно врачуют. От всех болезней лечат бесплатно. Америка
заигрывает с черноусым красавцем Хуссейном, потому что куда больше
опасается пакостного старикашки Хомейни.

Итак, мы включились в эту игру на медицинскую тему. Хотя официально
считаемся советскими геологами, спешащими к иракскому народу с братской
помощью наперевес. Серега, действительно, горный институт заканчивал. На
нашем амфибийном вездеходе есть чувствительная аппаратура, измеряющая
магнетизм, что якобы позволяет узнать, какие ценные ископаемые притаились
внизу, под нашими попами.

А я, так сказать, переводчик. Впрочем, пришлось мне в свое время
поучиться на восточном факультете ЛГУ. Семитские языки - арабский, вроде
бы никому не нужный иврит - пожалуйста, читаю, пишу, общаюсь. Святые
писания Коран и Тора в подлиннике - это мне доступно, как другим газета
"Правда". Способен с криками "ах" восторгаться литературными жемчужинами
"Аль-Муаллакат" и "Лейлой с Меджнуном". Конечно, до совершенства мне
далеко, но для нынешней работенки вполне сойдет.

Когда поступал на факультет, конкурс был тридцать голов на место;
девочки и природные семиты, естественно отсеивались. Фима Гольденберг,
который даже аккадскую клинопись разбирал и мог лопотать на трижды мертвом
арамейской языке, не проскочил, в отличие от меня. Потом мы еще с ним
пересеклись. Но это потом. А вначале меня на соответствующую службу
призвал Большой Дом. Сионисты, иудаисты, чересчур ретивые исламисты - вот
каков был профиль моей работы в Пятом Главном Управлении. Тошнючие дела.
Несерьезный, убогий противник. Я двум генералам - своему тестю и своему
доброму знакомому - надоедал, пока они пару лет назад не устроили мне
перевод в настоящую разведку, в Первое Главное Управление, в арабский
отдел.

Тут уж мне пришлось завязать с заочной аспирантурой, где я под
руководством профессора Данишевского исправно стряпал диссертацию о поэзии
Ибн Зайдуна. Этот сочинитель был еще тот гусь в своем занюханном
одиннадцатом веке, большой интриган и хитрюга, чем смахивал на людей из
нашей "конторы". Зато в отличие от наших товарищей Ибн Зайдун беспроблемно
производил поэмы о своей любви к шикарной дамочке - дочери кордовского
халифа аль-Валладе, тоже поэтессе. Особенно запоминается "Нуния", где всем
стихам положен конец одной и той же замечательной буковкой "нун".

Я бы раньше завязал с аспирантурой, но "контора" хотела, чтобы я
попас Данишевского. Вернее, остальных его аспирантов. Особенно тех, кто
несмотря на заведомую неприязнь ВАКа, пристрастился к философской лирике
бен-Гебироля или Ибн аль-Араби. Ведь такие клиенты явно залезли в болото
мистики, которая чужда советскому виду разумности. А уж те, кто страдает
интересом к Иегуде Галеви или, например, к Аггадам - тот уж точно сионист,
если даже замаскировался под архирусской фамилией Кузькин. И дружки у него
должны быть в ту же масть.

Кстати, лично я никакой тяги ко всяким "оккультизьмам" не испытываю и
обхожу разные там "шмистики" стороной. Поскольку считаю, что если будешь
изучать тот свет, станешь плохо жить на этом. И куда больше всяких
философских виршей уважаю рифмы бродяг-бедуинов, что нахваливают себя,
своего верблюда и свою бабу, которая почему-то у них обязательно похожа на
какое-нибудь фруктовое дерево.

Ладно, когда "контора" захотела, я расстался с филологией и поэтами.
В ПГУ пришлось корпеть над директивами Хуссейна, Асада и прочих
начальственных арабов, зорко выискивая их дружественные поползновения в
сторону Америки. А во время первой и нынешней, второй, поездок "на
природу", в Ирак, мне язык надобен преимущественно для базара, где я
выторговываю финики по два дирхама вместо трех.

Уже во время первой экспедиции, тут, где сливаются Тигр (это река
такая) с Евфратом, развивалась, желая испортить всем жизнь, одна эпидемия.
Какая-то смешанная вирусно-бактериальная инфекция, которая путешествовала
воздушно-капельным путем и вместе с болотными испарениями. При этом
поражала глаза (см. конъюнктивит), рот (см. стоматит), моче-половую
систему (смотри ниже живота). Если точнее, инфекция очень злилась на
наружные половые органы мужиков и вплотную занималась ими. Вы понимаете,
что это означало для южан? Скажу больше, результатом такой вот хвори,
прозванной нами лихорадкой "Х", являлось разрастание и сращивание крайней
плоти, которая у каждого приличного мусульманина вообще должна
отсутствовать! Отсюда вытекало и оскорбление религиозных чувств, и всякие
локальные воспаления, и большие неудобства в соитии с женами и прочими
подходящими для дрючки существами. В общем, это вам не какая-нибудь
малярия.

Я не скажу, что возбудители лихорадки "Х" возникли естественным
путем, уж больно специфически они пакостили. Конечно же, не берусь
утверждать, что генные инженеры - наши советские или там, например,
израильские, - сотворили такую дрянь своим искусством. По крайней мере, в
составе нашей группы, как в первую, так и во вторую поездку, не числились
микробоведы-вирусолюбы и прочие специалисты по мелким зверям.
Отсутствовали баночки-скляночки и баллончики-прыскалки с надписью
"осторожно, хреновирус".

Если серьезно, то не было оснастки даже для самой пустяковой
микробиологической диверсии. У нас и с обычными лекарствами оказалось
туговато. Крохотная аптечка содержала антисептики, пару популярных
антибиотиков, элеутерококк для снятия утомления, и все тут. Единственное,
что наталкивало на разные мысли - перед поездками, в Москве, членам группы
делали прививки, и никакая зараза, в том числе лихорадка "Х", к нам не
привязалась.

Ничего ни к кому не привязалось, хотя Серега тут с одной веселой
багдадской вдовой даже трахался. Петрович, естественно, по возвращении
настучал бы - старлею бы влетело за донжуанство и никогда бы уже не
светила ему работа в солидной резидентуре. Если бы да кабы.

Лежит Серега в двухстах метрах отсюда с сердечной мышцей, пробитой
моей пулей, и никаких у него теперь проблем. Имейся снайперская винтовка,
хотя бы Драгуновская, подстрелил бы бывшего коллегу с дистанции в
километр. А с АК-74, даже снабженным оптическим прицелом, больше
полукилометра не вытянуть.

Ну, господа-товарищи, охота продолжается. Кто следующий отбывает в
отпуск на тот свет? Охотник из числа Петровича и Макова, или жертва, то
есть я?

Вдобавок люди из Бостона тоже могут подкинуть неприятностей любому из
нас. У них там трое докторов и трое крепеньких санитаров-охранников.
Доктора пробовали лечить и лихорадку "Х", однако в итоге не снискали
никаких лавров и пока что не добились ничего особо путного. Правда, пробы
крови, спермы, смегмы и других неаппетитных выделений американцы отправили
в Вашингтон. Но потом среди недолеченных аборигенов загуляли сведения, что