Чтение 15–й страницы книги ~Последнее чудо-оружие Страны Советов~

было, что водитель в "волге", едва очухавшись, станет наяривать на
милицейской частоте. Большое благо, если он не успел приметить мой номер.

Где-то в начале Суворовского я миновал гаишника, но тот торчал слева
и моего покалеченного бока не видел. Потом я влетел в подворотню и попал
через проходной двор в тупик с гаражом.

Гараж был преднамеренно пуст и специально ожидал меня. Насчет этого
пришлось вчера договариваться с Никитой. Поздно вечером он отгонял свою
машину на открытую стоянку. Он же должен был чинить и выправлять мне
помятый капот.

Этого парня я выручил год назад, когда он "под газом" брел из гостей
и на станции Автово его замели менты. Те самые недоброкачественные менты,
чьи орлиные глаза никогда не фиксируют ханыг, а вот мэна в кожаной куртке
всегда замечают. Если зацапанным окажется интеллигент, то выложит как
миленький рубликов пятьдесят, чтобы унести копыта. А если "коллеги"
загребут рабочего хорошего разряда, тот разве что сотней отделается. Или
светит ему ЛТП на пару годиков, там квалифицированных трудяг как раз
собирают, чтобы вкалывали за здорово живешь. Это поветрие, говорят,
опять-таки от нашей конторы пошло.

Никита был слесарем-автомехаником и к тому же имел уже привод в
вытрезвитель. Он понимал, чем дело пахнет, пытался вывернуться из своей
кожаной куртки, чтобы дать деру, но менты тянули его еще за рубаху и
штаны. Близился момент полного поглощения.

Не знаю, почему тогда я вмешался. Может, мне не понравились наглые
торжествующие морды "коллег", может, Никита слишком напоминал жалкую
рыбку, бьющуюся в сетях. Короче мне сразу захотел сделать что-нибудь
неприятное товарищам правоохранителям. Я аккуратно подобрался к ним и
незаметно уронил двадцатипятирублевую бумажку. Один из ментов быстренько
накрыл ее ладошкой и стал поднимать, несправедливо полагая, что она выпала
из Никиты.

- Почему это вы отбираете деньги у товарища? - выступил я.

- А ты кто такой, мать твою так?

Я объяснил и показал, кто я такой. Менты несколько приссали и когда я
грозно поглядел не в их сторону, тихонько забились в свою конуру.

- Ну, бери свой четвертак и потопали, - сказал я взъерошенному
страдальцу.

- Это не мой, не мой.

- Бери, сопливый, а не то сделаю больно.

Четвертной я, конечно, у него забрал обратно, но уже на улице. Однако
Никита считал себя обязанным и клялся чинить меня всю жизнь бесплатно. Я,
конечно, платил, но вот мне понадобилась услуга несколько иного рода...

Заглушив мотор, я пошевелил всеми членами и частями своего тела -
кажется, столкновение даром прошло. Потом вернулся к прежней наружности,
вылез из машины и присобачил старые номера. Весь "макияж", свой и
автомобильный, уложил в сумку. Как раз сзади отворилась железная дверь
гаража и появился Никита. Он обогнул жигуленок по кругу и убежденно
произнес:

- Значит так, спланированная автокатастрофа. Сводил счеты с
кем-нибудь из своих? Или обкомовцев?

От этого парня сейчас зависело многое - не подвело ли меня чутье,
когда я его выручал?

- В нашей стране, Никита, обилие сведений может серьезно повредить
здоровью и вызвать не только насморк. Я поломал машину, ты чинишь. Вот и
все.

- Глеб, а ты ведь мужик "с тараканами", - бросил он мне в спину. -
Или высоко взлетишь или глубоко упадешь...

- Люди перемещаются не только по вертикали, друг мой.

На работу я добрался на трамвае. Пока сочинял свою аналитическую
записку, узнал, что вновьприбывший Затуллин попал в аварию на улице
Маяковского. Поскольку ремнем беспечно не пристегнулся, то угодил
черепушкой в переднее стекло, водитель же помял себе об руль грудную
клетку и заработал хлыстообразную травму. Он сейчас дома отлеживается, а
Андрей Эдуардович с сотрясением хитрых мозгов - в больнице.

- С чего авария-то случилась? - добросовестным голосом спросил я у
Паши Коссовского.

- Да жигуленок их боднул, за рулем, наверное, кто-нибудь сидел с
большого бодуна. Ну и удрал само собой. Наш водитель успел только
приметить, что это кремовый "ВАЗ-2102". Сам понимаешь, не ахти информация.
Если сразу не поймали, то потом ищи-свищи.

- Да, кремовых "ВАЗов-2102" больше чем дерьма, - сочувственно
подтвердил я.

И один из них - а именно мой - мирно стоял сейчас в гараже у Никиты.
Тесть преподнес машину год назад и правильно я поступал, что парковал ее
на улице Воинова. Никто собственно и не видел, на чем я катаюсь из дома на
работу и обратно. Если я вместе с Пашей и выходил из здания после
окончания трудового дня, то он пехал на "Чернышевскую", а я говорил, что
мне ближе до Финляндского вокзала.

Никита через неделю отдал мне машину в полном ажуре, а еще через
полмесяца я ее загнал какому-то грузину, как две капли похожему на портрет
молодого Иосифа Виссарионовича. Мне даже как-то неловко было. Надюха
против акта купли-продажи не возражала, все равно ее катал на себе
подводник. Тем более и срубленные "бабки" мы с женушкой честно разделили
пополам.

Затуллин выписался из больницы через пятнадцать дней и умотал в
Москву - долечиваться, затем в отпуск, а там уж его на какую-то другую
ответственную работу перевели. Так что следующим явился совсем другой
проверяющий-надзирающий - собутыльник Безуглова.

А тесть, когда я загнал жигуленок, решил, что я совсем загрустил и
запил, поэтому действительно помог мне перебраться в ПГУ. Сайко тоже
содействие оказал. Но это было потом.

К Лизе я долго не наведывался. Боялся, что за мной "наружка" уже
присматривает. Но, когда она получила разрешение отчалить, я к ней явился,
только уже на троллейбусе.

- Исчезновение твоей машины и мой выезд как-нибудь связаны, Глеб? -
полюбопытствовала женщина, приученная своей профессией к внимательности.

- Не более, чем какой-то дым и какой-то огонь.

Я знал, что эта встреча самая распоследняя. Что мысли и чувства
докторши с этого дня начинают разворачиваются совсем в другую сторону. И
что я - в представлении Лизы - стану частицей другого, уплывающего вдаль,
наверное, жутковатого мира. И что в финальные дни Лизиного пребывания в
городе Ульянова-Ленина вокруг нее будет вертеться много людей, с которыми
я не желаю пересекаться - во-первых, потому что некоторые из них очень
вероятно болтаются на ниточках у нашей конторы.

Я был почти уверен, что зашел в своей помощи слишком далеко. Мне
казалось, что мои действия уже граничат с предательством. Пострадали
люди-товарищи, которые делали совместно со мной одну большую работу,
причем из-за не слишком обоснованных моих страхов за любовницу и ее дочку.
Елки, да не бореевский ли эксперимент расшатал мою психику, доселе крепкую
как бревно?

Сейчас Лиза уматывает к хорошему ли, плохому, но своему мужу, папаше
ее ребенка и становится жительницей чужой, враждебной страны, женщиной
чужого, враждебного человека. Да и "совенку" вскоре никакой дядя Глеб не
понадобится, он расплывется и вымоется из ее памяти уже через полгодика.

- Представляю, что сейчас варится в твоей голове, - проявила
умственную зоркость Лиза. - Ты, наверное, здесь уже не возникнешь до моего
отъезда.

- Наверное, миссис Роузнстайн. Это может повредить нашему счастью.
Так или иначе.

- Любовь кончается, Глеб?

- Теперь, когда я набрался столько всякой мистики, то выскажусь, что
ничто не кончается, а лишь переходит в другое измерение. Хотя бы в
подсознание, сны... Да, что мы грусть-тоску на себе навеваем с упорством
достойным лучшего применения. У тебя ведь начинается новая жизнь с новыми
ощущениями, надеюсь, недурными. Ведь Запад еще долго будет загнивать...
Может, и я переберусь на более интересную и замечательную работу.

- Вдруг тебя пошлют отравить водопровод в Вашингтоне, например,
дизентерией, чтобы президент застрял в сортире и не смог руководить
страной, а меня отправят на бой с этой вот заразой.

- И мы повстречаемся в центральном коллекторе вашингтонской
канализации. Расскажи такой сюжет какому-нибудь американскому
детективщику, может, он и вытянет его на роман под названием "Красный
понос".

- Но сегодня, Глеб, мы еще не стали друг для другами персонажами
страны снов?

- Да, сегодня мы еще можем присутствовать друг подле друга в полном
телесном объеме, не привлекая потусторонние измерения, - согласился я.

Мы упали в кровать и была волна, не менее мощная, чем в первый раз,
но какая-то умиротворяющая.

- В последние часы, где-то на заднем фоне у меня возникают
странненькие мысли, Глеб, - шепнула Лиза по завершению сеанса интимности.
- А что, если не начинать эту новую забугорную жизнь? И дело не в том, где
быстрее сгниют, здесь или там. Есть, что-то большее, чем красивый быт, чем
некрасивый быт.

- Я не желал бы себе лучшей жены, чем ты, Лизка. Но я все сделал для
того, чтобы ты оказалась там, а мои мозги и мышцы переключились совсем на
другое, на разные интересные и немножко рисковые игры. Россия - страна,
где часто проводятся опыты на людях и прочем веществе, тем и хороша. И тем
же она плоха и страшна для многих своих жителей, особенно таких как ты и
твой киндеренок... Ты знаешь, я сейчас испарюсь, а ты продолжай лежать.
Вот так получится отличная сцена прощания.

В коридоре, когда я уже направлялся к выходной двери, меня неожиданно