Михаил Успенский
Кого за смертью посылать
("Там, где нас нет" #3)
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
под водой, наткнетесь на лысого мужчину, сидящего среди водорослей. Вы
подумаете, что это водяной царь, но он заговорит с вами по-русски. Вам
покажется, что вы поняли, о чем он говорит, но через некоторое время вы, к
своему великому ужасу, поймете, что ошиблись.
Хорошо тому, кто умеет всю долгую многоборскую зиму проспать в берлоге, в
дупле, в норе под корнями. Неплохо ему! Никакой заботушки о дровах, о
припасах, о возможных гостях, а главное - не коснется его зимняя скука,
когда со двора выйти невозможно по причине метели, и приходится сидеть в
душной натопленной избе с дурной головой и выслушивать в сотый раз
надоевшие байки от домочадцев или нечаянных пришлых людей. Издалека-то ведь
не придут, новостей не доставят!
лягушкам, змеям да ящеркам еще и оттаивать предстоит - дело довольно
болезненное. Тут человек по сравнению с десной тварью и нежитью в выигрыше
окажется.
понятное дело, зато пребываешь в полусонном виде, когда никто никого почти
не ест.
берегов становился все тоньше, а озеро Гремучий Вир прибывало от
многочисленных ручьев, ему снился один и тот же сон: будто бы на берегу
стоит на коленях древний старик и зовет хриплым, рыдающим голосом:
относящимися к себе. Он вскакивал с лежанки, отбрасывал одеяло, сшитое из
драгоценного, по причине редкости, рыбьего меха, выскакивал из подводного
своего жилища и устремлялся вверх, к солнцу и небу. При этом он изо всех
сил врезался в недотаявший лед, и, если бы не тугие рожки, непременно
расколотил бы себе голову. Грязно человскаясь (это ведь только люди
чертыхаются, а черти, наоборот, человекаются), он осматривал окрестности
своих владений, никакого старика не находил, обиженно взвизгивал и нырял к
себе на дно, где со злости пинками пробуждал своих немногочисленных слуг -
русалку да утопленника.
хоть заорется про своего Ихтиандра - Мутило и пальцем не пошевелит, покуда
зеркало озера не освободится ото льда.
Дороги просохли, а ты все дрыхнешь! Гостя встречай! - доносилось сверху.
прошлепал плоскими широкими ступнями по холодным половицам, отворил дверь и
осторожно вышел.
на них можно было не обращать внимания. Мутило крякнул, присел, оттолкнулся
от придонного плотно слежавшегося ила и помчался вверх, яростно помогая
себе руками, ногами и даже хвостом.
ударился рогами в кусок замерзшей воды, расколол его и зажмурился от яркого
света.
Вместо старика на прогнивших мостках стоял здоровенный детина в алом
княжеском плаще и орал:
а у тебя скоро и раки последние расползутся!
ли в кости не с кем сыграть?
пред светлые очи.
водяному здоровенную бутыль. Мутило присвистнул.
княгини подальше, а то опять начнет... Веришь ли, всю-то зимушку - ни
чарки, ни ковша, ни капельки. Среди ночи, бывало, проснешься - а она
заговор нашептывает: "Звезды вы ясные, сойдите в чашу брачную, а в моей
чаше вода из заторного студенца. Месяц ты красный, сойди в мою клеть, а в
моей клети ни дна, ни покрышки. Солнышко ты привольное, взойди на мой двор,
а на моем дворе ни людей, ни зверей. Звезды, уймите супруга моего от вина;
месяц, отврати милого от вина; солнышко, усмири ясного от вина. Слово мое
крепко!" Видишь, наизусть вызубрил!
тут?
там все приготовил...
выломанными ставнями. В избе Жихарь успел кое-как подмести и расчистить
столешницу. На ней стояли две чарки - серебряная и деревянная, для водяного
- поскольку нежить серебра не любит пуще железа. Такая забота умилила
Мутилу.
постряпушки. - Сказал им так: мол, опять к печальным этим берегам меня
влечет неведомая сила. Тому нечего стыдиться, кому дома не сидится!
сразу сделалось красное, как всегда бывает у давно не угощавшихся людей, а
у водяника наоборот - пуще позеленело.
дружке, где были да что видели. Солнце припекало по-летнему. А комарам и
мухам было еще рано жить.
странствиях. Демон Костяные Уши чуть крылья до самых плеч не изработал,
пока разносил приглашения. Сам же Мутило прибыл в Столенград весьма
торжественно, в расписной телеге, позаимствованной ради такого случая у
Речного царя, сидел при этом в новенькой дубовой кадушке, а русалка его
стояла на хвосте, размахивала вожжами и громко свистела. В этой же кадушке
водяного и восвояси увозили, чуть тепленького...
кривлянами. Тесть-то мой и особенно теща названая, княгиня Апсурда,
разнесли по белу свету, что княжну Карину-де силой приневолили. Хорошо, что
уговорил Лю Седьмого перезимовать у меня.
цветными стращал, а слова говорил весьма ласковые да вежливые. Семивражье
мы поделили по-соседски.
жить.
пришлось нам снова туговато: Мундук-хан со своими степняками пошел в набег.
Пока мы мечами препоясывались да копья вострили, он уже пять деревень
разграбил, не считая хуторов и заимок. Полетели мы вдогон, да степняков
попробуй настигни! Но тут мой побратим Сочиняй-багатур им в потылицу
ударил, прямо нам в лапы погнал. Мундук-хана удушили, завернувши в ковер,
остальные к Сочиняю под руку пошли. Он теперь Сочиняй-хан! Договор с ним
заключили честь по чести, да только случись в степи засуха - снова могут к
нам полезть, не посмотрят и на договор... Степняки же... Не хан погонит,
так голодуха...
торчит и все остальное...
кузни не вылезает, постоянно денег требует - из нашей-то руды не всякая
сталь получается. Ругаемся до синевы. Беломор вечно своими делами занят...
Народ на дружинников жалуется. Я им толкую: не надо бояться человека с
мечом! Нет, все равно пугаются...
самое-то главное не сказал: детки-то пошли у вас?
бабки говорят. Она у меня и разумница, и обращение знает, и понятия всякие,
только ведь она природная княжна, а я...