Панин просыпался, приводил себя в порядок, потреблял предложенный
пищеблоком завтрак - к счастью, меню не страдало однообразием благодаря
встроенному в агрегат генератору случайных чисел. Сырьем для пищеблока
служила свежая зелень снаружи, а концентраты из неприкосновенного запаса,
прихваченные с галактической базы, как им и положено, оставались в
неприкосновенности: Панин берег их на какой ни то непредвиденный случай.
Во всяком случае, ресурсов для системы жизнеобеспечения у него было в
достатке - вода и воздух исправно регенерировались. Но и здесь необходима
была страховка, поэтому следующим пунктом распорядка дня был обязательный
выход на поверхность Царицы Савской, сеанс адаптации к ее воздуху и заодно
сбор биомассы. С каждым сеансом голова у Панина кружилась все меньше,
запахи уже не так оскорбляли его обоняние, и он мало-помалу становился
"двоякодышащим", то есть равно способным обитать в газовых средах двух
планет. Первое время он бдительно контролировал самочувствие, но на
здоровье адаптация не отражалась ничем, кроме некоторого учащения
пульса... Затем следовали обед и проверка систем корабля. Панин надеялся,
что ему удастся наладить связь, но "харакири" отработало на совесть, все
межэлементные коммуникации были разрушены, дабы восстановить их никогда не
смогли бы и самые изощренные специалисты зловредных галактических сил, не
то что заурядный драйвер. Ближе к вечеру Панин накрывал блимп и участок
полянки площадью приблизительно в гектар изолирующим полем, вытаскивал
наружу раскладное кресло, усаживался поудобнее и со злорадным
любопытством, будто зритель в театре, наблюдал, как разъяренные до
предела, взъерошенные, с налитыми кровью глазами и мордами в пене,
вродекоты бросаются на невидимую преграду, во что бы то ни стало желая
достать ненавистного врага.
свидетелем охоты вродекотов на крупную дичь. Из леса понуро выбрел
чудовищный, с панинский блимп, лохматый с проплешинами зверь, весь в
каких-то мясистых наростах, буграх, рогах и беспорядочно разбросанных по
бокам панцирных пластинах, жуя на ходу охапку листьев капустного дерева.
Уперся тяжелой башкой в изолирующее поле, ни черта не разобрал, но
сворачивать не захотел. Приналег - Панин кожей почувствовал, как поле
прогнулось, схватился за притороченный к поясу фогратор, но поле не
подвело. Пока зверь трудно соображал, как поступить далее, из-за стволов
серым потоком нахлынули квазифелисы и молча, без подготовки, деловито
стали резать его в лоскуты своими жуткими клыками. Гигант, как Панину
показалось, даже и не заметил, как умер, потому что и головой не повел в
сторону нападавших. Вот только что стояла, уперевшись лбищем в незримый
барьер, гора мяса и шерсти - и нет ее, а на ее месте лишь костяк в бурых
ошметках да лужа крови... Разделав тушу, вродекоты поплясали вокруг
Панина, ничего не добились и неожиданно брызнули врассыпную, а на падаль
откуда-то, чуть ли не из-под земли, стали собираться мелкие, похожие на
крыс могильщики.
поляну выскочил взмыленный, ободранный и смертельно перепуганный вродекот.
С разбегу взлетел на покатый контур поля, окончательно растерялся и сполз
в траву. И тогда из темноты леса на него туго упало серое в подпалинах
одеяло, окаймленное бахромой из когтей, прихотливо украшенное круглой
многозубой пастью посередине и, что самое-то мерзкое, без каких бы то ни
было намеков на глаза...
очередной кристаллик и предавался самообразованию. Проблемы генетики,
евгеники и прочая муть действовали на него убаюкивающе. Сон был крепок и
пуст.
растительное существование. Он все меньше задумывался над тем, ради чего
он все это делает. Забросил попытки восстановить связь. Реже вспоминал о
том, что в нескольких сотнях километров над его головой кипит насыщенная
событиями, делами и заботами жизнь Галактики. Где-то там, среди звезд и
туманностей, астрархи проворачивали запланированную реконструкцию шарового
скопления, чтобы там можно было жить - без него. Ксенологи наводили
контакты между цивилизациями, гилурги обращали межзвездное рассеянное
вещество в планеты и дайсоновы сферы, тектоны строили хрупкое, эфирное,
прекрасное здание Единого Разума Галактики... Но драйвер Панин был
исключен из этого процесса. Он ел, пил, дышал, спал. И почти не
разговаривал. О чем можно разговаривать с самим собой?
кресле, свесив руки через подлокотники и бездумно шевеля пальцами в
жесткой, по-земному зеленой траве. Какие-то неведомые букашки всползали по
ботинкам на брючины, подолгу копошились там, иногда застывая и шевеля
усиками, а затем вдруг вспархивали и уносились прочь. И даже вродекоты уже
не бросались на прозрачный пузырь изолирующего поля, а только пробовали
его лапами и бесшумно скользили по периметру, мимо - по своим непонятным
Панину делам.
грудью вбирая вязкий лесной воздух. - Здесь можно было жить. И выжить. Он
поспешил. И все поспешили следом за ним. Зря..."
Савской подле разверстого люка. Как и обычно, Панин равнодушно глазел на
маневры вродекотов вокруг себя и думал медленные свои думы. Например, о
том, что было бы славно к ужину получить в подарок от пищеблока творожное
суфле. Можно, конечно, и затребовать, но сюрпризы всегда приятнее.
Слабость к творожным блюдам, да и ко всему молочному, была приобретена
Паниным уже здесь...
слева от себя. Он даже не отреагировал на него должным образом, как
подобает звездоходу в условиях чужой планеты - расслабился, распустился за
эти дни. Прошло несколько секунд, прежде чем он подобрал ноги,
переключился с гастрономических размышлений на полную боеготовность.
уже где-то рядом. Да и не было поля вовсе. Было да сплыло. Растаяло.
Видно, перепало и его генераторам от проклятого "харакири", только не
сразу это сказалось.
от своих ног - только тогда он окончательно пришел в себя.
был зауряден. Не мог читать мысли, чувствовать присутствие врага,
двигаться быстрее молнии, не способен был на всякие чудеса, как, скажем,
его сверстники Лгана, братья Кратовы, Жайворонок или совсем уж легендарные
Михеев, Энграф или Бразинский. Но кое-что он умел, ибо без этого
"кое-чего" не видать бы ему дальних звезд, как своих ушей.
горло акульей пасти. Успел наподдать перекатившемуся через голову
вродекоту под ребра кованым ботинком. Успел добежать до люка...
сжались окончательно, Панин вырвался, потеряв полштанины вместе с кожей и
мясом. Взревев от боли, с разбегу нырнул в люк, приземлился на ладони и с
облегчением услышал чмоканье перепонки. Осатаневшие от нежданной удачи
звери бились в люк, в борт корабля, трепали и крушили в щепу раскладное
кресло.
укушенную ногу под лучевой душ, влепил себе двойную дозу блокадной
сыворотки, плеснул на рану заживляющего, проглотил пригоршню
стимуляторов... Нога горела, исходила острой, дергающей болью. Да и самого
Панина дергало. Он сидел на полу, в луже собственной крови, зажмурившись и
ругаясь черными словами. "Сдохну, - приговаривал он. - Пропаду я тут, как
гиена..." Но фармакопея понемногу делала свое дело. Кровотечение
остановилось, боль затухала, вовсю развернулась регенерация тканей, и
через час рана уже затянулась первой розовой кожицей. Панин с трудом встал
и, хромая не столько от боли, сколько из опасения почувствовать боль,
убрал следы крови и грязи. Он уже не причитал над своей горькой
судьбинушкой. Страх и растерянность отступили, а на их место пришла
ярость.
распроститься с мыслями о безмятежном кайфе в удобном кресле под чистым
небом. Панин был обречен на бесконечную борьбу за существование. Пока не
сядут батареи фогратора, пока не затупится и сломается мачете...
Вы что себе думаете? Что вы здесь хозяева? Что я буду вас бояться? Ну нет,
так у нас не пойдет! Я человек, а вы - гнусные, грязные, подлые хищники! И
я заставлю вас знать ваше место, я вас в землю втопчу, разорю ваши гнезда,
сожгу ваш лес, война так война!.."
раструб фогратора и выпрыгнул из люка.
собрались на эту поляну со всего леса, со всего материка, а то и со всей
планеты. А он выжигал их, словно заразу. Стоял спиной к блимпу и веером
палил из фогратора. Перед ним поднималась сплошная стена синего огня, дыма
и смрада.
которым тоже досталось от жара и шальных, прорезающих все до самого леса
Русанов Владислав
Маркеев Олег
Прозоров Александр
Никитин Юрий
Лондон Джек
Афанасьев Роман