залпов, с визгом кинулись врассыпную. Панин, в черном от копоти скафандре,
словно разъяренный бог, двинулся следом, дожигая раненых, отставших,
затаившихся.
себя разбушевавшейся неуправляемой стихией. Он ненавидел этот мир, как
прежде здесь ненавидели его. И теперь сводил счеты.
двух батарей фогратора. Позади него лежала черная голая равнина, впереди
еще горело. Панин повернулся и пошел, вздымая тучи пепла, к кораблю. Никто
не нападал на него, не бросался из кустов на плечи, чтобы рвать и грызть.
Нынче здесь у него не осталось живых врагов. Казалось, вся Царица Савская
оцепенела от ужаса. Он беспрепятственно дошел до блимпа, огляделся. Мирный
зеленый пейзаж был непоправимо испорчен. И плевать.
поскуливанье. Он пошел на звук, вскинув парящее смертью жерло фогратора.
вродекот. Он был наполовину обожжен, однако еще жил. Тесно поставленные
глаза строго и печально смотрели на приближающегося Панина. Не было в них
привычного кровавого отблеска - только боль и спокойное ожидание конца.
ни при каких обстоятельствах достоинство, пренебрежение к врагу? Те
качества, что издревле считались присущими земным кошкам? Как случилось
это озарение? Да было ли оно? Просто поглядел на пол, потом на потолок,
пососал палец: нарекаю, мол, вродекотами... И угадал!
добивать живое существо, глядя ему в глаза... Панин засунул фогратор в
кобуру, сходил на корабль, разыскал там кусок прочной, нервущейся ткани -
шторку из багажного отсека. Вернулся к раненому. Подошел сбоку и
осторожно, стараясь не беспокоить ожоги, перевалил зверя на разостланную
рядом ткань. Тот следил за человеком, не делая попыток к сопротивлению.
Похоже, он уже не соображал, что творится вокруг.
миллиметрику, сопя и обливаясь потом, затащил вродекота на блимп. Самое
занятное, что на протяжении всей операции он даже не вдумался ни разу,
зачем он так поступает!
освобожденном от посылок. Панин пожертвовал во имя его удобства частью
запасов зеленой массы для пищеблока: разбросал листья и ветки по полу.
Помещение наполнилось характерными лесными запахами, и вродекот, не
открывая глаз, наморщил острую седую морду и нервно дернул ушами. Он
продолжал лежать на шторке пластом, положив голову на неповрежденные
передние лапы, отчего делался похож скорее на усталую охотничью собаку,
которой снились приятные убегально-догоняльные сны. На присутствие Панина
по-прежнему не реагировал. То ли сил не было, то ли уже навалилась кома.
сырого мяса. Агрегат с некоторым недоумением, что выразилось в
продолжительном напряженном мигании индикаторов, принял странноватый
заказ, предварительно уточнив, какое именно мясо предпочитает клиент. Тот
остановился на говядине, и пищеблок снабдил его аккуратным бурым ломтем
прямоугольной формы, без пленок, прожилок и жировых прослоек. Панин
вывалил мясо из блюда прямо перед носом вродекота - тот даже не
пошевелился, только тревожно дернул боками.
столько убежищем, сколько узилищем. Пробовал почитать про всякие там
инбридинги с инцухтами, но скоро оставил это занятие. Отмахнувшись от
угрызений совести, вскрыл посылку, где хранилось что-то съестное.
Действительно, хранилось. Две грозди бананов и какие-то незнакомые плоды,
похожие на синие пупырчатые яблоки. сгнило. Кому понадобилось посылать все
это посылкой, когда повсюду есть пищеблоки, запросто синтезирующие любой
вообразимый фрукт и овощ?.. Панин внимательно прочел сопроводительный
лист: это оказались рекомендательные образцы новых сортов, выведенные
специально для разведения в условиях Меркаба. Что ж, некоторое время
меркабцам придется пожить без естественных фруктов. Панин спровадил
образцы в утилизатор и демонстративно заказал себе спелый банан. Пищеблок
с облегчением выдал требуемое.
дышал. Ему было погано. Панин брезгливо отодвинул уже размякший мясной
ломоть, присел на корточки и внимательно осмотрел ожог. Шкуры на боку и
холке практически не осталось: сплошная обугленная кора. Задние лапы
обгорели до костей. Любой земной зверь от такого увечья давно бы умер. Но
кто мог дать Панину справку о степени живучести обитателей Царицы
Савской?..
потребовал чего-нибудь болеутоляющего в сочетании с заживляющим. Блок
выплюнул ему на ладонь пластиковую капсулу с желтой маслянистой эмульсией
внутри. "Этого мало, - подумал Панин. - Тут меньше чем двумя литрами не
обойтись." Он попросил увеличить дозу, но, как видно, в блоке постоянно
срабатывали скрытые ограничители, дозировавшие эмульсию в строгом
соответствии с представлениями программы фармакогенеза о метаболизме
нормального человека. Правда, память пищеблока, старательно сохранявшая
все недельное меню во избежание повторов, на медикаменты не простиралась,
и через час Панин вытряс из агрегата нужное по его мнению количество
эмульсии.
содержимое на пораженные участки тела вродекота. Скоро задняя часть
туловища зверя покрылась лоснящейся пленкой. И лишь выбросив в угол
последнюю пустую капсулу, Панин вдруг подумал, что живительное для любого
обитателя Земли средство свободно может оказаться отравой для квазифелиса.
Пока он в раздумье чесал затылок, эмульсия начала оказывать свое действие.
И это, по всей видимости, не доставило и без того уже оглохшему от боли
вродекоту никакого облегчения. Тот наморщил морду, ощерился, заскрежетал
клыками. А потом тихо, совсем по-собачьи, заскулил.
Держись, парень. Это только поначалу больно, а потом пройдет, я знаю. Меня
вон давеча хватанули твои приятели... может, ты и хватанул... а я уже как
огурчик, плясать могу. Потерпи немного, эта штука хорошо помогает, быстро
лечит..."
клыков преследовали его повсюду. Он мотался по тесным корабельным
помещениям, иной раз устраивался в кресле, чтобы уснуть, натягивал
"диадему" с осточертевшим У.Уолдо и его гиенами - все без пользы. За эту
ночь, показавшуюся вечной, Панин от скуки и тоски трижды поел безо всякого
аппетита - даже творожное суфле не лезло в горло! - выпил без малого литр
рекомендуемого для здорового сна теплого молока. Но сон, ни здоровый, ни
больной, не шел.
границ, где уцелел живой лес, сновали невидимые во тьме хищники, светились
чьи-то глаза, кто-то кого-то скрадывал, приканчивал и жрал...
но уже тише, с большими перерывами. "Не пойду к нему, пока не уймется, -
подумал Панин малодушно. - Либо он сдохнет, либо выздоровеет. Что только я
стану с ним делать во втором случае?"
сбор биомассы. При защитном поле можно было бы обойтись и травой. А так
придется каждый раз облачаться в скафандр и с фогратором в одной руке и
мачете в другой добираться до деревьев. Все едино травы в радиусе
полукилометра после вчерашнего побоища не сыскать. Да и энергоресурс
фогратора не беспределен. Когда сядет последняя батарея, Панин вынужден
будет отбиваться от врагов мачете. А потом у него останется последнее
оружие - руки да ноги. И польза от них, пока цел скафандр. Но и у того
броня не вечна. Если ежедневно и кропотливо грызть ее острыми зубами...
Как в древней притче про алмазную гору, на которую раз в столетие
прилетает воробей почистить свой клюв.
смог унести, вернулся и нарубил еще столько же впрок. Потому что знал:
скоро страх перед ним забудется, растворится в крохотных звериных мозгах,
да и, в конце концов, на место перепуганных придут другие, ничего не
ведающие о двуногом карателе с огненным мечом.
почувствовал, какая на корабле установилась тишина. И только после
завтрака понял вдруг, что из багажного отсека не доносится ни звука.
бегом поспешил к своему подопечному. Открыл двери, переступил порог...
вытянув шею. Он не дышал. За ним тянулся грязный кровавый след. Глаза были
закрыты, пасть сомкнута в смертном спазме. "Вот и все", - подумал Панин.
и коснулся жесткой вздыбленной шерсти на загривке. "Вот и все, - мысленно
повторил он. - Как был один, так один и остался. Думал хоть как-то
оправдаться за... то, что было вчера. Перед кем? Перед собой? Перед
Царицей Савской? Что тут оправдываться... Он хотел убить меня, но я