когда возвращался. С молока понемногу перешли на мясо - хотя и тут
поначалу не обошлось без желудочных расстройств. И росли, росли...
головы. Гордые уроженцы Царицы Савской стали тезками старых добрых трех
поросят. А впоследствии из соображений экономии времени имена укоротились
вдвое: просто Ниф, Наф и Нуф.
вродекотов. Они жрали все, что плохо лежало, а то, что не могли сожрать, с
удовольствием рвали в клочья. Так было покончено с "Проблемами генетики" -
опрометчиво позабытая на видном месте кристаллограмма была проглочена в
единый миг и пропала для Панина навсегда. Опус У.Уолдо удалось отвоевать
чудом, правда - ценой глубокой царапины на запястье, которую в запале
пробороздил ему клыками один из братьев-разбойников, не то Ниф, не то Наф.
В качестве наказания Панин определил им двухчасовую отсидку в багажном
отсеке. Когда срок заключения истек, котята отказались покидать это
просторное помещение, где когти так замечательно гремят по металлическому
полу, а на обитые поропластом стены так весело бросаться с разбегу и
повисать чуть ли не под самым потолком. Панин не возражал. Теперь он хотя
бы мог спокойно выспаться без того, чтобы горячая, щетинистая, разящая
сырым мясом подушка внезапно укладывалась ему прямо на лицо...
несмотря на то, что Панин полностью перешел на дыхание воздухом Царицы
Савской. Перебежками он достигал края леса, торопливо срубал несколько
молодых деревьев и так же торопливо отступал под защиту корабельной брони.
Пока зверье соображало, что появился чужой, он уже бывал в недосягаемости.
Про его всесжигающее оружие вродекоты давно забыли. Забыл и лес: над
обугленной плешью поднималась упрямая трава, из пепла лезли к свету
древесные ростки. Да и сам Панин с удовольствием позабыл бы все к чертям,
если бы не рука.
знавшие иных забот, как набить брюхо, вдоволь напрыгаться и набегаться. И,
если уж очень повезет, стянуть что-нибудь из кабины и разорвать в мелкие
клочки!
пришла в голову мысль, что же он станет делать, когда юные вродекоты
повзрослеют. А взрослели они все так же стремительно.
Галактике, "заговорить" люк. С ним это произошло впервые. И означать это
могло лишь то, что как звездоход он уже никуда не годился. Звездоходы
многое прощали себе и друг дружке, космос есть космос. Но открытый люк
относился к ошибкам совершенно непростительным! Ведь соблюдение этой
простейшей предосторожности ничего не стоило, ни сил, ни трудов. Тем не
менее, Панин допустил такую оплошность.
открывался наружу. Вот Ниф, Наф и Нуф и выбрались на волю.
А ну марш на борт!" Котята поняли его рев как приглашение поиграть в
догонялки. И рванули в противоположную сторону, под покров леса. Панин
взвыл. Одно дело - загнать вродекота в какой-нибудь корабельный закоулок и
там отшлепать по мясистой холке, и совсем другое - пытаться настичь его,
бешено несущегося не разбирая дороги, на открытой местности. Особенно
когда за тобой самим уже охотятся.
Разумеется, некоторое время он мог держать оборону с фогратором, пока не
разрядится последняя батарея. Потом еще сколько-то он мог отмахиваться
своим мачете. Да и скафандр был еще в порядке... А в общем-то все это было
бессмысленно.
на чудо. В конце концов, с ним произошло уже столько чудес, что еще одно
никак не могло изменить баланса хорошего и дурного... И только когда
первый дикий вродекот оказался уже на расстоянии двух своих прыжков до
панинского горла, замкнул перепонку.
кто выглядит непривычно или просто слабее, его котята были обречены. Они
не умели охотиться. Они не видели врага в постороннем: скорее готовы были
с ним поиграть в догонялки или хватайки-кусайки. Они не знали, что хватать
надо исключительно за горло, а кусать - только до крови, насмерть. И
ничего, что внешне они оставались обычными вродекотами. Даже пахнуть они
должны были иначе.
опасностей, проголодаются и вернутся. Поэтому Панин весь остаток дня
просидел возле люка. А ночью перекочевал в кабину и включил инфралокаторы.
Но никто не пришел.
бессмертного труда У.Уолдо. Ему пришлось сосредоточиться, чтобы вспомнить
их значение. Прежде он испугался бы, а теперь даже не удивился. Все шло
своим чередом. Он дичал. Снова перестал разговаривать вслух: не с кем
было. Отпустил бороду, потому что показалось бессмысленным каждое утро
снимать щетину пастой "Фигаро", на производство которой уходила некоторая
доля биомассы. Перед кем форсить-то?.. Волосы уже не щекотали противно за
шиворотом, потому что давно ложились на плечи. Изрядных усилий стоило
вынудить себя регулярно принимать душ. "Скоро я умру, - безразлично думал
Панин. - Не потому, что остановится сердце. А потому, что остановится
мозг. Я стану таким же зверем, как и эти... вродекоты. Может быть, тогда
они примут меня в свою стаю?"
взгляд. На этом участке белой стены он старательно, большими буквами
начертал программу своих последних разумных действий - на тот случай, если
распад личности зайдет далеко, но не настолько, чтобы не выполнить эти
простые действия. Правда, не очень-то он верил в такую возможность...
Программа гласила: "Взять фогратор. Поднести раструб к голове. Нажать
пальцем на спуск."
произойдет. "А чего я медлю? - вдруг подумал он. - Чего жду? Разве что-то
еще может измениться?.."
не складывающиеся в слова, не выстраивающиеся во фразы. Заставил себя
прочесть все от начала до конца. Еще и еще раз.
искалеченная правая годилась теперь только на то, чтобы поддерживать
раструб на локтевом сгибе. "Взять фогратор, - бормотал Панин, как молитву.
- Поднести..."
напряжения мышц от этого он не испытал. Видимо, инстинкт самосохранения
уже заглох... Спусковая клавиша мягко утопилась в рукояти.
раз. "Вот гадина!.." - выругался он растерянно. Батарея разрядилась до
предела. Вчера ему пришлось отбиваться от приблудных вродекотов, которые
взялись неведомо откуда, совершенно неожиданно и никак не желали отстать.
Последний залп он сделал уже не глядя, из люка. Тут-то батарея и сдохла, а
он даже не обратил на это внимания.
как везение или наоборот?
угомониться и продолжала вести счет панинских удач и неудач. Да, ему не
довелось красиво умереть, и теперь неясно, как закончатся его дни,
окажется ли он способен достойно встретить свой жизненный финиш. Но он
обнаружил то, что фогратор стал бесполезной игрушкой, на борту корабля, а
не снаружи, в окружении вродекотов!
нами, людьми? Если верить Дефо, то обычный, средних способностей и неясных
душевных качеств, англичанин Робинзон Крузо почти вечность, десятилетиями,
поддерживал в себе силы и разум вдали от цивилизации. А я, тертый и битый
звездоход, специально подготовленный к выживанию в нечеловеческих
условиях, и года не прожил в изоляции, а уже готов опрокинуться на спину
лапками кверху. Или год уже прошел? А может, два?.. За моими плечами сотни
лет спокойного в общем-то прогресса человечества, меня воспитывали в
уверенности в своем будущем, в самоуважении и душевном равновесии - и я
так опустился. Почти озверел. Может быть, это и плохо, что меня так
воспитывали, что все мы с детства привыкли ощущать за своими и без того
далеко не узенькими плечами надежную мощь Земли и Галактики? Стоит только
оборваться этой пуповине, и все пойдет вразнос?!"
программу. "Стереть бы это позорище... Нет, пусть висит, пусть глаза тебе
ест, звездоход ты дерьмовый!" Он подошел к пищеблоку и заказал целый тюбик
пасты "Фигаро".