Чтение 28–й страницы книги ~Шествие динозавров~

не доискаться - над регионом образовался темпоральный келоид, а когда он
рассосется, никаких следов катастрофы уже с собаками не сыщешь.

- Хроносинкластическая инфандибула, - говорю я раздельно. Он в
замешательстве тормозит, морщит лоб, пытаясь разгадать смысл тарабарщины.
- Это не из ваших дурных учебников. Это из наших фантастических романов.
Курт Воннегут. Может, слыхал?

- Немец?

- Американец.

- Ну, неважно... Кончилось тем, что взрывом этот загадочный материк
был уничтожен.

У меня непроизвольно перехватывает горло.

- Как - уничтожен? Взрывом какой-то вшивой камеры?!

- А ты что думал! Это же темпоральная техника,
пространственно-временные искажения, высвобождение скрытых сил самого
Мироздания! Еще пустяком обошлось, а могли бы Евразию прихватить.

- Пустяком?.. Ты сказал - пустяком?! Ни хера себе пустяк! Разнести
вдребезги материк, спалить и утопить в океане целый народ... стереть в
прах целую культуру, неповторимую - без малейшего следа... Прадедушка
Сталин может гордиться своими правнучатами! И где же был процесс - в
Нюрнберге? Или, пардон, в "Саратове-12"?!

- Не ори! - Ратмир подходит к распахнутому окну и зачем-то
задергивает тяжелые шторы. Делается темно и жутко. - Какой процесс... кто
узнает... Не было процесса. Я предупреждал тебя - это тайна. Никто не
хотел развалить этот материк. Особенно те трое ребят, что погибли вместе с
камерой. Это не преступление, не геноцид. Просто неудачный опыт,
завершившийся роковой ошибкой. За что же судить? Да, последствия
чудовищные. Что там Хиросима, что там Чернобыль... Ельники ваши... Но это
случилось. Материк Опайлзигг канул в небытие. Рассыпался, сгорел, ушел на
дно. И отправили его туда именно мы.

- Сколько там было народу? Мне интересно знать цену вашей ошибочки.
Детей, женщин, здоровых головастых мужиков, способных строить дворцы,
ковать мечи, выдумывать эпосы, продолжать свой род...

- Трудно сказать. Какие-нибудь небольшие миллионы...

- И ты после этого можешь с патетической дрожью в голосе вспоминать о
троих засранцах в темпоральной камере?!

- Эти, как ты выразился, засранцы - мои ближайшие друзья. Я и сам мог
оказаться в той камере. Должен был оказаться! Может быть, все обошлось
бы... Ну, а ты с чего вдруг убиваешься о совершенно незнакомых тебе
миллионах грязных, вонючих, полуголых дикарей? - он резко останавливается
и начинает наступать на меня. Кулаки его сжаты, под загорелой шкурой
вздуваются вены. Впечатляющее зрелище. - Да в твое время от дурных
болезней за год вымирало больше народу, чем было тогда на всем материке!
Что-то не видал я слез в твоих очах по этому поводу. А знаешь, сколько
выкосил СПИД, прежде чем сам собой сошел на нет? Целое поколение!
Страшные, инквизиторские меры, искусственный отбор, воскрешение
пуританской морали - только так удалось погасить пандемию, какую вы
даровали нам в наследство. Вкупе с выпотрошенными недрами, расшатанной
экологией, изувеченной биосферой. Заблевали планету и кинули нам -
разбирайтесь! У нас до сих пор каждый десятый ребенок по вашей милости
идиот или урод, и мы вынуждены убивать его, потому что нет ни сил, ни
средств на милосердие! У девяноста процентов мужиков подавленное либидо,
зато те же девяносто процентов женщин - нимфоманки... Вот ты Нунку давеча
оттрахал, так об этом уже весь институт знает, для девчонки это же как
Нобелевская премия, ей завидуют! Если бы не особый режим в лаборатории, к
тебе бы в окна лезли, да только нам воин-телохранитель нужен, а не
замученный племенной жеребец! Тоже мне, учитель, моралист, папаша...
говно...

- В огороде либидо, - бормочу я потерянно. - Будешь слушать дальше?

- Буду.

- Так вот. - Ратмир возвращается в кресло, закидывает ногу на ногу.
Он ощущает себя победителем. Не без того: крыть мне особенно нечем. Его
рука поднимается, готовясь щелкнуть пальцами и призвать робототехническую
пери с прохладительными напитками. Нет у меня здесь никаких пери. Мне с
ними жутко оставаться наедине. Как с разбуженными мертвецами. Поэтому рука
его застывает, затем опускается. - Наверное, ты заметил, что, говоря о
катастрофе, я ни разу не назвал Опайлзигг империей. - Я сумрачно киваю. -
Это не случайно. Потому что в минус двадцать пятом веке не было там
никакой империи. Разрозненные поселения, примитивный уклад, зачатки
письменности, Какие-то примитивные культы. Заселив материк, зигган
оторвались от исторических корней и медленно деградировали...

- Что же вы мне голову морочили столько времени?

- Зато сейчас империя там есть.

- Не понимаю.

- Мы ее создали...

Гиам смотрел на меня, как на выходца с того света.

- Ты невредим, ниллган, - пробормотал он неповинующимися губами.

- А ты снова пьян, - сказал я неприязненно.

- Вино - благодать для взыскующего разума, - нетвердой рукой он
очертил перед собой магический полукруг, отгоняя наваждение. - Но час
назад на площади объявили, что ты убит.

- Они поспешили.

- Во всяком случае, еще раньше тебя искали. Вся дворцовая стража, с
тяжелыми луками и стрелами, напитанными ядом эуйбуа.

- Они не нашли меня. Когда мне понадобится, я сам выйду к ним.

Я затворил за собой дверь и сел прямо на пол. Грязные разводы от пота
застывали на моей коже.

- Это правда, что ты убил всех юруйагов? - осторожно спросил Гиам.

- Нет. Не всех. Элмайенруд... охотится на бегемотов.

- Отец Солнцеликого любил, чтобы от него рожали, - сказал Гиам. -
Скоро объявятся новые юруйаги. И новый ниллган. Ведь ты нарушил обет. И
твои члены...

- Будут размолоты на алмазных жерновах, - докончил я с раздражением.
- Спой эту песенку верховному жрецу. Никакой я не зомби, черт бы вас всех
побрал. Я человек, человек из плоти и крови!

- Не знаю, как там насчет плоти. Но кровью ты запятнан с головы до
пят.

Я посмотрел на свои руки. На свой меч. Повсюду брызги того самого...
высохшего сургуча.

- Это не моя.

Не отводя тускло светящихся глаз от меня, Гиам нашарил флягу из
раскрашенной тыквы и со свистом присосался к ее горловине.

- Хочешь? - спросил он.

- Не пью я вашей браги. Послушай, Гиам... Ты рассказывал про Ночную
Страну, про Многорукого. Это правда, или ты все выдумал?

- Я выдумал не все, - горделиво произнес он. - Не нужно напрягать
воображение, чтобы... Йунри-небодержец, они близко! Они жгут костры на дне
Ямэддо. Они уже подступили к городу. Их лазутчики шастают за моей дверью.
Что они там вынюхивают - не знаю. Три ночи назад, в час полнолуния, вот
этими глазами, - он пхнул себя в лицо растопыренной пятерней, - я видел
Многорукого. Он прошел из стены в стену, не обратив на меня внимания.
Обидно...

- Что обидно? Что не обратил?

- Обидно, что первым они съедят меня, а не Дзеолл

Гуадза или, скажем, тебя. Ну, тобой они вообще погнушаются. А я умен,
голова у меня - как у бегемота задница, сколько в нее втолкано за эти
годы! Неужели все напрасно? Я ведь не дописал... - он лихорадочными
движениями принялся наваливать на стол истыканные ножом свитки. - Не
поспел... ошибся в предсказании... на тысячу лет ошибся... всему конец уже
сейчас...

- Будет тебе, - проговорил я устало. - Никуда эта тысяча от вас не
денется.

- Тебе-то почем знать?! - заорал он и снова сграбастал флягу.

Глаза его округлились. В мутном их сиянии плавали пустые зрачки.

- Они здесь, - сказал Гиам упавшим голосом. - Кто?.. Где?! Что ты
мелешь?

Я прыжком вскочил на ноги. Вытянул перед собой меч. На пятке
повернулся вокруг себя. Никого...

Краем ока уловил смутно различимое шевеление прямо над головой.

Упал на спину, перекатился с боку на бок, уворачиваясь от мохнатых
когтистых плетей. Лежа нанес понизу удар "стелющийся лист" - лезвие с
чмоканием вошло в мягкое. Бесшумно поднялся. Застыл выжидая.

- Огня! Больше света!

Трясущимися руками Гиам запалил факел от факела. Робко приблизился ко
мне. По его сморщенному лицу текли слезы.

- Я не могу так, - причитал он тихонько. - Я устал от этого ужаса...

- Это Бюйузуо? - спросил я, указывая острием меча на невиданно
огромного, жирного вауу, еще сучившего лапами в луже извергнутой им
вонючей жижи.

- Ты смеешься, ниллган. Это мелочь, соглядатай. К тому же,
подосланный верховным жрецом.

- Нужно уходить, Гиам.

- Куда, ниллган? За тобой, в Землю Теней?

- Именем Йунри, есть же в этом мире спокойные углы?! В горы, в
монастырь, на побережье - подальше отсюда.

Гиам глядел на меня, зевая редкозубым ртом. Потом выволок из-под