"Бля, мужики! Таракан! Они что, книги едят?" и после краткого, видимо, циничного
разъяснения: "Ну вы, бля, даете".
...На полках стояли книги - те самые, за которыми в застойные годы гонялись,
выстаивали очереди. Макулатуру собирали. Теперь на хрен никому не нужны.
Сигизмунд ходил, смотрел, рассеянно перелистывал. Дрюон, Кронин, Дюма, Моэм...
Пестрая россыпь более поздней "северо-западовской" лабуды: все эти одинаковые
переводные романы, где герои - явно от нечего делать - то и дело спасают
Вселенную, чудом не лопаясь от гормонов... Абзац - подвиг, абзац - подвиг...
Из закутка гибким движением - как Шер-Хан из джунглей - выскочил на мгновение
Федор. Был красноват и немного вспотел. Шепнул почтительно и интимно:
- Сигизмунд Борисович!.. Визиточку!.. - И чуть громче, явно на публику: - Ребята
уж больно...
Сигизмунд вынул из кармана две визитки. Вручил Федору. Федор схватил и одним
прыжком скрылся в джунглях. Оттуда вновь донеслись приглушенные голоса и взрывы
мужского хохота. И с гормонами у ребят все в порядке, и здоровьичко еще не
шалит...
Сигизмунд выждал еще с минуту, а потом недовольно, начальственным тоном буркнул:
- Федор!.. Время, время!.. Хочешь, после работы приходи и тренди, сколько
влезет...
И, не дожидаясь ответа, стал пробираться к выходу. За спиной он слышал, как
Федор торопливо прощается:
- Ну так, ребята, договорились. Все пучком, все пучочком. И пивка! Ну,
конечно... Ага...
И по немыслимой траектории обогнув обреченного макулатуре Фридриха Энгельса,
устремился за Сигизмундом.
Когда тяжелая железная дверь закрылась за ними, Сигизмунд с Федором хлопнули
друг друга по плечу и дружно заржали. Отдышавшись, Федор перешел на деловитый
тон.
- Слышьте, Сигизмунд Борисыч, я у них тараканов разглядел - отпад. Знаете, этих,
с похотливой такой, тупой мордой... Они и там живут, где вообще жрать ничего. Я
во че думаю: я к ребятам пойду, БТТ с собой немножко возьму... Одного отловлю
для пробы и прилюдно казню. Для убедительности. Я к ним с пивком сегодня приду,
договорился. На абонемент ребят поставим. Хорошие ребята. Мне понравились.
Они выбрались, наконец, из пробки и доехали до Лермонтовского. Здесь Сигизмунд
остановился.
- Я в контору не поеду, - сказал он. - У меня еще дела в городе. Давай я тебя
здесь высажу. Мне оттуда выбираться геморройно.
Федор вылез. Сигизмунд закурил и хотел было трогаться, когда Федор, нагнувшись,
постучал по стеклу. Сигизмунд открыл окно.
- Что?
- Вы это, Сигизмунд Борисыч... Лукавый - он ведь хуже перуанского террориста,
повсюду бомбы раскладывает. Точно проверено. Вы того... не тяните.
Воцерковляться вам надо, Сигизмунд Борисыч. Хотите, я вас к отцу Никодиму
отведу? Он вам лучше, чем я, объяснит.
- Подумаю, - уклончиво сказал Сигизмунд. Идти к сварливому попу ему очень не
хотелось. - Ты, Федор, вот что... Арендаторы завтра придут, ты дверь им
заколоченную открой. И вообще все там подготовь.
- Лады, - сказал Федор.
Сигизмунд щелчком выбросил окурок, поднял стекло и поехал. В зеркальце видел,
как Федор молодцеватой походкой направляется к ближайшему пивному ларьку.
* * *
Аська открыла Сигизмунду дверь и с порога понесла:
- Ну, Морж, что за дела? Второй день жду, блин, вчера же обещал. Двое суток, как
привязанная, сижу, как дура полная - жду, жду Все вы одинаковые: как чего от
Аськи надо, так бежите, отбою нет, сидите - не выгнать, а как Аське что-то от
вас нужно - так не дозовешься...
- Мне уйти? - спросил Сигизмунд спокойно.
Аська бранилась на пороге своей квартиры. Лицо со сна слегка помято, губы
намазаны набекрень - нарочно, что ли, моду такую взяла? Выкрашенные зеленой
краской волосы торчат во все стороны, как у чертика. Как только в метро ее
пускают?
На ней были полосатые, желто-черные, гольфы для занятия аэробикой. Выше гольф
торчали тощие коленки. Сверху Аську прикрывал белый свитер из толстой
хлопчатобумажной пряжки. По свитеру в причудливом порядке были разбросаны плохо
отстиранные пятна кофе, чая и томатного соуса. Ворот-щель был такой ширины, что
свитер еле удерживался на аськиных плечах. Почти вся левая половина тела, до
соска, высовывалась наружу. Ругаясь, Аська поддергивала свитер, пока он не
переползал на другую сторону и не обнажал другую половину Аськи.
- Что ты, в самом деле, как маленький. Я сижу, как дура, жду, без холодильника,
выйти боюсь, повсюду лужи...
Жрать у Аськи было, конечно, нечего. Бардак царил неимоверный. Квартирка у Аськи
маленькая, однокомнатная. Комната - нелепо длинная, с загибом-аппендиксом,
который Аська очень удачно забила "многоуважаемым шкапом" - была завалена разной
дрянью. Бросалось в глаза огромное количество пепельниц - от хрустальных,
помнящих Хрущева, до старых консервных банок и битых горшков. По стенам висели
афиши, имеющие прямое или косвенное отношение к Аське. Фотографии, изображающие
Аську в многочисленных однообразных ролях. Запылившаяся пишущая машинка "Ятрань"
со вставленным и уже пожелтевшим листком, где бессмысленно была набита буква
"ДДДД". Куча пустых банок из-под кофе. У стены несколько гигантских полотен
друга-сюрреалиста. Болезненные фантазии в крупных мазках перекипали через край,
грозя хлынуть в комнату. Одна небольшая картинка висела на стене. В нее была
вогнана кирка. Видать, наиболее продвинутое достижение друга-сюрреалиста. На
другой стене, сладостным мещанским диссонансом, жались на позапрошлогоднем
календаре трогательные котятки.
Сигизмунд огляделся. Аська закрыла дверь и, не переставая браниться, пошла за
ним в комнату. Давненько не виделись они с Аськой. Считай, с лета. Кое-что
переменилось.
Во-первых, появилось несколько новых фотографий. На всех запечатлен один и тот
же человек. Внешностью напоминает актера, который в 70-е годы на Одесской
киностудии всегда играл бандитов. В крайнем случае - махновцев.
Человек на фотографиях ел, выступал с трибуны на митинге, веселился, как-то
исключительно противно, хозяйским жестом, притискивая к себе Аську. Аська на
снимке хохотала во весь рот и была неадекватна.
Сигизмунд показал на фотографии и спросил:
- А этот мудак - кто?
Аська обиделась. Оказалось, вовсе не мудак, а Алексей. Она, Аська, со своим
Театром Принципиальной Жестокости летом участвовала в кампании по президентским
выборам. Мол, не сдавайся, Борис!..
- А мудак-то этот - он кто? - вторично спросил Сигизмунд, специально желая
разозлить Аську.
Алексей - он не мудак, сказано же тебе, Морж! Он организовал выступления ТПЖ в
поддержку Бориса в своем районе.
- В каком районе-то? - лениво осведомился Сигизмунд. - На Ржевке, что ли?
Оказалось, в Сямженском.
- Господи! А где ж такое?
Аська затруднилась ответить, где это. Их туда привезли.
- Долго хоть везли? Можно по километражу высчитать?
- Да, - подтвердила Аська. Тут оказалось, что они всю дорогу беспробудно пили и
репетировали, поэтому никто толком не отследил, сколько они ехали. Но ехали на
поезде.
Короче, пленил Алексей доверчивую Аську. И сам пленился ею тоже. Несколько
месяцев в ее квартире жил. Потом свалил. Аська сперва в отчаяние пришла и
умереть желала. Сигизмунду за моральной поддержкой позвонила, но его, говнюка,
дома не оказалось. На автоответчик наговорила. Кстати, получал послание?
Сигизмунд отмолчался. Аська все равно не заметит.
- Ну вот, представляешь, как дура, взяла бритву и пошла себе вены резать. Иду, а
по радио Патрисия Каас поет... Или Мирей Матье? Хорошая такая песенка, просто
чудо... Остановилась дослушать до конца. Невозможно не дослушать, вот что такое
искусство, представляешь? - Аська нервно расхохоталась, отчего свитер едва не
спал к ее тощим ногам. В последний миг подхватила. - Стою с бритвой в руке и
слушаю песенку. А как дослушала, так и подумала: "А ну это все на хер!.." И не
стала ничего себе резать. Теперь этой бритвой подмышки брею и еще кое-где, мне
для роли надо, я тебе потом покажу... Хорошее лезвие, долго не тупится...
Театр Принципиальной Жестокости, где подвизалась Аська, существовал, к
величайшему изумлению Сигизмунда, уже шестой год. Спектакли, в которых играла
Аська, были похожи друг на друга, как блины, но Аська всякий раз взахлеб
рассказывала о новой роли. Объясняла, с примерами из Фрейда, Грофа и Кастанеды,
чем новая роль отличается от прежней. Сигизмунд разницы не замечал, что скрывал.
Главный режиссер театра был, по мнению Сигизмунда, злобный маньяк. Маленький,
чернявый, с мокрыми губами под тараканьими усиками. Пробивная способность и
жизнестойкость увеличивали сходство, взывая к инстинктам генерального директора
"Морены". Аськин реж умудрялся примазываться к любому мероприятию: будь то
фестиваль фейерверков, совместное с американцами и прочими пацифистами
расписывание грандиозного деревянного забора на Петропавловской крепости или
замена мэра губернатором. На все он отвечал очередным сценическим паскудством.
Аськины роли - как, впрочем, и все остальные - были бессловесны. Для издания
звуков, преимущественно утробных или желудочных, по сцене бродили два бугая. Они
либо мычали и создавали звуковую имитацию процессов жизнедеятельности организма,
либо били в какой-нибудь железный гонг.
Сценический костюм имелся один на все случаи жизни: облегающее трико телесного
цвета. Поверх трико рисовались те самые подробности, которые трико скрывало.
Иногда в ходе действа трико снималось или - в одном очень дорогом спектакле -
вообще яростно раздиралось в клочья. Иногда трико не снимались.
Сценографическое решение было нагло сперто мокрогубым режиссером у футболистов.
Актеры назывались соответственно. Например, Аська была левым нападающим. Только
однажды ей довелось побывать центральным полузащитником. Потом она долго
рассказывала, что это дало ей совершенно иное чувствование сценического
пространства и фактуры всего спектакля в целом.
Сигизмунд был вынужден таскаться на все ее премьеры, а после напиваться с
коллективом в грязных и темных маленьких гримерках, где мужчины и женщины
Лукьяненко Сергей
Зыков Виталий
Маккарти Кормак
Круз Андрей
Пехов Алексей
Круз Андрей