подергал себя за правый ус, будто проверяя, хорошо ли он прикреплен, -
любимейшая моя карта, называется джокер. Придет такая, сердце сладко
замирает. Я его всегда спрячу подальше, за даму какую-нибудь, чтобы
партнеры не подглядели, потому что великая карта джокер. Вот джокер-то все
и решает, потому что он стоит, извиняюсь за каламбур, вне закона битья, он
парит над фатализмом действительной жизни, он тебе и десятка, и туз,
великий оборотень, призрак, приносящий конкретное счастье конкретным
людям.
на ты, Ероним, а то я как-то не привык.
усов. - Да и кому захочется? Вот ты, к примеру, тоже стремишься повыше
забраться.
двадцать живешь?
живу нормально.
Константин даже обиделся. - Так не бывает. Если живешь нормально, значит,
кому-то продал душу, значит, этот кто-то хозяин твоей души, а если есть
хоть какой-нибудь хозяин, значит, ты раб, хоть на вот столечко, а раб,
шестерка. Я вот - строитель.
приложил указательный палец к губам и шепотом спросил: - Не слыхал
случайно?
бетону пошло, трехмиллионный город можно было построить, ей-богу. Да
неужели ты не слышал?
добровольный.
Понятно, а говорил, интеллигент. Ладно, за какие же такие грехи ты себя на
десять лет обрек? - Константин выжидательно посмотрел на попутчика. - Не
хочешь говорить. А я скажу, я тебе откровенно скажу: что-то должно
произойти. - Последние слова Константин произнес каким-то торжественным
шепотом.
личности, встречаемся непреднамеренно в ресторане, если мы, ничем не
обязанные друг другу люди, говорить откровенно отказываемся, значит, народ
сильно перепуган. Да, да, сильно народ насторожен друг к дружке. А зря
народ пугаться не будет. Если народ насторожился, обязательно чего-нибудь
должно произойти. Это же как ревматическая боль, если ноет, то уж точно
дождь будет. - Константин разлил остатки портвейна.
тебе тридцать лет с небольшим.
наше здоровье, а?
это возраст Христа. Это, Ероним, самый что ни на есть опасный возраст у
человека. Да, да, - захмелевший от общения Константин достал длинной рукой
плечо попутчика. - Здесь, как раз посередине жизни, на равном удалении от
двух бесконечных, как писал Сирин, черных полупространств небытия
напрягается человеческий организм одним дурацким вопросом: для чего
живешь, если смерть неизбежна и до нее остался промежуток, который ты уже
протопал, и ты уже знаешь его цену, его натуральную длину? И вот под этим
напряжением у человека возникает брожение ума. Он начинает перебирать в
своем паршивом мозгу, чего бы такое сотворить несусветное, прежде чем
кануть в черное полупространство. И не дай бог, если человек - дурак
беспокойный, он же такого натворить успеет, что потом лет пятьсот
расхлебывать остальным придется. Ведь ты, Иероним, наверняка что-то
задумал, а? - Константин подморгнул. - Ведь наверняка какую-нибудь дрянь
запланировал? А? Ну, не обижайся, чудак человек, я же так, шучу. Давай,
давай, выпьем, старик. - Константин чокнулся с попутчиком и жадно запил
свою откровенную речь.
испугались его строгого намека молодожены в купе.
видел, какие формы, а? Нет, определенно томление духа в ней имеет место. А
он малохольный какой-то, сморчок, похож на агронома. Пойдем, Ероним,
посмотрим, чего они там делают.
заваленный съестными припасами, был аккуратно вычищен, а супруги сидели
друг против друга и разгадывали кроссворд. Жена, уткнувшись в последнюю
страничку популярного издания, читала:
жены, заметив подвыпивших соседей, занервничал и принялся тереть лоб,
мучительно вспоминая обозначенное в туманном виде составителем кроссворда
явление.
Константин.
маленького деспота. Константин усмехнулся, а Иероним с завистью посмотрел
на щуплого невзрачного паренька, на его нелегкое счастье любить и
ревновать это пухленькое создание. Пройдет лет десять, она располнеет, то,
что сейчас кажется пикантным, станет бесформенным, звонкий голосок
превратится в монотонный, похожий на пытку скрежет, дети отберут у нее
зубы и личные мечты, а муж станет равнодушным укором быстрому ее увяданию.
А пока он боготворит ее, каждый взгляд постороннего мужчины воспринимает
как попытку посягнуть на самое дорогое, что есть в его серой жизни, каждый
невольный благожелательный жест с ее стороны, адресованный не ему, считает
грубым, вероломным предательством и бог его знает чем еще. Да, Иероним
чертовски позавидовал этой потерянной вместе с молодостью способности.
быть, еще подружимся. Вы, случайно, не агроном?
ничего. Лучшие друзья теперь, а уж с агрономами у меня вообще любовь, - он
пододвинулся поближе к жене агронома.
халата на ярко обозначенных контурах груди.
агронома.
пониманием ухмыльнулся, распечатал карты и поставил условие:
Картежная игра раздевает людей, обнажая самые мелкие черты характера.
Особенно игра на деньги или на интерес. На этот раз денег никто не
проигрывал, но интерес был. Константин решил блеснуть перед женой
агронома, которая сама оказалась азартной картежницей, хитрой, ухватистой,
по-крестьянски прижимистой в игре. А вот ее чахлый муж был не на высоте.
Проиграв кряду несколько партий, занервничал, расстроился, от этого делал
еще больше ошибок и окончательно спал с лица. Ко всему еще и проклятый
джокер, он как назло все время попадал к Константину, и тот выдавал его то
за козырного туза, то за погонную шестерку, крушил, засыпал, короче,
специально оставлял в дураках агронома. При этом он постоянно
комментировал действия дурака точными обидными словами. Лже-Иероним играл
вначале равнодушно, но когда плачевное состояние агронома достигло
очевидного уровня, он стал незаметно подыгрывать ему, что однако не
изменило хода событий. Агроном сделался дежурным дураком и, когда игра
всем надоела и все уже захотели спать, он не шутку разошелся, требуя
продолжения. Сыграли еще несколько раз, но результат остался прежним.
Кое-как договорились разойтись, и лже-Иероним вышел покурить в тамбур.
Человеков, подумал лже-Иероним. Бессознательное, потому что сознание
Посняков Андрей
Конан-Дойль Артур
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Круз Андрей
Лукин Евгений