народом. Шел уже двенадцатый час, пора было начинать. Конструктор
нахмурился и посмотрел на часы. Заметив его беспокойство, первый секретарь
подоспел к микрофону и принялся разворачивать руками в перчатках листки
своей торжественной речи. Тут невесть откуда налетевший ветер вырвал из
рук первого доклад и разбросал его мелкими частями по седым просторам
северной реки. Романцев растерянно оглянулся по сторонам, а народ внизу
зашумел. Кто-то незаметно крикнул из толпы:
и шепнул:
Торжественный митинг, посвященный началу важного оборонного эксперимента,
объявляется открытым. Слово для приветствия предоставляется нашему
заслуженному учителю товарищу Пригожину.
развернувшейся картиной. Пришлось его повернуть обратно к народу и
подтолкнуть к микрофонам. Да, теперь он скажет, теперь, когда все стало
правдой, когда больше нет сомнений в успехе, он подведет черту многолетним
исканиям и размышлениям. Вчера весь вечер он писал свою речь. Писал, но не
верил до конца, что свершилось наконец. Поэтому и получалось у него все
как-то приземленно и напыщенно. Но теперь, теперь он скажет.
час мне выпала огромная честь обратиться к вам, мои дорогие друзья,
земляки, сограждане. Извините, я волнуюсь, - Илья Ильич поправил круглые
очки.
очков, тем более таких древних. И все же очки были настоящие, не такие,
как обычно в фильмах надевают актеры. У актерских очков плоские стекла, и
от этого они неестественно блестят. Слишком блестят и производят
комическое, ненатуральное впечатление. Другое дело - очки, а точнее,
пенсне Пригожина. В них были нормальные вогнутые стекла, которые почти не
поблескивали. Илья Ильич еще раз поправил тонкую серебристую дужку и
продолжал:
воздействием солнечного света и взаимного влечения молекул возникла
сознательная жизнь.
предписаний и решений, но единственно путем демократической
самоорганизации образовалось думающее вещество. Как? - можете возмутиться
вы. Неужели мертвое рождает живое? Неужели из бездуховности возникает
доброта и нежность, из глупости ум, из предательства самопожертвование?
Что же, наступило время жестких вопросов и смелых ответов, ничего не
поделаешь, правде нужно смотреть в лицо. Да, мои дорогие сограждане,
возникает, да, из ничего! Из пустого места, из холодного беспробудного
невежества, вопреки всем известным и неизвестным законам сохранения! Но
однажды возникнув, разумная жизнь неистребимо воспроизводится под напором
любви и интереса. Она многократно приумножается и ей становится тесно. Да,
Земля колыбель разума, но разум не может жить вечно в колыбели. Разум -
достояние Вселенной. Он есть и средство, и цель.
индийской рубашки оказался маловат ему и теперь мешал говорить. Он
попытался ослабить давление одежды, но вдруг вспомнил про
тридцатиградусный мороз и перестал распутывать закутанную шею.
Вселенной. Я сам отдал лучшие свои годы освоению безвоздушных пространств,
конечно, так сказать, теоретически. Но я знал и верил: наступит время и
наш многострадальный народ выполнит свою историческую миссию
народа-первооткрывателя безбрежных холодеющих пространств.
Северной Заставы. В толпе зашушукались. Пенсионер Афанасич громко кашлянул
и сплюнул твердеющей в полете жидкостью. Вначале он с завистью смотрел на
соседа Пирожина, допущенного выступать перед народом. Теперь же его
охватило возмущение. С утра ему наобещали эксперимент оборонного значения,
а получается космическое надувательство. "Чего это он нам мозги пудрит,
как будто мы этого космоса и не нюхали?" - спросил он у Константина.
Константин пожал широкими плечами и потрогал себя под мышкой. У капитана
шумело в голове. Он вчера явно недооценил убойные качества местного
портвейна. Зато его полюбил отец конструктора, Петр Афанасьевич
Варфоломеев, и в результате совместного музицирования теперь по-дружески
делился с ним возмущением.
Северная Застава, основанная в таком ошибочном, далеком от культуры месте,
вдруг станет всемирным центром торжества человеческой мысли? - При этих
словах первый секретарь встрепенулся и, нахмурившись, тяжело посмотрел в
спину товарища докладчика. - Кто же мог даже мечтать, что отсюда, из
мокрых, заболоченных степей, раскинувшихся у порога водных просторов,
человечество сделает еще один шаг навстречу свободе и счастью?
идею, воплощенную в легкий серебристый металл. Идея была на месте. Илья
Ильич удовлетворенно перевел взгляд на ученика. Хотел безмолвно
поблагодарить его, но Сергей Петрович даже не обратил внимания на
учительское чувство. Генеральный конструктор щурил от солнца маленькие
глазки, разыскивая в толпе восторженное признание своих волшебных качеств.
Как будто все это техническое великолепие он придумал единственно из
желания увидеть теперь один-единственный взглядик, коротенький, родной,
многозначительный. Но серых любящих глаз никто не поднимал в толпе.
Наоборот, изрядно уже продрогшие земляки начали мало-помалу отвлекаться от
докладчика и сосредотачиваться на своих замерзших членах.
высокой трибуны. - Я кончаю. Итак, наступил момент, приблизилась граница,
вот-вот рухнет старый мир под напором научной мысли. Сегодня, когда мы
здесь, в степи, сделаем маленький шаг, все прогрессивное человечество, вся
Вселенная сделает огромный шаг из прошлого в будущее. Конечно, здесь одной
идеи мало. Тысячи и тысячи рабочих, ученых, инженеров могут удовлетворенно
вздохнуть. Их труд не пропал даром. Человечество приступает к освоению
космических мечтаний.
Романцев, за ним с ревом и ожесточением жаркими аплодисментами взорвалась
толпа. Первый дал знак оркестру. С радостной обреченностью оркестр
пожарников впился беззащитными губами в обжигающий до слез заиндевелый
металл. Загремела музыка времен первой революции. Под этот гвалт и грохот
никто не заметил, как к берегу подошел небольшой грузовой пароходик.
Капитан безопасности лихорадочно пытался понять, что же происходит. Если
это старт, почему не сообщили? - думал Трофимов. Ну да, не положено, пока
не выйдут на орбиту, сам же себе объяснял ситуацию капитан. Но почему
вдруг отсюда, почему сейчас, да и вообще, какой к чертовой матери старт?!
Чепуха, надувательство, авантюра! Нужно срочно что-то сделать. Он
попытался пробраться к трибуне, но люди, вмороженные друг в друга, стояли
сплошной стеной между ним и нарушителями спокойствия. Он, зажатый со всех
сторон, словно снежная баба с красным морковным носом, беспомощно
наблюдал, как Ученик и Учитель сошли с трибуны, подошли к первой черной
машине, достали оттуда свои небольшие чемоданчики и под одобрительный гул
толпы поднялись на мостик речного суденышка. Наконец треснула людская
ограда и капитан вырвался на оперативный простор. Трофимов подбежал к
самому краю воды и чуть не успел прыгнуть на быстро поднимавшийся трап. Ну
ничего, ничего, шептал капитан, расстегивая кобуру. На отчаянные попытки
вмешаться в неизбежный ход событий с мостика поглядывал генеральный
конструктор. Он даже с сочувствием крикнул капитану:
смехом.
Константину кулаком. Как же, испугал. Не для того ему отечество вручило
порох и патроны. Константин материл последними словами чертов мороз и,
напрягая натренированные мускулы, решал одну простенькую геометрическую
задачку - проведение прямой через две точки. Нужно обязательно решить, а
потом уже заглянуть в ответ. Хотя нет, ответ известен. В ответе прямая
должна превратиться в отрезок с окровавленным концом. Но та точка на конце
отрезка улыбалась ему прищуренными умными глазами. И тут, в самый
решительный миг, в тот самый миг, когда на часах пробило двенадцать, он
вспомнил забытое, заброшенное, вылетевшее из головы, а теперь вновь
ударившее в самое яблочко обстоятельство. Грянул в небо выстрел, замерли
люди, оторвали от своих инструментов окровавленные рты пожарники.
рванулся вдаль. Из толпы вышла на берег низенькая, с узкими плечами
женщина, достала из кармана старенького пальто цветастый платочек и
помахала вслед уплывающему к неведомым берегам сыну.
сорванную со шнурков шапку. - Ну Сашка, сейчас подорвет, ей-богу,