нарушителя порядка, сзади виднеется гильотина с обезглавленными телами.
себя ладонью по горлу. - Да, но почему здесь? Почему в эксгуматоре? Почему
ты здесь в эксгуматоре опять? Ни хрена не понимаю. - Феофан облизнул с
ладони бараний жир. - Постой, может, ты коренной, гражданин, а никакой не
товарищ? Тогда зачем тебе анкету заполнять, бррр... Что ты молчишь,
объясни человеку. Когда прибыл в Центрай?
смущение ума, отвечай толком.
паузу, - прибыли на вашу планету из космоса. Вчера ночью, может быть, даже
позавчера.
объяснить понятнее.
альмукантаранты, эпициклы, дифференты, плавали...
хорошая, зеленая, похожа на вашу, Земля называется.
знать, мол, ничего удивительного, как же еще может обитаемая планета
называться, не вода же.
успокойся, товарищ Петрович, не волнуйся, я же понимаю - луна, спутник,
спутницы... Ты, главное, не волнуйся. - Феофан еще раз посмотрел на часы,
уже озабоченно. - Я, пожалуй, пойду пока, скоро обход.
сочувствующей рожи. Не поверил. Феофан завернул баранью ногу в газету,
смахнул крошки с тумбочки и, тихо ступая на цыпочках, вышел.
создавшуюся комбинацию. Он вдруг вспомнил про шею и до него дошло, что она
уже не болит. Тогда он открыл глаза, разумно полагая, что вместе с болью
исчезнет и навязчивое изображение розовых покоев. Нет, покои были на
месте. Стены источали стерильный свет, календарь показывал первый день
после полнолуния, кондиционер за спиной высасывал остатки сигаретного
дыма. Все работало, тихо, бесшумно, качественно.
воздухе, свободно, без напряжения, как во сне. Струится белым флагом на
пол простыня, стучит сердце в боку, играет семиструнная музыка. Так можно
было лежать долго, и он лежал, слушал, прислушивался, не зашумит ли
яблоневый сад, не упадет ли прозрачный плод белого налива, чтобы разбудить
его для открытия закона притяжения между добром и злом. Дверь открылась. В
покои вошла Урса с серебряным подносом, а за ней вежливый человек в
докторском халате.
тумбочку поднос с яблоками, с таким видом, будто на постели лежит не
Варфоломеев, а неживой предмет.
просто господин Синекура. - Главный врач Эксгуматора наклонился и потрогал
варфоломеевские гланды. - Уже не болит, - больше утверждая, чем спрашивая,
сказал Синекура. - Будем снимать.
кармане.
землянин, потирая затекшую шею.
Или, проще говоря, институт смерти. - Синекура собрался уходить.
товарищем?
помочь ему. Машина Жозефа действует безотказно. Выздоравливайте.
не находите? - попытался Варфоломеев остановить вопросом главного врача.
полпути. - Но работать интереснее в институте смерти.
исследований.
результат.
внимания.
на первый взгляд. Одних сортов сколько. Смерть бывает физическая,
духовная, клиническая, социальная, политическая, да еще бог знает какая,
ведь мы многого еще не знаем, - главврач осклабился. - Ох, как не знаем!
Отдыхайте, - Синекура открыл дверь. - Можете сегодня погулять по палате.
Внизу разошлись облака, и в прозрачном воздухе он увидел старые кварталы
Центрая. Он сразу узнал то место, где стоял. Это был тот самый небоскреб,
который они обсуждали с Пригожиным, гуляя по первому этажу железной девки.
Вот, кстати, и она слева внизу. Острая игла проткнула ватный барашек и
тот, как на шампуре, завис над городом. Варфоломеев загляделся птичьим
обзором и нечаянно столкнул вазу с букетом. Нечаянно? Может быть.
Наверняка. Но делать нечего, и он пошел отыскивать кнопку вызова сестры
милосердия.
достоянием буквально каждой домохозяйки, то есть тем общим местом, о
котором не вполне безграмотные люди говорят: "Банально". Между тем,
явление это, чаще называемое парадоксом близнецов, далеко не проверено
человеческим опытом и, следовательно, не может считаться окончательно
доказанным. Многое остается невыясненным, и здесь возможны всякие
неожиданности. Так и в нашем случае. Хотя Соня Пригожина, в отличие от ее
отца и его ученика, не принимала участия в дальнем космическом полете, а
как и все пять миллиардов людей, оставалась неподвижной в системе отсчета
Земли, именно у нее, а не у отважных астронавтов время практически
остановилось. То есть, дни и недели подступали с такой неимоверной
медлительностью, с таким непоспешанием, что казалось, вот-вот сейчас
окончательно встанут и выпустят из себя последний живой дух.
теперь возвращалась домой. Она шла, опустив голову, будто боялась смотреть
по сторонам. Вот так же она когда-то, не поднимая головы, уезжала из
столицы, повергнутая строгой экзаменационной комиссией. Но почему? Почему
снова повторяется пройденный урок, и опять не в ее пользу?
богу, уже стемнело, - обошла дворец-музей и на краю суши уперлась взглядом
в покрытую заснеженным льдом реку. Хорошее дело лед, твердый, прочный.
Мало ли жизней он сберег от необратимых поступков? Слава богу, сейчас
кризис миновал, и теперь она не злилась на мороз, а наоборот, благодарила
за сохраненную жизнь в те черные декабрьские дни. И еще одно
обстоятельство манило ее к этому берегу. Как об этом сказать, если страшно
о нем подумать? Она прикрыла глаза, стараясь напряжением мысли
восстановить былое. Не получилось. Нужно закрыть уши, вот так, закрыть
глаза, или нет, смотреть на реку, только вниз и больше никуда.
прижалась вплотную к холодному граниту, поставила локти на парапет и
сдавила уши, - но напрасно. Сквозь шерстяные рукавички настойчиво
пробивался неживой механический шум. Громко, как в кинозале, зазвенел
трамвай на мосту, запищала под резиной просоленная асфальтовая набережная,
где-то заскулил троллейбус поношенными обмотками, город, огромный
трехмиллионный город орал простуженным на морозе горлом. Все бесполезно,
никуда не укрыться от подступившей действительности. Соня взглянула на тот
берег - все то же, предательское мерцание уличных фонарей, жилых окон,
вспышек трамвайных молний. Правее же чернела крепостная стена, а над ней -
граненый штык колокольни.
хитросплетениях, едва не опоздала на удобную электричку. Здесь, уже на
жесткой деревянной скамейке, изъеденной откровенными надписями, она
почувствовала, как замерзли ее бедные ножки. Она протянула их поближе к
теплому нагревателю и повернула голову к окну.
ноябрьские морозы больше не повторялись. Да и в прошлые годы она не могла
бы припомнить подобного вымерзания. Прошлые годы, прошлые годы. Где они, в
каком месте, в каких краях? То холодное ноябрьское утро одним хлестким
ударом отрезало от нее предыдущее время, будто его не существовало вовсе.
Она чувствовала и тогда: что-то случится непоправимое. Ведь не зря же
произошло это сумасшествие с митингом, с оркестром, с черными машинами.
Сапковский Анджей
Контровский Владимир
Березин Федор
Посняков Андрей
Земляной Андрей
Посняков Андрей