междугородняя линия безмолвствовала.
пригласил Бошку пить чай. Бошка притащил медный тульский самовар на десять
литров, выставил на балкон, засыпал щепками от ящика, в котором хранился
старый хронометр фирмы "Буре" и теперь раздувает его собственным сапогом.
задает этот вопрос внезапно, чтобы Бошка не успел чего-нибудь придумать и
соврать.
разжигать огонь в самом сердце самовара.
делом.
благородного фарфора на шесть персон. Достает ложки, салфетки, ставит
серебряную сахарницу, доверху наполненную колотым сахаром. Вынимает
сладкие булочки, раскладывает каждому по булочке. Во главе стола
усаживается Имярек.
дырявые твои мозги, - начинает убирать со стола лишние приборы.
Имярек.
зеленым сукном Т-образного стола. Кажется, сейчас приборы обретут своих
хозяев, зазвенит фарфор, захрустят на молодых крепких зубах головки
сахара, послышится громкое сирбанье и начнется долгий интересный разговор.
А вокруг будет бегать Бошка, подливать услужливо чаю, смахивать крошки со
стола и приносить бумагу и карандаши, если возникнет спорный вопрос. Бошку
никто не назначал лакеем, он мог быть равным среди равных, великим среди
великих, умнейшим среди умнейших. Но он сам захотел выполнять самую
грязную работу, ссылаясь на то, что кому-то надо этим заниматься, раз
лакеев не стало. Нет, ничего этого не будет. За столом будут сидеть они
вдвоем с Бошкой, только вдвоем.
что скоро и мне отправляться вслед за ними."
булочкой. У нас теперь с продуктами стало полегче.
Бошке сесть.
пьют молча. Потом Имярек начинает тяготиться молчанием, еще и оттого, что
Бошка постоянно громко чавкает. Бошка знает это, и Имярек знает, что Бошка
знает; он даже знает, о чем думает Бошка. Мол, я, конечно, человек
простой, аристократическим манерам не обучен, но чай тебе придется пить со
мной, потому что ты выбрал меня и посадил рядом с собой; потому что все
остальные хоть и не чавкали, но ты их не выбрал, потому что они чистоплюи,
а не аристократы, как ты.
умопомрачительное хлюпанье задает вопрос:
Имярек. - Причем же тут фронт.
Бошка. Заметив, что Имярек не собирается оспаривать очевидных вещей, Бошка
продолжает: - Что же на культурном фронте? Художники рисуют, музыканты
играют, а писатели - писатели пишут.
волноваться, я обещал врачам. - Берет очередную булочку с соседнего
блюдца.
продолжения пытки.
Бошка обозначает попытку направится за книжками.
театрально хлопает себя по лбу.
вчетверо сложенные листы из тетрадки по арифметике. - Вот, записана...
э-э-э, впрочем, неважно, кактус ему на могилу. Со слов... э-э-э, здесь
неразборчиво. В общем, народный эпос. Читать?
гордый человек. Рос он на берегу широкой народной реки и думал: отчего так
бедны, невежественны и угрюмы окружавшие его люди, если земля вокруг так
плодородна, а небо над их головами так прекрасно? Может быть, они глупы?
Нет, люди, которых он встречал, были находчивы и умелы. Может быть, они
ленивы? Непохоже. Он видел, как много они работают, не получая никакой
выгоды. Так, может быть, они нерешительны? Возможно, даже наверняка,
подумал гордый человек и решил дать своему народу..."
он дать своему народу небо."
мужичок на велосипеде, он утверждает, что небо можно покорить в ближайшие
сто лет. У него даже есть цельнометаллическая модель. Правда, народ его
держит за дурачка, но он и в самом деле чумной мужик, жить спокойно не
дает ни себе, ни близким. У него там, кажется, жена на себя руки наложила,
а может быть, и не жена. Да, кажется, сын, ну в общем, не важно -
родственник какой-то позора не выдержал.
Ведь он точно знает, знает наверняка, кто, когда и где, но темнит.
выздоровеешь, никак нельзя. Нет, нет, и не проси, ты же знаешь, это не мое
решение. Решения, принятые коллегиально, - подражая Имяреку, декламирует
Бошка, - являются законом для всех. Ты не исключение.
земля, и жизнь на этой земле станет справедливой, а люди гордыми."
ему нравятся карандашные записи на листочках в клетку. Имярек,
воспользовавшись невнимательностью Бошки, незаметно берет со стола
бронзовую статуэтку и слегка привстает. Теперь он уже видит не только его
профиль, но и тоненький плешивый серпик. Он крепче сжимает обхватившую
голову обезьянку, проверяя, есть ли в ней хоть полкило. Бронза, бронза,
мелькает в мозгу, бронза - мягкий металл. Нет, наверняка это метафора,
успокаивает себя Имярек и начинает наблюдать новое астрономическое явление
- смену фаз Бошкиной плеши. Вот тоненький серпик начинает понемногу расти,
точно, как растет молоденький месяц - рыжеватые заросли уступают место
диким пустым пространствам. Да, плешь - это его ахиллесова пята. Он вдруг
вспоминает писания Ивана Денисова, до сих пор не изданные, но услышанные
через хрип и стоны городской глушилки: "...Город спал, когда отец народов
склонил над письменным столом плешивую голову." Наверняка у Ивана Денисова
был комплекс Бошкиной плеши. О! Я знаю эту страшную притягательную силу,
когда хочется слету рубануть чем-нибудь тяжелым, дабы остановить
единственный раз в истории хотя бы одного идиота. Но нет, надо терпеть,
пусть откроется во всем блеске, пусть наступит полнолуние, и тогда он не
промахнется. Он слишком долго готовился к этому. Нет, он не принимал
окончательных решений, не продумывал детальных планов хотя и был мастер в
этом деле, нет, важно решить вопрос в принципе. И ни в коем случае не
готовить никаких планов, Бошка хитер и чертовски чувствует опасность. Тут
все дело во внезапности. Нужно дождаться любого случайного момента и
ударить разом, сильно, решительно. И вот момент наступил. Приближалась
первая четверть. А ты, Бошка, постарел - Имярек замечает с укороченного
расстояния коричневые пергаментные пятна у самого терминатора. Но нет
больше уважения к седеющим вискам и он делает следующий шаг.
занавесок, заливая молочным светом нехитрые атрибуты провинциального быта.
На всем жилом пространстве, ограниченном дешевыми обоями, завязалась
тихая, но бескомпромиссная битва между тьмой и светом. Первой пала вязаная
Андреев Николай
Володихин Дмитрий
Плотников Александр
Сертаков Виталий
Афанасьев Роман
Самойлова Елена