Дуглас БРАЙАН

ДИАДЕМА БОГИНИ

Кабак Абулетеса располагался в том квартале Шадизара, где в больших
количествах обитали висельники разных мастей - похитители людей, наемные
убийцы, уличные грабители, бандиты с большой дороги и, наконец, воры,
карманники, жулики всех родов, званий и степеней квалификации, которыми
столь славен был чудесный город Шадизар, получивший прозвание "Город
Воров". Сам Абулетес, жирный, неопрятный человек неопределенного возраста,
работал с утра до вечера, обслуживая своих беспокойных клиентов и, по
слухам, отличался исключительной честностью, прибегая только к шантажу, да
и то в редких случаях. Чтобы Абулетес обсчитал какого-нибудь громилу,
зарабатывающего себе на хлеб грабежом или разбоем, такого никто не
упомнит. Был он крайне услужлив, и на него всегда можно было положиться в
тех нередких случаях, когда требовалось срочно спрятать похищенную девицу
- при этом в такое место, где, во-первых, никто не услышит ее жалобных
воплей и рыданий, а во-вторых, не будет нанесен ущерб ее красоте.
Незаменим был Абулетес и в качестве укрывателя краденого, а что до трупов
неведомого происхождения - то не было ему равного, если возникала
необходимость избавиться от такой обузы, как покойник.

Именно поэтому дела Абулетеса процветали. Он по-своему любил своих
клиентов и, навалившись на стойку животом в заляпанном фартуке, смотрел на
них маленькими заплывшими глазками почти любовно. Вот дюжий кофитянин с
серьгой в ухе - недавно утащил из почтенного дома трех дочерей-красавиц на
выданье и с большой выгодой для себя продал на туранской границе. В углу
двое заморанцев, смуглых, низкорослых, вертких. Абулетес мимолетно
поморщился: не любил он своих соотечественников. Уж вот от кого постоянно
жди подвоха. То ли дело гирканцы - спокойные, выдержанные люди, всегда
высказываются ясно и прямо, а если им возразит, то просто зарежут.
Абулетес никогда не возражал гирканцам, и потому недоразумений не
возникало.

Его взгляд остановился в углу возле двери в кабак, и хозяин невольно
вздохнул. Там сидел самый неприятный из всех его клиентов. Это был совсем
молодой человек, который порой убивал в день до четырех человек,
осмелившихся обратиться к нему с вполне закономерным "малыш" или
"мальчик". За "парня" он мог расквасить нос, за "молодого человека" -
подбить глаз. Обращение "приятель" вызывало лишь скрежет зубов, однако без
членовредительства. Абулетес пытался как-то отечески втолковать юноше, что
весь Шадизар не может знать его по имени, что же до прозвищ, то ведь их
нужно еще придумать.

- Пусть называют "киммериец", - мрачно заявил парень.

Абулетес воздел к небу жирные короткие ручки и закатил глаза:

- Спаси нас, пресветлый Митра, да откуда же они могут знать, что ты
киммериец, ма... приятель!

Мгновение Абулетеса сверлил свирепый взгляд синих глаз молодого
варвара, после чего тот ответил:

- Погляди на себя в зеркало, Абулетес. Как по тебе за версту видно,
что ты прятал в своем подвале тех трех высокородных дурочек, которых
недавно продали в гарем, так и моя внешность...

- ...указывает на человека благородного, отважного и наделенного
прочими достоинствами, - подхватил Абулетес. - Но поверь мне, друг мой, в
Заморе никто слыхом не слыхивал ни о какой Симмерии...

- Киммерии, - поправил юноша, медленно багровея от злости.

- Неважно. Это я сказал с акцентом. Словом, Конан, я просил бы тебя
быть посдержаннее. Знаешь, в конце концов, молодость - не порок, напротив,
прекрасное время жизни. Если бы я мог вернуть мои молодые годы...

Конан из Киммерии смерил его с головы до ног презрительным взглядом,
и Абулетес поспешил налить ему вина.

Впрочем, после этого разговора киммериец стал действительно более
сдержанным.

Был он высокого роста, широкоплеч и мускулист. Отличное сложение,
правильные черты лица и, как это ни странно, своеобразное варварское
благородство - все это привлекало к нему людей. Впрочем, было бы
правильнее сказать иначе: это привлекало к нему женщин. В настоящее время
он обзавелся подружкой по имени Семирамис. Это была невысокая, широкая в
кости девушка с большим жизненным опытом, она была старше Конана по
меньшей мере лет на десять. Насколько было известно Абулетесу, эта дама
бессовестно вымогала у него деньги, которые парень добывал из кошельков
состоятельных шадизарских купцов. Поэтому Конан всегда был без гроша. В
этом смысле Семирамис постоянно стояла у трактирщика на пути, и Абулетес
ненавидел ее вполне искренне.

Требовать у Конана плату за постой и обеды, которые юноша поглощал со
свойственным его возрасту неумеренным аппетитом, Абулетес считал чистейшим
самоубийством. Ждать, покуда киммериец заплатит, было делом безнадежным.
Выселить его не представлялось возможным. Поэтому Абулетес предпочитал
ладить с молодым варваром и лишь разбавлял вино, которое тот потреблял еще
в больших количествах, чем съестное, а хлеб подавал черствый. Варвар еще
не до конца разобрался с благами цивилизации и не всегда отличал первый
сорт от второго: что до свежести продуктов, то его больше интересовало их
количество.

Вот и сейчас: сидит за столиком в "своем" углу возле выхода и срывает
зубами мясо с бычьей ляжки. Плохо прожаренное мясо трещит на крепких белых
зубах варвара. Жирный сок стекает по локтям, и время от времени парень
наклоняет голову и облизывает руки. Длинные черные волосы болтаются в
опасной близости к мясу, вот-вот запачкаются. Впрочем, Конана это не очень
волновало.

У входа в кабак загремело оружие. Все присутствующие замерли,
повернувшись к двери. Руки потянулись к поясам, где каждый без исключения
носил нож, звезду с заточенными краями, трос с металлическими шариками на
конце либо какое-нибудь другое оружие. Варвар хмуро улыбнулся и тронул
широкий меч, с которым не расставался никогда (Абулетес подозревал, что,
даже занимаясь любовью с ненасытной Семирамис, Конан одну руку держит на
рукояти меча).

Пригибаясь, чтобы не задеть о притолоку высоким коническим шлемом, в
кабак вошел офицер заморанской гвардии. За ним в кабак ворвалось десятка
два солдат в блестящих кольчугах. Они выстроились полукругом за спиной
своего командира, как по команде выставив вперед пики с пестрыми
бунчуками.

Абулетес выронил кружку, которую в этот момент споласкивал в тазу с
такой грязной водой, что скорее пачкал, чем отмывал в ней посуду. С
жалобным плеском кружка погрузилась в воду, и жирные пятна сомкнулись над
ней.

- Гвардия... - прошептал хозяин кабака. - Кто же из этих паразитов
затронул государственные интересы? Говорил же им: грабьте мирных горожан,
крадите девственниц из почтенных семей, убивайте невинных, но избави вас
Митра и Варуна посягать на дворец, хотя вот уж где кишат настоящие
злодеи...

- Всем оставаться на местах! - прогремел офицер. - Где хозяин этой
вонючей дыры?

- Я здесь, - дрожащим голосом отозвался Абулетес, поспешно обтирая
руки о засаленный фартук. - Что-нибудь случилось?

- Нам известно, что вы укрываете краденое, даете приют всяким
бандюгам и расплодили по городу воров.

- Насчет "расплодил" - это явное преувеличение, господин офицер! -
затараторил Абулетес. - Воры, ваше высокоблагородие, плодятся сами,
спросите хоть Семирамис... - Он вовремя прикусил язык, поймав яростный
взгляд Конана.

- Семирамис? - Офицер снял с пояса глиняную табличку и пошарил по ней
взглядом. Он умел читать и очень гордился этим. - Кто такая? В моем списке
нет.

- Это одна... э... почтенная дама, - пролепетал Абулетес, оказавшись
между двух огней: справа его сверлил взглядом киммериец, слева
начальственным взором мерил его офицер. - У меня с ней нелады, господин
офицер, вот я и брякнул, исключительно чтобы опорочить ее честное имя...

- Ладно, этой потаскушкой займемся в другой раз, - отрубил офицер. -
В настоящее время нас интересует один из тех ворюг, которые у вас
проживают в холе и покое.

- Смею вас уверить, господин офицер, мои клиенты - почтенные и
славные люди, - твердо сказал Абулетес, который обрел наконец почву под
ногами и заговорил увереннее. Такие диалоги ему приходилось уже вести не
раз, правда, не с представителями королевской гвардии, а с жандармами
рангом пониже.

Офицер с сомнением оглядел "славных людей". На него настороженно
смотрели горбоносые и плосконосые, темноглазые и светлоглазые, узкие и
широкоскулые липа, испещренные шрамами, расцвеченные клеймами,
разукрашенные синяками и свежими ссадинами, изуродованные морщинами. У
двоих или троих были вырваны ноздри, у пятерых не хватало ушей. Лишь одно
лицо казалось по-настоящему красивым - это было лицо молодого киммерийца.
Однако офицер не сомневался, что у юноши просто не было времени побывать
во всех переделках, которые выпали уже на долю его товарищей по пансиону.
Шрамы, клейма и морщины придут в свой черед и исполосуют эти правильные
черты, изуродуют чистые щеки, избороздят гладкий лоб.

Качнув головой, офицер сердито сказал:

- У меня нет времени на пустые разговоры с тобой, трактирщик. А уж
тем более - ближе знакомиться с этим сбродом. Скажу кратко: сегодня ночью
какой-то дерзкий вор обокрал опочивальню сиятельной графини Зоэ, да
простит мне госпожа, что я произношу ее чистое имя в этом поганом месте.