семью печатями. Купив в Мессантии доброго скакуна, он переправился через
Хорот и пересек Аргос с запада на восток, не слишком отклоняясь от
побережья. Ему пришлось обогнуть зону густых и непроходимых лесов - тех
самых, под чьим прикрытием в свое время пряталась "Громовая Стрела"; затем
он преодолел границу между Аргосом и Шемом, и через пару дней добрался до
Асгалуна, крупного шемского порта. Тут он пополнил запасы провианта, дал
передохнуть коню, а затем отправился через Эрук в Замбулу, находившуюся
уже на туранской территории. Город этот, как и окружавшие его пустыни, был
киммерийцу отлично знаком; когда-то, лет десять назад, ему уже доводилось
странствовать в здешних краях. Возможно, он сумел бы разыскать и кое-кого
из давних знакомых, но, по здравом размышлении, решил этого не делать.
Испаране, его прежней возлюбленной из Замбулы, было уже под сорок -
слишком почтенный возраст для женщины, по мнению Конана; и наверняка ее
уже окружала целая куча детей.
славную столицу Илдиза Туранского, где ему некогда довелось командовать
отрядом наемников. Здесь киммериец тоже не стал задерживаться; продав
своего жеребца, он сел на один из кораблей, ходивших в Хаббу, богатый
торговый город на восточном побережье Вилайета, пересек морские просторы
и, после некоторых приключений, добрался до Дамаста, где украл коня. Этот
самый мохнатый конек и пофыркивал сейчас неподалеку, выискивая скудные
пучки травы.
говорить начистоту, Конана опознали, и ему пришлось срочно уносить ноги -
за голову Амры, грозы побережья, была назначена очень приличная награда.
Переправляться через широченный Хорот пришлось ночью, в грозу, и только
удачливость киммерийца да выносливость коня позволили успешно завершить
это непростое дело. За Конаном гнались и на южном берегу реки; ему
пришлось скакать день и ночь, пока жеребец окончательно не изнемог. К
счастью, отряд аргосских стрелков изрядно растянулся, и киммериец, устроив
засаду, перебил пять или шесть человек - наиболее ретивых, мчавшихся за
ним по пятам. Остальные, видно, решили, что собственные головы дороже
самой щедрой награды, и оставили Конана в покое.
же история, что в Мессантии. Поэтому, явившись под вечер в шемский порт,
киммериец отправился к некоему перекупщику краденого, с которым был знаком
еще с давних времен. Этот пронырливый смуглый шемит оказал ему самое
горячее гостеприимство - то ли устрашившись конановых мечей, то ли в
надежде на дальнейшее сотрудничество. Гость не стал его разочаровывать,
сообщив, что прибыл для переговоров насчет продажи крупной партии шелка,
захваченной совсем недавно на стигийском корабле (что полностью
соответствовало действительности). Шемит и огромный варвар с жаром
торговались три дня; за это время жеребец отдохнул и отъелся, а Конан,
используя связи хозяина, раздобыл необходимые припасы. Наконец они ударили
по рукам, и киммериец покинул свое убежище, клятвенно пообещав доставить
драгоценный груз в самом ближайшем будущем. По дороге на Эрук он хохотал
во все горло, представляя, как его компаньон будет тщетно ждать обещанные
шелка.
множество постоялых дворов и кабаков - Конан на радостях напился. У него
хватало и золота, и серебра, и тут, неподалеку от знакомых мест, от
пустыни, куда можно было при случае улизнуть, киммериец чувствовал себя в
безопасности. Как оказалось, зря; очнувшись на следующее утро, Конан
обнаружил массу пропаж. Конь, по счастью, остался цел, но кошель, дорожные
мешки и, главное - драгоценные клинки, дар Рагара! - исчезли.
пригляделся к физиономии кабатчика: она выглядела весьма плутовской и
подозрительной. Не говоря ни слова, он вывел и оседлал жеребца; затем
пустился в разговоры с хозяином. Как тот утверждал, достойный рыцарь
пропил вчера все - и деньги, и оружие, и теплый плащ, и запасную одежду.
Остался лишь конь - наверняка для того, чтобы ограбленный рыцарь побыстрее
убрался с глаз долой.
в седло; затем, наклонившись и протянув руку, дружески коснулся плеча
кабатчика. Через мгновение этот хитроумный муж уже лежал перед ним на
лошадиной шее, дрыгая ногами и отчаянно вопя. Дождавшись паузы, киммериец
сообщил ему, что отправляется в бесплодную пустыню - без оружия, без еды и
прочих запасов; так что кабатчику придется сыграть роль провианта.
Возможно, достойный рыцарь не станет есть его сам, а использует как
приманку для шакалов; их мясо все же не столь омерзительно, как тощая
плоть ублюдка, обирающего своих постояльцев.
такой чудовищной силой, что глаза у плута полезли на лоб. Засуетились
слуги; словно по волшебству, откуда-то возникли дорожные тюки гостя, его
превосходные мечи, объемистый мех с пивом, свиной окорок, каравай хлеба и
даже слегка отощавший кошель. Разобравшись со своим добром, Конан явил
милость: отъехав от окраин Эрука подальше, сбросил кабатчика в придорожную
пыль. Скорее всего, мерзавец сломал себе ребра, что славного рыцаря совсем
не обеспокоило; пришпорив коня, он скрылся в песках, в направлении
туранской границы.
примечательного - возможно потому, что в сих местах, где ему доводилось и
разбойничать, и служить в войске, Конан держался поосторожнее. Во всяком
случае, он больше не сорил деньгами, а, прибыв утром в туранскую столицу и
сбыв жеребца на базаре, вечером уже покачивался на палубе пузатого барка.
Стояла самая середина лета, море было тихим и спокойным, как пруд; слабый
ветерок надувал паруса, и корабль неторопливо полз на восток, к Хаббе,
влача в своих трюмах расписную посуду и сукна, амфоры с вином и кипы
хлопка, бронзовые котлы и бухты пеньковых канатов, грубое парусное
полотно, седла, кожаные ремни, сапоги и расшитые бисером туфли. Не самый
пустяковый товар, но и не очень дорогой; однако вилайетские пираты не
брезговали и таким. Памятуя про это, Конан спал вполглаза и все время
держал оружие под рукой. Ему случалось разбойничать и в этих водах, но,
случись лихим молодцам наскочить на купеческий барк, вряд ли они вспомнят
былого сотоварища. Во всяком случае, не раньше, чем он уложит половину
этих ублюдков, думал Конан, ухмыляясь про себя.
горизонте угрожающе вырастали мачты с прямыми парусами и хищные вытянутые
корпуса пиратских галер. При виде их капитан неизменно приказывал поднять
повыше флаг с каким-то странным вензелем, напоминавшим осьминога с
растопыренными щупальцами, после чего галеры прекращали погоню. Конан,
наморщив лоб, припомнил значение этого сигнала: мол, добровольный налог
морскому братству уплачен.
пришлось задержаться подольше. Об этом городе киммериец не знал почти
ничего - а если б и знал, вряд ли поостерегся. Ничто не предвещало
опасности; вместе с группой туранских купцов он сошел на берег и
отправился в ближайший трактир, чтобы отпраздновать благополучное
прибытие. Он выпил сравнительно немного, если учитывать его огромный рост
и чудовищную жажду - может быть, парочку-другую кувшинов крепкого
золотистого вина - и мирно отправился на покой в отведенную ему комнату.
Проснулся же Конан в цепях.
окруженного толпой стражников, зачитал приговор. Киммериец так и не понял,
что вменялось ему в вину: не то он кого-то пришиб во время вчерашней
гулянки, не то его серебро сочли поддельным. Повод, без сомнения, был
надуманным и зряшным, но кара показалась ему более чем суровой: рабство и
гладиаторские казармы.
являлись любимым зрелищем хаббатейской аристократии, а Гхор Кирланда,
местный правитель, буквально коллекционировал отменных бойцов, выписывая
их из ближних и дальних стран. Наемные воины его не интересовали; он
предпочитал покупать пленников, захваченных тут и там во время пограничных
стычек или набегов, стравливая их то друг с другом, то с крупными
хищниками, которых отлавливали в окрестностях либо привозили из Вендии.
Жизнь большинства гладиаторов оказывалась недолгой и исчислялась днями, но
попадались и редкостные силачи, выдерживавшие два-три месяца, а то и
полгода почти непрерывных боев.
Асгарда, гигант-асир, заросший огненной бородой до самых глаз. С
неизменным успехом действуя секирой и боевым молотом, он дробил кости и
черепа противников, отделял головы от шей, выпускал кишки и перерезал
глотки. Гхор уже отчаялся найти ему равного противника - и тут подвернулся
Конан.
ли своим спутникам, лукавым туранским купцам, желавшим добиться милости у
местного властелина, то ли хаббатейскому трактирщику, у коего отмечалось
благополучное завершение плавания, то ли кому-то из его гостей, среди
которых наверняка скрывались лазутчики Гхора Кирланды. Как бы то ни было,
Конана сочли достойным скрестить оружие с асиром; его напоили, заковали в
цепи и осудили.
камере, затем в более просторном помещении, разделенном железной решеткой
на две половины. Все эти клетушки, в которых держали рабов-гладиаторов,
находились в подвалах большого амфитеатра, и в каждой под потолком было
прорублено оконце, тоже забранное решеткой - чтобы бойцы могли видеть
происходившее на арене. В Хаббе не практиковались тренировки и никто не
собирался обучать пленников фехтовальному искусству - да это и не
требовалось, ибо сюда попадали только настоящие воины, опытные и отлично
владевшие оружием. День за днем они глядели на ристалище, на будущих своих
Суворов Виктор
Корнев Павел
Сертаков Виталий
Ковальчук Вера
Шилова Юлия
Березин Федор