околеет с голода волк и высохнет на солнце ящерица. Главной заботой была
вода - и Конан пил ее крохотными глотками, утром и вечером, не позволяя
себе прикоснуться к бурдюкам во время дневного перехода. Он знал, что без
воды не сможет есть - чтобы протолкнуть в глотку сушеное мясо, нужно было
хоть немного ее смочить. В любом другом месте ему удалось бы выдержать без
воды восемь или десять дней и вдвое дольше - без пищи, но жаркое солнце
пустыни выкачивало влагу из тела словно насос; тут он мог рассчитывать на
два-три дня, не больше.
слизал последние капли воды. Это его не обеспокоило; на горизонте уже
темнела иззубренная темная полоска гор. Еще немного, и он до них
доберется, доковыляет, доползет... Однако последнее его не устраивало; ему
хотелось появиться перед Учителем твердо держась на ногах, подобно
человеку, а не ползучему гаду. Может быть, эта жуткая дорога по пустыне
являлась своего рода испытанием, проверкой мужества и упорства будущего
ученика? Если так, думал Конан, надо приберечь капельку сил, чтобы
встретиться с наставником достойно, как положено воину, привыкшему
переносить тяготы долгих и трудных походов.
если учесть размеры и подвижность пустынных гадов, струившихся по песку
точно черные молнии; но Конан оказался быстрее. Освежевав свою добычу, он
съел ее сырой, ибо ни веток, ни травы тут не было, и наутро с новыми
силами отправился в путь. Змеиная плоть показалась ему отвратительной, но
у нее было одно достоинство: холодная и скользкая, она немного утолила
палящую жажду.
голодный зверь, раскаленными клещами сжимала горло, впивалась в желудок,
моливший о капле влаги; от нее трескались губы, язык становился похожим на
вбитый в горло кол. Конан, однако, двигался вперед, к выраставшему на
севере горному хребту, упрямо переставляя ноги и стараясь не думать о
воде; тем не менее, потоки и водопады всего мира звенели у него в ушах.
и песчаный грунт под дырявыми подошвами сапог словно бы стал плотнее.
Конан поднял голову, смахнул пот со лба и огляделся.
бурый конус древнего вулкана. Его пологие склоны, где - сравнительно
ровные, где - покрытые трещинами или бугрящиеся уступами и карнизами,
уходили вверх, обожженные солнцем, иссеченные ветрами; следы старых
лавовых потоков казались застывшими реками с темной водой. Над макушкой
каменного исполина киммериец не заметил ни дыма, ни дрожания нагретого
воздуха: вулкан был мертв, и мертв давно. Впрочем, быть может, он всего
лишь задремал? Уснул тысячелетним сном, как умеют спать только горы?
стена, протянувшаяся с запада на восток; зубчатые башни, неприступные
замки из гранита и базальта, остроконечные клыки скал, водопады осыпей,
серые, бурые и черные утесы. Ни травинки, ни деревца, один лишь
безжизненный камень, такой же мертвый и унылый, как склоны вулкана... Но
нет! Его темную коническую тушу у самого подножья рассекала зеленая
полоска, ясно различимый мазок, нанесенный кистью некоего милосердного
божества. Оступаясь, еле волоча ноги, киммериец побрел по песку, не сводя
воспаленных глаз с этой яркой ленточки, сулившей покой и прохладу.
влага касается пересохших губ, ощущал ее упоительно-свежий запах... Он
видел ручей, струившийся среди травы, слышал звонкие трели водопада,
вдыхал насыщенный холодными парами воздух, что клубится над колодцем...
Потом наваждение кончалось, и распухший язык вновь становился кляпом,
забитым в глотку; судорожно пытаясь сглотнуть слюну, Конан делал еще один
шаг, еще и еще, с трудом переставляя непослушные ноги. Однако зеленая
полоска на склоне горы постепенно приближалась.
горы. Теперь перед ним возвышалась довольно большая терраса, заросшая
высокими деревьями и травой; она уходила влево и вправо изогнутым
полумесяцем, тянувшимся на добрых полторы или две тысячи шагов.
Сравнительно с гигантским конусом вулкана терраса была невысока, примерно
в десяток длин копья - даже теперь, полумертвым, Конан мог бы забросить
булыжник в шелестевшие на ее краю травы. Темную базальтовую стену,
подпиравшую эту площадку, рассекала широкая лестница, вырубленная прямо в
скале; ее ступени были выщерблены, тут и там бурый камень пересекали
разломы, нижняя часть, заметенная песком, выглядела полуразрушенной.
что лестница тянется на довольно значительную высоту; она вела на террасу
с садом и дальше, на вторую площадку и нависавшую над ней третью. Эти
верхние карнизы казались гораздо меньше нижнего, поросшего зеленью, и
выглядели пустынными; лишь на среднем Конану удалось разглядеть одинокое
дерево и какой-то кустарник.
вверх. Преодолеть первые ступени было нелегко; песок сыпался из-под
подошв, сапоги скользили по отполированному временем и ветрами камню.
Потом дело пошло легче, и киммериец, обливаясь потом, очутился наконец в
саду, на прямой и довольно широкой дорожке, что вела к следующему
лестничному маршу.
над жаркой, засыпанной раскаленным песком равниной, он попал совсем в иной
мир, благоухающий, свежий и зеленый; земля тут была покрыта не бесплодным
щебнем, а сочной травой, густые кроны деревьев скрывали безжалостное
жаркое небо, и где-то неподалеку слышалось журчанье ручья.
путника - настоящая вода! Конан прислушался к серебряному перезвону струй,
и на миг разум его затмился. Он сделал шаг, другой, потом замер и, упрямо
сжав потрескавшиеся губы, решительно направился к ступеням. Вода подождет!
Хоть жажда томила его, первым делом он хотел увидеть господина и хозяина
сих благословенных мест. Он ничего не тронет тут, ни травинки, ни листка,
ни капли желанной влаги, пока не склонит голову перед наставником. А
там... там - как решит Учитель! Пусть он прогонит пришельца, пусть не
захочет оставить в своем райском саду, но хоть напиться-то позволит! В
этом Конан не испытывал сомнений; к тому же, он сохранил еще силы, и жажда
не совсем помрачила его разум.
который был много меньше первого. Тут взгляду киммерийца предстала ровная
полукруглая площадка, покрытая травой и обсаженная со стороны обрыва
невысоким плотным кустарником; она простиралась на тридцать шагов в ширину
и вдвое больше в длину. Справа от лестницы, что вела дальше, на самый
верх, зиял вход в пещеру; его стрельчатая арка была настолько высока, что
всадник, поднявшись в седле, не дотянулся бы до нее кончиками пальцев.
Рядом с аркой рос огромный дуб с темной раскидистой кроной - наверняка тот
самый, который Конан разглядел с равнины; под дубом, друг против друга,
блестели две широкие каменные скамьи. Приблизившись к ним, киммериец
понял, что то были просто два отполированных временем базальтовых блока
без спинок и подпор; на каждом мог улечься мужчина его роста.
стоял человек - босой, в набедренной повязке, перехваченной нешироким
кожаным пояском. Его гладкая смугловатая кожа резко контрастировала с
бугристой корой, фигура - рядом с могучим деревом - казалась еще более
маленькой и хрупкой, чем на самом деле. Человек этот выглядел старым, но
не дряхлым; на лице его не проступали морщины, в черных, коротко
подрезанных волосах не мелькала седина. Лишь взгляд, спокойный и
уверенный, выдавал возраст; зрачки редкостного янтарного оттенка казались
двумя крохотными солнечными дисками, готовыми озарить сиянием лицо или
метнуть всесокрушающую молнию.
но тут он почувствовал, что ноги его начали дрожать. Была ли тому виной
усталость после долгого и тяжкого пути или пронизывающий насквозь взгляд
старца? Странная сила, таившаяся в суровом изгибе рта, твердых очертаниях
скул и подбородка, в четком росчерке густых бровей, похожих на
распластанные крылья хищной птицы, смущала огромного варвара. Нерешительно
он шагнул вперед, потом опустился на колени.
звучал хрипло, словно в опаленном его горле перекатывались жаркие пески
пустыни.
медленно, не торопясь, направился к нему, обошел - раз, другой, третий, -
оглядывая с ног до головы. Хотя Конан стоял на коленях, лица их оказались
прямо друг против друга - наставник и в самом деле был невысок. Брови его
сдвинулись, и Конан, встретившись взглядом со старцем, вздрогнул:
золотистые зрачки пылали, словно раскаленные уголья. У человека не могло
быть таких глаз! Он припомнил свой давешний сон - там, на корабле, когда
Рагар, Фарал и Маленький Брат явились ему все трое... Видно, не врали
ученики, говоря, что их наставник стоит ближе к богам, чем к людям!
голос его показался киммерийцу резким, хрипловатым, повелительным.
Напрягая слух, он начал разбирать отдельные слова.
сильный, очень сильный... однако не слишком молод... хмм... зато здоров,
как бык... северянин... северяне хорошие бойцы, но злы и неистовы... не
умеют владеть собой... хотя бывает по-разному... да, по-разному... этот,
похоже, терпелив... терпелив и упрям...
"против"; его голос то падал до шепота, то становился отчетливым и ясным.
Конан ждал, склонив голову и стоя на коленях. В глотке у него будто бы