искавшие ни власти, ни славы, ни богатства, верные и отважные; и тех из
них, кто, кроме бескорыстия, храбрости и крепких мышц, умел слушать зов
Митры, благой бог наделял особым даром, предлагая каждому такую частицу
своей божественной Силы, какую мог вместить и вынести хрупкий человеческий
разум. Наставнику же полагалось пробуждать сей дар, лелеять и пестовать
его, как слабую искру, что слетела в душу человека из небесного костра
Пресветлого...
Тот же, кто пришел к нему этим днем...
достоинств Учитель обнаружить пока не сумел. Владеющему энергией астрала
не слишком сложно разобраться в душе варвара, как бы тот ни пытался скрыть
свои намерения и мысли, как бы ни хитрил, ни умалчивал, ни
изворачивался... Аура этого киммерийца, которую старик ощущал столь же
отчетливо, как видел его лицо, казалась расплывчатой и мутной, хотя и
наполненной эманацией силы, первобытной стихийной мощи, дарованной Митрой
лишь исполинам - тем, на чьих плечах покоился мир. Возможно, Секира был из
их рода? Возможно, в жилах его текла капля крови Первосотворенных? Но как
такое могло случиться?
его раздумий. Верно ли он поступил, согласившись учить этого северянина?
Ведь пришелец отнюдь не был бескорыстен и чист, да и не слишком молод,
если на то пошло! Сложившийся человек, не склонный пожертвовать своей
свободой ради божественных целей, явно стремящийся к богатству и власти...
авантюрист, привыкший играть и собственной жизнью, и жизнями тех, кто
встретился ему на пути... убийца-варвар, пират и наемник... Без сомнения,
он не был лишен какой-то доли природного благородства и мог совершить
бескорыстный поступок, но Митра требовал от учеников гораздо большего.
Исполнения своей воли! Преданного и долгого служения!
Омм-аэль! Да понял ли он смысл принесенной только что клятвы?! Или счел ее
зряшным делом, пустой отговоркой, старческой причудой?
его сомнения. Его предшественники однако молчали; еще никогда прошедший
пустыню, что отделяла их обитель от остального мира, не был отвергнут.
Долгий и трудный путь являлся своеобразным искусом; лишь тот, кто
преодолел его, мог принести должные обеты и постичь Великое Искусство,
став членом безымянного ордена слуг Митры, бродивших по свету от
Восточного до Западного океана. Лишь тот, кто преодолел! Вероятно, сам бог
приглядывал за странниками, посылая недостойным соблазны, уводившие их в
сторону от желанной цели; во всяком случае, те, кому удавалось добраться
до пещеры и сада на склоне погасшего вулкана, вполне подходили в ученики.
он дошел, добрался! Невероятно, непонятно, странно... Впрочем, Учитель
усматривал в том знак свыше, некое божественное повеление, которое ему
полагалось исполнить; и сейчас, устремившись душой и сердцем в безбрежный
простор астрала, старец молчаливо вопрошал грядущее.
что была доступна смертному - не мог широко раздернуть занавес, скрывавший
будущее мира; лишь узенькая щелка приоткрывалась для него. И Учитель
глядел, напрягая внутреннее зрение; глядел, все глубже и глубже погружаясь
в транс, протягивая незримые нити сквозь дни, месяцы и года; глядел, как
несутся по волнам корабли с разбойным людом, как маршируют солдаты,
закованные в сталь, как неудержимой лавиной несется панцирная конница, как
рушатся стены и башни крепостей, как храмы нечестивых богов превращаются в
руины, как пылают города и льется кровь, как горит и светится
могущественный талисман, око великого королевства, сгусток живого огня...
Тот же, в чьих руках сияло это сокровище, был высок, смугл, черноволос, и
глаза его отливали глубокой синевой закатного неба.
севере, когда наставник очнулся. Долгое время он сидел, обратив лицо
вверх, к искрам вечного огня, что неторопливо вершили свой путь над его
головой, покорные течениям и водоворотам астрала. Он думал и вспоминал; он
пытался сложить из кусочков мозаики цельную картину, некое гигантское
полотно, окаймленное сценами битв и осад, портретами полководцев и магов,
королей и воинов, нагими женскими телами, яростными ликами чудовищ и
демонов - пестрый и красочный рисунок грядущего, в середине которого был
запечатлен высокий черноволосый мужчина с короной на голове - тот, в чьих
руках сиял огненный талисман.
всего лишь человеком (хотя на сей счет имелись разные мнения) и не спорил
с велениями судьбы и божества, коему служил преданно и верно. Омм-аэль!
Сам Пресветлый Податель Жизни хочет подвергнуть этого киммерийца искусу и
соблазнам, ввести во грех и дать возможность искупления, закалить, как
булатный клинок на ледяном ветру, испытать могуществом, удачей и бедой,
радостью и горем...
это сумеет стать великим владыкой и занести карающую руку над Злом, что
готовится покачнуть Весы Мира. Такова воля Митры!
заметно шевелились, словно он творил молитву Пресветлому. Но тот, кто смог
бы разобрать шепот старика, услышал бы иное...
Руку на севере, сотрет память о Красном Кольце в странах востока... Он
будет ловцом, они же - его добычей... Омм-аэль! Наступит день, и он,
сражавшийся прежде с демонами и колдунами, сможет противостоять даже
богам... Омм-аэль! Он совершит грех, он искупит его и не узнает об
искуплении... Омм-аэль! Да свершится воля Митры!
тумане грядущего, твердой поступью вошел в пещеру. Там, уронив голову на
стол, храпел Секира, новый его ученик; и завтра ему предстояло начать
шлифовку сего неограненного алмаза.
светоносного Митры. Однако оружие это, хотя и крепкое, по мнению
наставника нуждалось в заточке и полировке, в удалении ржавых пятен,
смазке и наведении окончательного глянца. Это заняло немалое время, ибо
северный варвар не был сырой и покорной глиной в руках гончара; он многое
умел и многое мог - в том числе и такое, о чем не догадывался сам.
Прозрение, однако, было еще впереди, а пока киммериец постигал то великое
искусство, в котором, как мнилось ему прежде, являлся мастером. Он
трудился день за днем, одновременно изучая и новое свое жилище, и тот
крохотный уголок огромного мира, в который привели его божественное
провидение и собственная настойчивость.
служила старцу арсеналом, местом для трапез и приготовления пищи; почивал
же он в келье, расположенной справа от входа, в которую вел неширокий
проход. Ученику была отведена каморка напротив, довольно тесная, но
уютная. Каменные стены ее на ощупь казались теплыми и сухими, пол и
деревянный топчан выстилали циновки, плетенные из травы, а в небольшое
оконце, глядевшее на юг, с утра до вечера струился солнечный свет. Кроме
соломенных матов, деревянного ложа да железного крюка, вбитого в стену при
входе, в камере не имелось ничего. Впрочем, Конану ничего и не
требовалось; перевязи с мечами Рагара он повесил на крюк, изношенные
сапоги швырнул в угол - на том и завершилось его вселение.
мести пол и готовить еду, овощную похлебку и лепешки из плодов хлебного
дерева; мясо и рыба в рационе наставника отсутствовали начисто. Труд этот
не занимал много времени, но было в нем и кое-что необычное, вызывавшее у
киммерийца в первые дни если не страх, то почтительное удивление. Густая
похлебка из моркови, капусты и свеклы варилась, как положено, в бронзовом
котле; овощи росли в небольшом огородике на нижней террасе, воду же
полагалось черпать в каменной выемке неподалеку от очага - над этой
природной чашей звучал тихий несмолкаемый плеск падающих капель. Но кроме
котелка, овощей и воды требовался еще и огонь, а значит, дрова. Однако
дров не было.
масла, ни той темной жирной влаги, густой и тягучей, что в некоторых
местах сочилась из земли; не было ничего, кроме чистых незакопченных
очажных камней. Над ними Учитель дважды в день, утром и вечером, простирал
руки, потом сосредотачивался на миг - и в очаге с негромким резковатым
хлопком вспыхивало пламя.
языки, что вздымаются над сухим хворостом, или на стремительный перепляс
багровых струй, порожденных пылающим углем. И то, и другое Конан помнил
слишком хорошо: ему довелось разжигать немало походных костров в лесах и
степях, уголь же горел в горне отцовской кузницы, в далекой Киммерии. Но
это пламя, на которое он глядел, раскрыв в изумлении рот, было другим,
синеватым, почти призрачным, и не дробилось на струйки, завитки и язычки;
меж днищем котелка и очажными камнями висел жаркий сияющий шар, похожий на
сферу из голубого хрусталя. Он выглядел точь-в-точь таким же, как
порожденный некогда ладонями Рагара - разве что не стрелял молниями и не
плавил камень. Он просто нагревал котелок и жаровню, а затем покорно гас,
стоило только наставнику прищелкнуть пальцами.
сможешь возжигать искру Силы. Омм-аэль! Благодари Великого за этот дар!
Конан-Дойль Артур
Лондон Джек
Махров Алексей
Земляной Андрей
Шилова Юлия
Афанасьев Роман