они беспокоили кривоногого, и он, прихвативши бич и крепкую дубинку,
отправлялся взглянуть на раба. Но тот явно спал, не притворяясь и не
замышляя ни бунта, ни побега; вероятно, такие вещи даже не приходили ему в
голову. Ему что-то снится, думал надсмотрщик, неторопливо возвращаясь к
своему шалашу; снятся сны о прошлом, о днях, когда этот бессловесный был
человеком. Или он и уродился таким? Глыба мышц и крепких костей без
проблесков разума? О, лучезарный Матраэль, - размышлял кривоногий,
откладывая дубину и плеть и вновь умащиваясь на своем ложе, - тяжела длань
твоя, когда ты караешь смертного!
уродство является карой Матраэля, великого многоглазого божества. Солнце и
луна были его зрачками, золотым и серебряным; но, кроме них, бог озирал
землю и множеством глаз поменьше, что загорались каждую ночь на небесах.
Он видел все; и, посылая людям благие или зловещие знамения, направлял и
предостерегал их. Уже погружаясь в дремоту, кривоногий надсмотрщик подумал
о том, не является ли встреча с пленником, скрежетавшим сейчас зубами в
темноте, каким-либо предзнаменованием, направленным лично ему. Вряд ли,
мелькнула мысль; он всегда почитал Лучезарного и, выполняя свою неприятную
работу, старался не проявлять излишней жестокости.
от хижины кривоногого, вцепился зубами в руку. Он по-прежнему не открывал
глаз, не в силах стряхнуть дурман сонного забытья; сейчас спокойное
дневное беспамятство казалось ему блаженством. Он так и не мог вспомнить
ничего, но странные картины, плывущие под сомкнутыми веками, терзали раба,
словно раскаленные железные прутья, пронзающие мозг.
сосен... Маленькая фигурка перепрыгивает с камня на камень, крадется по
лесу, прижимая к груди самострел - небольшой, подходящий для детских
рук... Бревенчатая хижина с дырой в крыше, над которой вздымаются клубы
черного дыма... Внутри - тепло; там пылает кузнечный горн, и огромный
человек в мехах стучит и стучит молотом по наковальне. Полоса стали
вытягивается под ударами, ее кончик становится острым, медленно остывает,
темнеет... Резкий пронзительный звук напильника; кузнец стачивает кромку,
и темная остроконечная полоса постепенно превращается в клинок...
поднятые мечи, высокие каменные стены, лестницы... Внезапно всплывает
странное слово - Венариум. Венариум? Что это значит? Ничего... по-прежнему
ничего... Но стены надвигаются, растут; потом откуда-то выплывает
бородатое лицо под налобником шлема - и вдруг опрокидывается назад,
перечеркнутое алой полосой. Кровь! Кровь... реки крови...
сабель, блеск крепких волчьих зубов... Звон стали, испуганное ржание
лошади, крики... Смуглая женщина, закутанная в покрывало до самых глаз...
машет рукой, словно призывает...
путь наверх, к резным зубцам парапета... Таинственные залы, пустые
коридоры, переходы, сплетающиеся в неведомый лабиринт... Комната с
позолоченным куполообразным сводом, со стенами из зеленого камня, с
ковром, скрывающим пол... Дым курильниц, мраморное ложе и странное
существо на нем - с огромной уродливой головой, с хоботом, вытянутым на
два локтя... Слепое... Оно начинает что-то говорить - монотонно,
невыразительно; слова текут, падают, словно камни в море...
девушка с черными пылающими глазами... Почти нагая... Обнаженные груди,
смуглое гибкое тело, темные локоны падают на плечи... Ее движения
стремительны, как степной ветер, и грациозны, словно у вышедшей на охоту
пантеры... Шевелятся алые губы, рождая музыку слов, по-прежнему
непонятных, неясных, призрачных...
позе застывший у мачты... Потом - чудовищный конус вулкана, дымное облако,
расплывающееся над ним, серая метель... Пепел, пепел! Жуткий грохот,
огненные языки лавы, струи синеватых молний, вылетающих им навстречу,
полупрозрачная голубая завеса, мерцающая над мрачной вершиной... На ней
внезапно начинает прорисовываться чье-то гигантское лицо - бездонные
глаза, сурово сведенные брови, необозримые равнины щек... Оно все
приближается и приближается, становится меньше, оставаясь таким же
суровым, гневным; брови чуть изломаны, как у хищной птицы в полете, зрачки
цвета янтаря вот-вот метнут пламя...
вспомнить все. Тщетно! Перед ним бесконечной чередой встают фантомы
городов, мчатся всадники и колесницы, маячат чудовищные лики, сверкают
огонь и сталь, проходят люди - мужчины и женщины, воины и купцы, нищие
бродяги и владыки, мореходы, кузнецы, воры... Одни что-то говорят, но он
не различает слов; другие молча смотрят на него, словно бросая вызов
мертвой памяти. Мертвой, как склон засыпанного пеплом вулкана...
все крепче и крепче сжимая челюсти. Потом видения уходят, растворяются,
как пустынные миражи, и невольник с хриплым судорожным вздохом
проваливается в блаженное небытие.
дуона Дамаста, дрожащей рукой отер со лба холодный пот. Он ничего не
понимал; в эту священную ночь, предшествующую солнцестоянию, знамения
казались еще более смутными, чем пять, десять и пятнадцать дней назад. Он
не мог прочесть в звездных небесах послание лучезарного Матраэля, хотя
знал - чувствовал! - что великий бог желает сообщить нечто важное и
требует, чтобы волю его исполнили без промедлений.
этаже ступенчатого зиккурата, мага поджидал светлейший дуон с ближними
вельможами; все они горели нетерпением выслушать слова божества,
запечатленные этой ночью на темном небосводе. Что сказать им? - подумал
Саракка, беспомощно взирая на мерцавшие в вышине бесчисленные зрачки
Лучезарного. Даже во времена не столь отдаленного ученичества он не ведал
такого отчаяния; сейчас на кон было поставлено все - в том числе и его
голова. Владыка Дамаста не отличался милосердием и не помнил о былых
заслугах, особенно если речь шла о вещах божественных и, тем самым, важных
для всей страны. Что же касается былых заслуг, то у Саракки не имелось
даже этого. Всего два года назад дуон приблизил его, даровав свою милость
и высокий пост; тогда Саракка, еще не достигший тридцатилетия, но
наделенный талантами, обошел многих и многих, что казалось ему великим
счастьем. Еще бы! Отныне он стал придворным сановником, равным среди
равных в свите владыки, и никто теперь не мог укорить его слишком юными
годами или счесть выскочкой. Дуон решил - и быть по сему!
потоки серебра, что регулярно изливались в карман звездочета, надо было
платить. Верность, преданность, благоговение перед владыкой разумелись
сами собой; главное же заключалось в неусыпном и тщательном наблюдении за
небом, водами и землей, зверями и птицами, растениями и камнями. Боги
открывали свою волю посредством множества знаков, кои надлежало вовремя
примечать, разгадывать и толковать, ибо Дамаст, расположенный к востоку от
плоскогорья Арим, был воистину капризом богов, и любой из них, заткнувший
благодетельное чрево Накаты, мог уничтожить город и всю страну.
божеством, премудрым и могущественным, многоглазым, следящим за людьми с
утра до вечера и с вечера до утра! И вот сегодняшней ночью Саракка,
придворный маг и звездочет, никак не понимал его повелений... Плохо, очень
плохо!
выпиравшему в центре плоской кровли зиккурата, и начал перебирать
разложенные на гладком камне инструменты. В том не было никакой нужды - он
произвел измерения четыре раза и не сомневался в их безошибочности - но
прикосновение к бронзовым дискам и трубам, к кованым треножникам и
клепсидрам, к магическим стеклам, способным разлагать свет, вливало в
молодого звездочета немного бодрости. Он понял, что должен оглядеться и
поразмышлять, забыв на время о дуоне, нетерпеливо ожидавшем вестей. Пусть
ждет! Служенье богу не терпит суеты...
пятке - еще раз, и еще. Над ним, почти от горизонта до горизонта
протянулся великий Поток Накаты, который зрачки Матраэля усеивали особенно
густо; неподалеку от него сияли семь звезд Чаши - вокруг одной из них, что
светилась в самом конце длинной ручки, оборачивался весь ночной небосвод.
Воин, угрожающий палицей Петуху, Колесница, Две Горы, Пальма Кохт, россыпь
огоньков Невода, Башня, Копье, целившее в борт Ладьи... В иных землях и
странах созвездия сии звались по-другому, и Саракка, немало
попутешествовавший в юные годы, был прекрасно об этом осведомлен. Он все
же предпочитал привычные названия, ибо, с одной стороны, являлся местным
уроженцем, с другой же полагал, что ни в одной державе - исключая,
разумеется, древнюю Стигию - астрологическое искусство не стоит на такой
высоте, как в Дамасте. Тай Па, престарелый советник дуона, утверждал, что
кхитайцы тоже опытные звездочеты, но в те края - как, впрочем, и в Стигию,
- Саракка не добирался.
Луна, серебряный зрачок Матраэля, противостоит кровавому Акастлу и гасит
его влияние... К тому же, она склонилась над самым Снопом, и это очень
хорошо... верный знак богатого урожая... Водяная Звезда проходит прямо над
пальмой котх, и подобное сочетание имеет двойной смысл: воды на плато Арим
будут благополучно поступать к пальмовым рощам, и Наката - не небесная, а
земная - не обмелеет даже в самый разгар лета. Еще один благоприятный
знак! Далее Невод... необычайно ярок! И свет его, четырежды пропущенный
Андреев Николай
Орловский Гай Юлий
Доценко Виктор
Роллинс Джеймс
Андреев Николай