и правдой, кормясь от его щедрот.
были для Саракки непонятны. - Еще не черный, но уже не белый... Серый,
должно быть? - Взгляд его снова метнулся к лицу молодого звездочета. - И
что же, ты меня пленил? По приказу своего дуона?
доставили ко мне, - Саракка решил пока не говорить, куда на самом деле
отвезли пришельца и что он натворил - там, на этой самой северной окраине.
- Я дал тебе некий эликсир, - маг снова улыбнулся в доказательство своих
дружеских намерений, - и ты пришел в себя. Теперь мы можем побеседовать.
явным недоверием. - Но все это выглядит странно... очень странно... Я не
ранен... - Его огромные ладони скользнули по выпуклым мышцам груди и
живота, спустились на бедра и застыли на коленях. - Да, не ранен... а был
бы ранен, так справился бы и с этой бедой... С чего бы мне падать в
беспамятстве, а? Как ты полагаешь, чародей? - Его пронзительные синие
глаза с подозрением уставились на Саракку.
воина, как ты, не собьешь с ног одним ударом... разве что удар сей нанесла
не человеческая рука!
отразилось недоумение, потом губы его внезапно дрогнули, и он прошептал: -
Великий Митра! Что же случилось?
стремительный и непонятный жест: ладони его взлетели к груди, пальцы чуть
скрючились, словно он пытался удержать в них невидимую сферу, взгляд
застыл, направленный куда-то в пространство, лицо окаменело. Это длилось
лишь краткий миг, но Саракка успел подумать, что наблюдает некий странный
обряд либо неведомое ему чародейство; затем чужеземец резко выдохнул
воздух и в отчаянии ударил себя кулаком по лбу.
Вспомнил, испепели Кром мою печень и сердце!
город, пробитого в нижнем этаже пятиярусного зиккурата. Конан добрался
сюда по северному тракту, начинавшемуся у небольшой крепостцы, что
стерегла гирканскую степь; он отшагал ночь, день и снова ночь, не чувствуя
усталости, иногда переходя на бег, обгоняя встречавшиеся по дороге
крестьянские повозки. Сила играла в нем, ее живительные потоки струились
сверху, с небес, и от теплой плодородной почвы, от деревьев и трав; он
ловил эти всплески астральной энергии, заботливо распределяя по всему телу
- так, чтобы каждый мускул, каждая жилка насытились, напились вдосталь. Он
не ощущал ни голода, ни усталости - ни сейчас, ни в минувшие дни, на всем
долгом пути от пещеры Учителя до рубежей Дамаста.
аппетитным запахам вина и жареного мяса, Конан свернул с дороги. Кабачок
ему понравился. Под навесом, с трех сторон увитым виноградными лозами с
большими - в ладонь - листьями, находился десяток гладко оструганных
столов из светлого дерева; при них - массивные широкие лавки с плоскими
кожаными подушками. С четвертой стороны на козлах лежала длинная доска,
уставленная расписными кувшинами и кружками из обожженной глины. За ней
виднелись торцы нескольких бочек с медными кранами и очаг, на котором в
сковородках и кастрюлях что-то шипело и скворчало, испуская
соблазнительные ароматы. У очага суетился повар в белой набедренной
повязке; сам же хозяин заведения, толстяк с перевитой ленточками бородой,
разливал рдеюще-красный напиток. Ему помогала черноглазая стройная девица
в коротеньком хитончике, торопливо разносившая кувшины по столам; талия у
нее была стройной, пышные груди - соблазнительными, а ноги - длинными и
округлыми. Взглянув на нее, Конан подумал, что стоит и заночевать в таком
приятном месте. Наверняка он мог найти здесь не только мясо и вино, но все
прочие утехи, коих был лишен много дней, во время сурового послушничества
у наставника.
непростые - колесничие, отборные воины местного владыки; их боевые
повозки, сверкавшие бронзой, стояли на обочине дороги, а выпряженные кони
паслись в рощице. Конан, не желая слушать их галдеж и грохот то и дело
сдвигаемых кружек, выбрал место подальше, швырнул под лавку свой дорожный
мешок и сел. Покопавшись в кошеле, он выудил пару серебряных монет и начал
небрежно подбрасывать их в ладони, с почти детской радостью ощущая, как
струившаяся от пальцев ниточка Силы крутит и вертит в воздухе блестящие
диски.
подошла к нему. Конан усмехнулся; пунцовые губки девушки дрогнули в
ответной улыбке. Определенно, она была очень недурна!
лукавой. - Хотя с таким богатырем, как ты, опасно спорить и торговаться.
кошель, и теперь на его ладони сверкала горстка золота.
чужеземец богат!
убежала, сверкая округлыми бедрами. Конан поглядел ей вслед и решил
непременно остаться ночевать. Может, она и не была красавицей, повергающей
ниц единым взглядом, ну так что ж? Много дней он не касался женского тела
- и то, что сейчас посылал случай, его вполне устраивало.
блюдо со свежими лепешками, тарелка с тушеной бараниной, еще одна - с
двумя молодыми петушками, обжаренными на вертеле, и несколько больших
гроздей сочного винограда, выложенного на зеленые листья. Черноглазка
таскала молодому и симпатичному путнику всю эту снедь, перебрасываясь с
ним то шуткой, то лукавым словечком, то озорным взглядом; и Конан
чувствовал, что его шансы приятно провести ночь растут с каждой выпитой
кружкой вина. Кстати, напиток показался ему кисловатым, хотя мясо и
петушки были приготовлены отменно.
хозяину, торчавшему у бочек подобно расплывшемуся холму на фоне горного
хребта. Он играл ленточками, вплетенными в бороду, и поглядывал на
колесничих, шумно пировавших за сдвинутыми столами - не испытывают ли
почтенные воины в чем-либо недостатка.
Розовое у тебя кислит.
предложить! Это цельное вино, неразбавленное...
- Мне не нравится его вкус. Нет ли у тебя крепкого красного? Помнится, я
пил такое, когда заглядывал в Дамаст прежде.
понял, что он врет. С чего бы? Странно... Любой трактирщик отпустил бы за
серебряную монету кувшин самого лучшего вина.
мужами войны, широкоплечими и рослыми, с мощными шеями и ухоженными
бородами, в добротных льняных туниках без рукавов; их кольчуги, бронзовые
шлемы и оружие лежали рядом на лавках. Опытный глаз киммерийца сразу
отличил стрелков от копьеносцев и мечников: первые глядели так, словно
целили стрелой в лоб, у вторых же правое предплечье бугрилось крепкими
мышцами. У одного из воинов - видно, десятника - на груди сверкала
серебряная цепь; прочие щеголяли перстнями и серьгами с самоцветами.
свою монету. - То самое красное, которого у тебя ни капли нет.
Удивительно, правда? Они что же, принесли его с собой?
кабачок мой - вблизи казармы... вон того зиккурата, под которым проезд в
город. И колесничие нашего светлейшего дуона часто посещают меня... можно
сказать, я при них и состою... Люди же они благородные и гневливые...
чужим не мирволят... и уж совсем не любят, когда я подаю пришельцам вино,
заготовленное для них...
бросал на их столы, были замечены; одни ответили ему вызывающими взорами,
другие - хмурой ухмылкой. Похоже, благородные колесничие дуона и впрямь не
жаловали чужаков.
склонился к уху хозяина.
Корнев Павел
Максимов Альберт
Соломатина Татьяна
Шилова Юлия
Березин Федор
Майер Стефани