на него. Глухо звякнули мечи, выпавшие из рук, и Конан, теряя сознание,
начал медленно оседать на пол вслед за ними.
ни о чем... забыть о грехе и каре, о вине и искуплении, о жизни и
смерти... спать, спать... вкусить сладость забвения... не двигаться,
застыть на каменном полу и самому превратиться в камень... в прах, который
навечно упокоится в этом темном коридоре... спать, спать... уснуть, став
бессловесным и немым, бесчувственным и неподвижным...
грубую кожу, пальцы коснулись маленькой бронзовой фляги, потянули ее
вверх, к лицу... Он не сознавал, что стоит на коленях над телом Рины; не
чувствовал, как горячая капелька смолы с догорающего факела обожгла кисть;
не видел розовеющего вдалеке пятна, от которого в темноту подземного
коридора тянулись слабые лучики света... Он не сознавал, не чувствовал и
не видел ничего; все его мысли сосредоточились сейчас на крохотном
сосудике с порошком арсайи.
просветляющее разум! Видно, тьма повлияла на него - тьма и отсутствие
солнца, с которым он соразмерял прием бальзама...
спи, и мы еще посмеемся над этой тварью! Над этим бестелесным стражем, над
мертвецом, что высасывает души из живых! Пиявка, проклятый морок, отродье
Нергала... Подлое, как все ублюдки, что таятся в темноте и нападают
исподтишка... Без крови и костей, без тела, которое можно было бы
проткнуть клинком... Мерзкая тварь!
Ледяные клыки, впившиеся в затылок, исчезли, смолкло и монотонное
бормотанье, неудержимо вгонявшее в сон; лишь где-то во тьме прозвучал
неслышимый вздох. Не вздох, а отзвук вздоха; однако Конан уловил в нем
ненависть и разочарование.
закашлялась и чихнула, потом, резким движеньем подобрав под себя ноги,
начала подниматься. Конан, бережно закупорив фляжку, сунул ее за пояс.
она вспомнила и вскочила, выставив вперед дротик и вглядываясь в темноту;
губы ее дрогнули. - _Э_т_о_ ушло? Конан, _э_т_о_ ушло? Скажи мне!
бесплотной невидимой тварью, что разочарованно скулила в темноте. Теперь
он ощущал ее присутствие - не слухом или зрением, а каким-то шестым
чувством, пробудившимся еще в те дни, когда с ним была Сила.
Значит, все хорошо?
киммериец ясно видел впереди расплывчатое розоватое пятно. Свет! Свет и
выход! Он показал на него Рине.
Как? Даже я... даже Сила Митры не защитила нас!
не Митру, малышка! Ну, еще на вендийских мудрецов...
прятался драгоценный сосудик. Теперь, когда Рина тоже вдохнула снадобье,
Конан чувствовал, что они равны: пусть недолгий миг, но ее душа тоже
пряталась в этой самой бронзовой фляге и возвратилась из нее в телесную
оболочку.
ремню. - Бальзам, который употребляют вендийские мудрецы! Он-то нас и
выручил.
он был уверен, что оружие ему не понадобится. Бестелесная тварь, невидимая
и едва ощутимая, пряталась во мраке, жадно поглядывая на них, но не
пытаясь повторить атаку. Вдалеке тускло сияло розоватое пятнышко выхода, и
киммерийцу казалось, что оттуда тянет свежим воздухом.
темноту подземного прохода.
тяжкие базальтовые своды, и вдруг багровый и алый простор распахнулся во
всю ширь, ослепив путников неярким светом. В вышине клубились розовые
облака, скрывающие небо; они текли, меняли формы, то вытягиваясь
гигантскими колоннами, почти касавшимися горизонта, то образуя пушистые
шары или превращаясь в расплывчатые титанические замки с остроконечными
или приземистыми башнями, фигурными парапетами и стенами, отливавшими
багрянцем. Эти подвижные тучи, мерцавшие всеми оттенками красного,
простирались над таким же красным миром, показавшимся Конану бескрайней
равниной, заросшей кустарником и странными деревьями, торчавшими вверх и в
стороны подобно растрепанным метлам. Их кроны и стволы были бурыми и
ярко-алыми, огненными, оранжевыми, кроваво-красными и
желтовато-кирпичными; они то наливались угрожающе-багровым, почти черным,
то радовали глаз нежными лилово-розовыми и карминовыми красками. Но
главным был пурпур: основа и фон, на коем прихотливыми узорами струились
прочие цвета.
красота! Словно под водой, среди алых кораллов и пурпурных водорослей!
взгляд на свою спутницу, понял, что она окончательно пришла в себя. В
глазах девушки опять играли отблески Силы, и, хотя она не могла исторгать
ее потоком сверкающих молний, астральная энергия наделяла Рину прежней
неутомимостью и стойкостью. Пожалуй, еще и некоторой долей легкомыслия:
девушка любовалась пейзажем с таким восхищением, словно они оба вдруг
попали в сад Учителя, приветливый и знакомый. Конан, однако, не забыл о
сонном мороке, затаившемся в пещере; что касается этой пурпурной равнины,
то и здесь их наверняка поджидали опасности - возможно, иного рода, чем
оставшаяся позади, но столь же смертоносные для беззаботных странников.
было приятно, и Конан не спешил отнимать ладонь.
все случилось так, как ты предсказывала... Какая-то мерзость едва не
поживилась нами, и одолел ее не меч, а бальзам дамастинского мага, -
киммериец хлопнул по своему поясу. - Ну, так что нас ждет дальше?
Губы ее сжались, лицо стало серьезным, даже суровым, на чистом высоком лбу
меж бровей возникла вертикальная морщинка. Конан невольно залюбовался
девушкой; румянец щек оттенял темные веера ресниц, каштановый локон и
маленькое ушко, что пряталось за ним, казались исполненными прелести...
Взгляд киммерийца спустился ниже, к упругой груди, полуприкрытой полотном
туники, стройной талии, округлым бедрам, длинным ногам в маленьких
сапожках. Не в первый раз он спросил себя, почему эта красавица пошла с
ним - неужели из одной любви к опасным авантюрам и любопытства? Нет, это
было на нее непохоже... Может быть, как намекнул наставник, ей хотелось
испытать свои силы? Свое искусство, приобретенное за время обучения?
Почему-то Конану казалось, что дело не только в этом; пожалуй, он мог бы
угадать причину, но решил, что торопиться не стоит.
колен, поднял взгляд к лицу девушки. Вероятно, с провидением грядущих
событий было покончено, и теперь серые глаза Рины смотрели прямо на него -
с легкой насмешкой и еще каким-то непонятным и слегка пугающим выражением.
Ведьма, настоящая ведьма, подумал Конан и вслух спросил:
усыпить нас и высосать души?
багрянцем зарослям, - нет ничего смешного, и нет ничего опасного... особо
опасного, я хочу сказать. Мы пройдем по равнине из конца в конец и
останемся в живых. Может, никто из нас и ранен не будет, - заметила она
уже с меньшей уверенностью.
ауру... Помнишь, я говорила, что могу видеть такие вещи...
забыл об этом разговоре; в незнакомом месте не стоило раздумывать о
девичьих прихотях, чтобы не попасть на обед какой-нибудь твари. Правда,
слова его спутницы обещали сравнительно нетрудный переход в ближайший день
или два, но Конан не привык доверять предсказаниям, сулившим покой и
безопасность. Он знал, что в живых остается лишь тот, кто всегда настороже
- это правило являлось одинаково справедливым и в верхнем, и в нижнем