лишнего здесь не останусь.
устраивать засады, гнаться по следу... Нет уж, я сперва их прикончу. Там,
где мне это удобно. И в то время, которое выберу я. А потом уж в путь.
Подальше отсюда.
Хильда спит у огня, прямо на полу. Арванд поднял ее на руки и перенес на
широкую кровать, где обычно отдыхал старик. Гунастр любил, чтобы было
попросторнее, и потому соорудил себе такое огромное лежбище, будто
занимался здесь любовью с пятью дамами одновременно.
друга, все трое спасшихся от волчьих клыков. А два разъяренных зверя выли
и скреблись под дверью до самого утра.
прямой спинкой, Синфьотли молча смотрел, как движется среди неровных теней
ее высокая, стройная фигура. Мать, несмотря на возраст, была все еще очень
красива и величава, и он невольно залюбовался ею. В этот вечер ему
хотелось забыть все ссоры.
лежащее на ее надменном лице. Казалось, груз невыносимой тяжести лег на
эти прямые плечи и согнул их. В потухших глазах Синфьотли различил все те
же огоньки ненависти, припорошенные золой, но так и не угасшие
окончательно.
что Сунильд ответит, но спустя несколько секунд услышал ее глухой голос:
Она зажгла еще одну лампу и, не выпуская лучины из рук, подошла к нему
поближе. Даже в неверном свете лучины он видел, как побледнели ее губы.
Отражения огонька плясали в ее расширенных зрачках.
она еще тише. - Одним богам ведомо, кем стал мой сын. Лучше бы ты закопал
его на равнинах, чем потерял его тело на подходах к Халога. Лучше бы ты...
- Она замолчала.
вздрагивая.
- Разве не братом был он мне, разве он не твой любимый сын, чтобы я бросил
его в степях, точно ненужную поклажу? Я вез его домой, чтобы ты могла в
последний раз увидеть своего сына, а после оплакать его на погребении,
достойном воина.
пугает?
словом. Но когда мой сын подошел ко мне, чтобы обнять, меня обожгло
ледяным холодом. Мне показалось, что повеяло дыханием ада. Лед... и страх,
мертвящий холодный ужас. И когда он коснулся, это было хуже ожога,
холоднее стали на морозе. В его прикосновении было что-то нечистое,
страшное. Нечеловеческое. Как будто руки, тронувшие меня, испачканы
чем-то, что невозможно отмыть.
усталость.
мертвым. Сейчас он воскрес, и одни боги знают, за какие преступления его
выпустили на землю из преисподней.
слуги. И эти волчьи следы возле ворот и во дворе... Я призвал своего
брата, чтобы он помог мне.
услышанному.
наделал, Синфьотли! Он не переступил бы порог нашего дома, если бы ты не
накликал этой беды.
упрямством этой женщины, которую он не понимал. Ее страх раздражал его,
казался бессмысленным и глупым. - Разве он не был твоим любимым сыном?
Разве ты не говорила мне не раз, что предпочла бы видеть мертвым меня, а
не его?
медный таз с водой, поставленный на полу под светильником.
заколебалась и вздрогнула. - Ты избегаешь называть его по имени.
выговорить вслух: "Сигмунд". Как будто знает, _ч_т_о_ за этим последует. А
что, собственно, такого последует? Явится Сигмунд, странный, полузнакомый,
получужой, но ведь он брат. Он не может желать зла своему кровнику. Он
придет на помощь.
устала. Все эти тревоги, беспокойство за Соль...
Пока оборотень бродит поблизости, его девочка в опасности. Ради нее он в
тоске и отчаянии призывал на помощь брата, не догадываясь о том, что живой
мертвец бродит поблизости, только и дожидаясь этого зова, чтобы
переступить порог. Простая душа Синфьотли упрямо противилась всяким
разговорам о каком-то там колдовстве.
глупости пожалел и привел в дом. Была дочь, невинное юное существо,
одолеваемое демонами. Соль с ее увечьем казалась Синфьотли такой
беззащитной, что у этого черствого человека порой щемило сердце. Он знал,
что разорвет голыми руками всякого, кто посмеет причинить ей зло.
ступала бесшумно, как призрак. И вместе с ней ушли ночные шорохи и смутные
тревоги.
полоска близкого рассвета. Он зябко поежился. Что-то во вчерашнем
разговоре с матерью оставило в его памяти неприятный след. Она боялась.
Кого? Теперь, когда Сигмунд вернулся, когда он взял их под свою защиту, им
некого бояться. Они самые сильные во всем городе, ибо их охраняет рука
Младшего Бога. Великое счастье - служить детям Младшего Бога.
эти мысли кто-то ему внушил. Разве мог он, гордый Синфьотли, произнести
эти слова: "счастье служить"? Он никогда никому не служил. Он склонял
голову только перед своим учителем и своей матерью.
забивать себе голову такими глупыми мыслями, если не решено главное:
опасность, угрожающая его дочери, все еще бродит по Халога.
светлая тень. Предрассветные сумерки не могли скрыть от Синфьотли
очертаний крупного хищника.
бесшумно, точно и сам в мгновение ока превратился в дикого зверя. В давние
годы, когда Синфьотли был еще мальчиком, Гунастр, растерзанный чудовищем,
которое сумело уйти от людской кары, заставлял его часами наблюдать за
кошкой, охотящейся на птиц. И Синфьотли, более терпеливый, чем его брат,
научился подражать повадкам этого зверя. Впоследствии этот урок не раз
пригодился ему.
Сунильд в связке возле очага, и быстрым движением заточил острие,
превращая факел в кол. Как ни презирал Синфьотли всякого рода магию, но,
истинный северянин, все же знал в ней кое-какой толк. Трудно было вырасти
среди легенд и живых преданий, среди краснобаев и очевидцев (подчас трудно
было отличить одних от других) - и не иметь представления о том, как
отобрать у горного народца клад, как отвести беду, если вздумает морочить
голову лешак, что нужно делать, если вдруг обозлится на домашних невидимый
Хозяин и начнет по ночам душить людей в их постелях, пугать скотину и
рассыпать в кухне зерно. И о том, что нужно делать с оборотнями, Синфьотли
имел представление не хуже любого другого своего земляка.
клубы пара - перед рассветом стало еще холоднее. Опасаясь что пар и резкие
домашние запахи могут его выдать, Синфьотли поспешно притворил за собой
дверь. Он стоял на пороге, пригнувшись, держа в правой руке остро
заточенный кол, а в левой обнаженный меч. Он знал, что действовать ему
Адамов Григорий
Прозоров Александр
Зыков Виталий
Куликов Роман
Мацумото Сэйте
Шилова Юлия