словно решившись поставить на этом точку всему разговору. Помолчав, она
указала пальцем на пленника, привязанного к седлу лошади. - Это кто?
Конан был привязан к луке, схватил киммерийца за волосы и подтащил к обеим
женщинам. Ударив Конана по ногам, Синфьотли заставил его упасть на колени.
во славу Сигмунда, чтобы на погребальном пиршестве потешить душу твоего
сына, мать.
бросил на женщин дерзкий взгляд - и вдруг оцепенел от ужаса. Напротив
него, всего в двух шагах, стояла та самая ночная колдунья, что подбиралась
к спящему Синфьотли в сопровождении огромного белого волка. Только тогда
она была прочти раздета, а сейчас на ней было строгое и богатое платье,
волосы убраны в девические косы. Ничто не выдавало в дочери Синфьотли
сверхъестественного существа. Желая проверить свою догадку, Конан с
огромным трудом заставил себя заглянуть в ее глаза. Однако ни кошачьего
зрачка, ни зловещего красного отсвета он не заметил. Сейчас перед варваром
была просто юная девушка, создание из плоти и крови, такое же хрупкое и
уязвимое, как любой другой человек. Однако Конан ни на мгновение не
усомнился в своем рассудке: он видел то, что видел. Она ходила босая по
снегу, она усыпила Синфьотли одним движением руки, и белый волк жался к ее
коленям, как собачонка. Галлюцинации не посещали киммерийца никогда, даже
во время чудовищных пьяных оргий, в которых он охотно принимал участие.
Что бы она из себя ни строила, эта Соль, какой бы невинностью ни
притворялась, Конан не позволит себя обмануть.
его к Гунастру. Пусть обломает ему когти. Душа Сигмунда еще засмеется при
виде его крови.
веревка - Синфьотли позаботился о том, чтобы пленник не в состоянии был
бежать. Он мог делать только небольшие шаги - а что до того, что трудно
проделать таким образом большой путь, то это Синфьотли не заботило.
и ведьма выдаст себя, и в глубине ее зрачков, странно расширенных,
запляшет красноватый свет, отблеск далекого зарева.
проговорил у него над ухом тихий, угрожающий голос Синфьотли, и Конан
ощутил его тяжелое дыхание, - я изуродую твою смазливую физиономию, вырву
тебе ноздри, чтобы ни одна потаскуха к тебе и близко не подошла, даже за
деньги.
именно ценят женщины. Пока что ему не приходилось иметь с ними дела.
Однако хвастливые рассказы сверстников давали множество пищи для
размышлений, и Конан давно уже искал случая убедиться во всем этом на
личном опыте.
после чего несколько раз пнул лежащего на боку пленника сапогом. Сунильд
брезгливо смотрела на эту сцену.
повязанный кожаным фартуком, вышел из дома с черного хода, приблизился к
Синфьотли и, поцеловав его руку, справился, что делать с новым рабом.
только, чтоб не укусил тебя. Будет брыкаться - угости кнутом, да
посильнее. Привязывай намертво, так, чтобы и пошевелиться не мог.
Синфьотли ощутимо ударил его в грудь.
лучше потеряю пленника, чем такого верного слугу, как ты.
передернул плечами, словно желая сказать что-то вроде "мы завсегда
пожалуйста", и, нагнувшись, одним могучим рывком поставил Конана на ноги.
длинные растрепанные волосы, а правой - за связанные за спиной локти,
слуга напоследок спросил:
Гунастр. Старик сообразит, как его кормить, этого звереныша.
заговорил:
только с виду, - сказал Синфьотли. - На самом деле он хитер, злобен и
изворотлив, как молодой хищник. Он животное, помни.
подумал Конан угрюмо. Он боялся, что нынче же ночью ему предстоит узнать
это.
киммерийца в конюшню.
проглоченного не жуя, с онемевшими руками, Конан коротал ночь в душной
конюшне, греясь теплом стоящих поблизости лошадей. Он был рад, что рядом
эти добрые, преданные человеку существа: близость ведьмы не давала ему
покоя. Поняла ли Соль, что Конан узнал ее, что варвару известно, кто она
такая? Не захочет ли девушка избавиться от лишнего свидетеля? Знает ли обо
всем этом высокомерная старая женщина - мать Синфьотли? Если бы Конан хотя
бы не был связан!.. Проклиная свое бессилие, киммериец ждал рассвета с
таким же нетерпением, с каким когда-то торопил утро своей первой битвы.
наметая огромные сугробы. Синеватая поземка вилась под порывистым ледяным
дыханием зимних великанов. Точно Льдистый Гигант прилег на эту землю, и
все дул и дул на нее, и никак не мог остановиться.
нота. У черного пня - это было все, что осталось от древнего дуба, за
столетия полностью сгнившего изнутри, - появился огромный белый волк.
Словно оживший сугроб был чудовищный зверь, с острой мордой, роскошным
мехом, красноватыми, печальными и жадными глазами. Взобравшись передними
лапами на пень, он задрал морду вверх, к убывающей луне, и протяжно завыл.
Ветер подхватил его зов, понес дальше над равниной, к городу.
торчком. Та, которую он призывал, услышала - не слухом, но внутренним
чутьем. Медленно шла она по снегу, босая, в одной только длинной рубахе, и
золотые волосы покрывалом окутывали ее. В опущенной руке она держала
кинжал.
девушки, в глазах волка и в камне, украшающем рукоять кинжала. И чем ближе
подходила девушка к белому зверю, тем ярче горели огоньки.
слюна. Когда девушка была уже совсем близко, он вдруг по-собачьи заскулил
и торопливо лизнул раз-другой ее босые ноги. Упав на колени, она обхватила
руками его огромную голову, прижалась лицом к взъерошенной шерсти зверя и
зарыдала. Повизгивая, волк лизал ее щеки и руки.
девушка воздела к луне руки с зажатым в правой кинжалом и заговорила:
тайны нашего рода открыты тебе. Призови отца нашего, Младшего Бога, из
тех, кому не дал еще мужского имени наш предок, Игг! Отзовись на мой
голос, отец, божественный юноша, вепрь чащобы, совратитель земной нашей
матери! Вот кинжал с каплей твоей крови. Если слышишь, как зовет тебя
Соль, дай знать...
Ломкий, гортанный, он с мучительным трудом срывался с ее губ. Сидя у ног
Соль, волк напряженно следил за ней.
разбрызгивая свет по сугробам, как будто в руке у Соль вдруг загорелся
факел.
кровь течет в наших жилах, и да будет жизнь ее божественным даром!
Показалась кровь - черная в неверном свете. Несколько капель упали на
красный камень, и драгоценность впитала влагу жизни, как губка впитывает
воду. И, словно бы ожив, камень засверкал, заиграл, и от него потек жар.
старую древесину. Он погрузился почти до самой рукояти.
волку.
голову. Уже в полете началась метаморфоза; спустя мгновение он рухнул в
снег, приземлившись - уже человеком - на колени и локти. Сигмунд
действительно был очень похож на Синфьотли: рыжевато-золотистые волосы,
острый нос, тонкогубый рот. Порой братьев путала даже родная мать. И юная
Изулт не смогла однажды определить разницы...
настоящего отца, как и в ее собственных, текла кровь Младшего Бога. И эта