Чтение 11–й страницы книги ~Наш мир

Она говорила с Клеменсом как с ребенком. Но тот лишь смотрел на нее
сочувствующим взглядом.

- Постараюсь я или не постараюсь - особой роли не играет. Ты,
кажется, не вполне осознаешь, куда ты попала. Так вот, знай: НИЧЕГО
ПОДОБНОГО на этой планете НЕТ. Даже если мы возьмем в заложники Эндрюса и
под угрозой сбросить его в печь потребуем выдать нам аудиоприставку, нам
ее все равно не получить. Она попросту отсутствует в радиусе нескольких
световых лет.

Врач тоже говорил с ней как с ребенком: подчеркнуто спокойно,
убедительно.

Рипли растерялась. Такого оборота событий она и представить себе не
могла. Ситуация выглядела безвыходной. Неужели все сорвется из-за
технической отсталости этого межзвездного захолустья? Но тут же она
поняла, где находится выход из этого положения.

- А Бишоп?

- Бишоп? Ну, есть тут у нас один такой, осужден за два убийства. Но
он-то чем тебе поможет?!

Рипли едва сдержалась, хотя ей и было ясно, что врач тут ни при чем.

- Робот-андроид серии "Бишоп", был с нами, разбит, по твоим словам -
выброшен на свалку. Где это? - отчеканила она на одном выдохе.

- Ты хочешь воспользоваться его аудиоприставкой? А разве это
возможно?

- Где свалка? - Рипли с трудом удерживала себя от крика, от
безобразной женской истерики. На ее скулах играли желваки: каждая секунда
может оказаться роковой, а тут еще этот бессмысленный разговор... Клеменс
уже не был для нее посторонним, но теперь ее не хватало ни на любовь, ни
на простую вежливость.

Клеменс спрятал улыбку:

- Я могу указать тебе дорогу, но не могу пойти с тобой. Во всяком
случае, прямо сейчас. Мне через пару минут предстоит одно не очень
любовное свидание.

...Когда Рипли, узнав путь, сразу же направилась в сторону свалки,
врач несколько секунд с сомнением смотрел ей вслед. В какой-то момент он
почти решился пойти за ней, но тут же представил себе, какое лицо будет у
Эндрюса, и, круто развернувшись, шагнул в полутемный коридор, ведущий к
директорскому кабинету. Однако уже на втором шаге он, как в стену,
врезался в чью-то широкоплечую фигуру.

- Идешь к директору? - пророкотал знакомый голос, который, однако,
Клеменс не смог распознать в первую секунду.

Над воротом зеленоватой тюремной робы, казалось, отсутствовало лицо:
черная кожа была неразличима в полутьме. Только поблескивала оправа очков.

- Да, я иду к директору, но сначала я иду к тебе, Дилон. Нам нужно
поговорить.

- Слушаю тебя, - ответил Дилон. Похоже, он ждал, что будет сказана
именно эта фраза.

Эрзац-кофе был налит в два стакана. Один из них стоял рядом с
директором, а другой, по логике вещей, должен был предназначаться врачу.
Не Смиту же! Смит высился тут же, за спиной директора, широко разведя ноги
и расправив плечи; выглядел он очень внушительно, но, конечно,
воспринимался Эндрюсом лишь как предмет обстановки, вроде стенного шкафа.

Однако Эндрюс, похоже, забыл о своих первоначальных планах. Когда он
наклонился вперед, перегибаясь через стол, он буквально кипел от ярости.

- Слушай меня, ты, дерьмо собачье, - начал он без всяких предисловий.
- Если ты мне еще раз такую штуку выкинешь - я тебя пополам разрежу и
скажу, что так и было, понял меня?!

Клеменс не впервые присутствовал при таком приступе бешенства,
поэтому он и не подумал оскорбиться. Тут действовал принцип "на больных не
обижаются", причем действовал в самом прямом смысле этого слова: Эндрюс,
конечно, не был вполне вменяем, - во всяком случае, во время подобных
припадков.

- Боюсь, я не совсем понимаю...

- Брось, все ты понимаешь! - Эндрюс сам поддерживал накал собственной
злости, не давая ей остыть.

- И все-таки я ничего не могу понять. Может быть, вы соизволите мне
объяснить, господин директор? - в последнюю фразу Клеменс вложил изрядную
порцию яда. У него был соблазн тоже перейти с директором на "ты" и тем
ввести его в состояние, близкое к инсульту. Однако цель его была не
поддразнивать Эндрюса, а извлечь из него всю возможную информацию. Да и
держать его подольше здесь, в этой комнате, тоже было бы неплохо: кто
знает, нашла ли уже Рипли то, что искала, в грудах выброшенного на свалку
хлама или нет?

- В семь часов утра с нами связались по каналу высшего уровня
коммуникации. Понимаешь, высшего, во всех аспектах: срочности, значения и
секретности! Да мы за все существование колонии не получали такого вызова!

Врач не отвечал. В мозгу его происходила лихорадочная работа: семь
часов утра - это до вскрытия или после? Нет, много раньше: в морге они
были уже около девяти. Вот почему эта парочка прибегала туда уже "на
взводе"...

- Им нужна эта женщина, это стерва! Требуют, чтобы мы присматривали
за ней, нянчились с ней, оберегали от всех возможных опасностей! -
Директор будто выплевывал эти слова - с гневом и отвращением. Он уже было
успокоился, но теперь снова начинал входить в раж.

Клеменс все еще продолжал молчать, обдумывая услышанное.

- Зачем? - спросил он наконец.

- Не знаю, да и плевать мне на это! Это меня не интересует. Меня вот
что интересует: какого черта ты выпустил ее из лазарета?!

Клеменс вздернул брови в несколько показном удивлении:

- Я полагал, что этот вопрос уже выяснен. Хорошо, если вы хотите, я
повторю. В морге она была со мной, а необходимость ее прихода туда
объясняется...

- Ты думаешь, что можешь водить меня за нос? - Эндрюс злобно
ощерился. - Я не про морг тебе говорю, господин доктор! Она минимум еще
дважды выходила! Один раз - в столовую, а второй - уж не знаю, куда, но
было это сразу же после гибели Мэрфи!

Все это директор выпалил без передышки. Сделав новый вдох, он
заговорил уже тоном ниже:

- Только не надо делать мне удивленные невинные глаза. Учти, я знаю
все, что творится в этой тюрьме. Все! А если я и не всегда показываю свое
знание - то это уж другой вопрос... Господи, этот несчастный случай! Наши
идиоты и так заведены, а тут еще эта сука среди них разгуливает... Вот еще
горе на мою голову!

Да, он знает все. Клеменс и раньше понимал, что директор не так-то
прост, что носимая им личина властного и недалекого хама - лишь маска,
соответствующая должности. Хотя надо признать: эта маска пришлась Эндрюсу
настолько к лицу, что едва ли она уж вовсе не совпадает с его подлинной
сущностью.

- Ну что ж, не буду спорить - она выходила. Хотя оба раза это
делалось без моего ведома и даже вопреки моим указаниям. Но не силой ведь
мне ее удерживать! И не запирать же ее на замок, верно? В конце-концов,
это ваша забота. Я не тюремщик, я - врач.

Упираясь костяшками пальцев в стол, директор приподнялся, нависая над
Клеменсом. Теперь они едва не соприкасались лицами.

- Мы оба прекрасно знаем, кто ты такой на самом деле, - проговорил
Эндрюс негромко, но очень выразительно.

Такого оборота врач не ждал. Он отшатнулся, бледнея.

- Я думаю, мне лучше уйти... Мне этот разговор становится неприятен,
и я имею полное право его не поддерживать.

- Ну иди, иди, господин доктор, - насмешливо буркнул директор. - А я
пока расскажу твою подлинную историю твоей новой подружке. Просто так, в
целях ее образования.

Клеменс, так и не встав окончательно с сиденья, замер в полусогнутой
позе.

- Сядь! - приказал Эндрюс.

Врач снова опустился на стул. Эндрюс пододвинул ему стакан с кофейным
напитком. Жест примирения? Или, наоборот, попытка окончательно закрепить
свою власть?

Нет, скорее, это все-таки действительно примирение. Директор и сам
чувствует, что перегнул палку, но открыто признаться в этом - выше его
сил.

Клеменс огляделся вокруг - и будто впервые увидел директорский
кабинет.

"Кабинетом" это помещение можно было назвать лишь с натяжкой: тесная,
полупроходная комната, совмещавшая функции рабочего места и спальни; все
пространство загромождено стеллажами с документацией. Директор Эндрюс был
одет в такую же тюремную робу с меховой оторочкой, что и его заместитель
(да и сам Клеменс), сквозь расстегнутый ворот виднелась застиранная
нательная рубашка. И - тот же эрзац-кофе в стакане мутного стекла.

Да, они все здесь в равной степени заложники обстоятельств. От
директора до последнего из заключенных.

- Итак, - Эндрюс придвинулся к врачу вплотную, и его маленькие
колючие глазки вдруг стали внимательными, - есть ли что-нибудь, что я
должен знать, но не знаю?