карман.
случая текст, близоруко щурясь сквозь очки. Очки он надевал только при
чтении, и последний раз ему пришлось их надеть около полугода назад.
долетала до нее отдельными фрагментами.
тела уходят из мира - из нашего бренного мира, отныне над ними не властны
тьма, боль и голод... И самая смерть уже не властна над ними, ибо...
- это был лай собаки. Врач досадливо сморщился: за всеми хлопотами он не
смог вовремя сходить туда, где, как ему сказали, находился раненый Спайк,
а когда наконец улучил момент, его уже там не было. Действительно ли с
псом что-то не в порядке, или это кому-то почудилось второпях?
покой, который вечен... - Эндрюс перевернул листок и, моргая, всмотрелся в
последние строки. - Из праха ты создан, в прах ты обратишься, - с видимым
облегчением завершил он наконец свое выступление и уже повернулся к
стоящим возле печи, готовясь отдать команду, но замер, остановленный
движением, возникшим в толпе.
к нему.
- Не знаем, почему так велики приносимые нами жертвы. Не знаем, за что нам
дана такая боль...
сей раз его не услышал никто: сильный мужской голос наполнял собой
огромный цех, как гул церковного колокола наполняет здание собора.
лишь одно: они покинули нас. И девочка, с которой мы сейчас прощаемся,
никогда не узнает горя и страданий, которыми полон этот мир. - Рипли не
сразу осознала, что это проповедь, но теперь и она внимательно слушала,
как в грохочущей тишине цеха чеканной медью звучит речь Дилона. - Мы
предаем эти тела в Никуда с радостью, потому что...
дальних закоулков, лишенная уже сил даже скулить. Грудь ее раздавалась,
пульсировала, живя собственной страшной жизнью, отдельной от жизни всего
тела. Затем черная с рыжими подпалинами шкура, треща, лопнула, рвались
мышцы, сухожилия, ребра...
даже самой малой, хранится новая жизнь, новое начало!
становились все слабее...
давление, что ли, скачет? Ну да, вот в носу лопнул один из мелких сосудов.
правую руку.
блестящие куколки, кружась полетели в вулканические недра печи.
Хиггса и Ребекки Джордан - Головастика, из ноздри Рипли ударила струйка
крови.
высунулась страшная, неописуемая голова, покрытая бесцветной слизью. И
долгий скрежещущий крик прорезал воздух...
критики. Даже упругий плеск водяных струй не заглушал голоса за стеной.
Сначала Рипли не очень прислушивалась, но потом поняла, что разговор идет
о ней, - и замерла, улавливая доносящиеся до нее обрывки фраз.
она и осталась в живых! Не понимаю...
Бабы - это дерьмо. Все, без исключения. Вот поэтому-то они всегда
выплывают. Уяснил?
утолил свои сомнения. - Быть может... Ну, не знаю...
наконец решился выговорить первый.
мерзости, не веришь мне - спроси у Пресвитера!
по мокрому телу, сочно причмокивая:
в порядке, как надо!
Потом тишину прорезало слитное ржание двух мужских глоток.
кабинки догадались сделать отдельными. Но коридор был общим для всех.
Пожалуй, ей следовало поспешить, пока к ней в кабину не ввалилась пара
уголовников, одетых только в татуировку. Она быстро накинула комбинезон,
протерла запотевшее зеркало, чтобы причесаться. Но из зеркала на нее
глянуло совершенно незнакомое лицо: осунувшееся, с тенями под глазами и с
непривычно голой кожей там, где должны быть волосы.
теперь ей придется привыкать обходиться без расчески.
обходиться!
осторожно пробираясь между облицованными блестящей плиткой стенами. Они
казались такими надежными, массивными - имитация бетона и кафеля. На деле
это был тонкий пластик, который, как выяснилось, звук не держит и от
вторжения, конечно, тоже не защитит.
бессмысленно? Получается, что так. Несмотря на бронированные двери,
стальные переборки, замки и засовы... В старом, обветшавшем здании тюрьмы,
среди хаотического переплетения комнат, коридоров, рабочих помещений
обязательно найдется какой-нибудь незамеченный ход. И уж конечно эти
тайные тропки не являются тайными для тех, кто провел на Ярости
значительную часть жизни. Значит...
пришлось.
ей, согласно распоряжению директора, полагалось дожидаться обеда, который
кто-то (наверное, тоже заключенный?) должен принести из общей столовой.
(Неужели сейчас только обед?.. Час дня по местному времени. Немногие
десятки минут отделяют ее от катастрофы, гибели товарищей, от невозможных,
несуществующих воспоминаний о произошедшем в гиберсне...) Рука ее уже
легла на дверь. Но Рипли так и не вошла в госпитальный отсек.
сейчас они не стремились разместиться друг возле друга - каждый сидел за
отдельным столиком. Горстка людей рассредоточилась по обширному помещению,
из-за чего оно казалось еще больше. Столовая, как и морг, сооружалась из
расчета максимальной заполняемости тюрьмы.
Рипли, над столиками повисла мертвая тишина.
выдачи пищи, как бы не обращая внимания на то, что творится вокруг.
(уже пожилой костистый мужчина с резко выступающими скулами): он
поперхнулся, но сдерживал кашель, не решаясь нарушить всеобщее молчание.
Его сосед просто замер, согнувшись над столом и пожирая взглядом женскую
фигуру. Третий, самый молодой с виду, вдруг истово перекрестился, но крест
помимо его воли вышел "тюремный": последним движением он далеко не
благочинно провел рукой от плеча к плечу, будто чиркнул себя поперек горла
большим пальцем. Так клянутся уголовники "на зарез".
те, чьи голоса она слышала сквозь стенку душевой кабины. Кто же из них?
Быть может, именно тот, кто крестится, говорил о ее особом предначертании?
А скуластый выдвигал версию о сосуде греха? Кто знает... Возможно, и
наоборот. Ведь ей неизвестны характеры. Впрочем, по крайней мере об одном
из них она кое-что знает...
кого знала.