Чтение 18–й страницы книги ~Точки пересечения~

бесценок купили...

- Это же антикварные вещи! - Милосердов вроде бы оживился. - Семь
тысяч - дешевизна. Вот Зоркальцев и уговорил меня уступить ему гарнитур.
Он наверняка продал бы его в два раза дороже.

- Чтобы компенсировать убыток от пожара?

Владимир Олегович промолчал, и Антон снова спросил:

- Полученные от Зоркальцева деньги у вас?

- У меня.

- Покажите.

Милосердов очень тяжело, словно это стоило ему больших усилий,
поднялся из кресла, втиснулся в узкую щель между инкрустированным шкафом и
купеческим буфетом, дольше минуты чтото там передвигал и наконец,
выбравшись оттуда, положил перед Бирюковым на стол семь денежных пачек,
упакованных крест-наврест банковскими обертками. Одна из оберток была
разорвана. Дрожащим пальцем Владимир Олегович указал на нее:

- Из этой тысячи я отдал пятьсот рублей Леле Кудряшкиной за бирюзовый
перстень.

- Где Кудряшкина его взяла?

- Говорила, подарок, но чей - не сказала.

- Не эти ли деньги требовал у вас "грабитель"?

- Да, эти. Кричал: "Выкладывай семь кусков, которые полутал от
Зоркальцева!" Откуда он разнюхал про них, не представляю. Кроме меня и
Геннадия, о нашей сделке никто не знал. Какое-то роковое стечение
обстоятельств...

- Но хоть что-то можете объяснить?

- Не могу! Я ничего не знаю...

На улице послышался шум мотора. Бирюков глянул в окно и увидел
оперативную машину. При официальном допросе, в присутствии прокурора,
Милосердов полностью признал себя виновным в подхоге дачи Зоркальцева и,
по его словам, готов был возместить причиненный ущерб или нести за
совершенное преступление уголовную ответственность. Когда же разговор
зашел о самом Зоркальцеве, Владимир Олегович так слезно начал доказывать
прокурору свою непричастность к исчезновению Геннадия Митрофановича, что
на него неприятно стало смотреть.

ГЛАВА ХI

Вернувшись в отдел, Бирюков с Шахматовым принялись обсуждать внезапно
сложившуюся ситуацию. Неожиданно из дежурной части сообщили, что туда
обратилась гражданка, утверждавшая, будто на расклеенной по городу
листовке опознала своего бывшего ученика Жору Коробченко.

- Направьте ее ко мне, - сказал дежурному Шахматов.

Вскоре в кабинет вошла высокая пожилая женщина с седыми коротко
стриженными волосами. Она медленно села на предложенный Шахматовым стул и
тяжело вздохнула:

- Моя фамилия Юдина, зовут Марией Федоровной, Сорок лет в школе
учительствовала, теперь пенсионерка... - женщина опять тяжело перевела
дыхание. - Час назад из гастронома вышла. Вижу, милицейский товарищ
листовку приклеивает, где... разыскивает милиция. Подошла - батюшки! -
Жору Коробченко ищут. А я в начале этого месяца встречала его на
барахолке, то есть на вещевом рынке. Понимаете, в воскресенье пошла на
рынок, чтобы купить пряличный воротник к зимнему пальто. В мастерской по
пошиву мне лишь искусственный мех предложили... И вот на рынке столкнулась
с Жорой, только что купившим у какого-то мужчины прекрасную шкурку
голубого песца...

- Внешность того мужчины запомнили? - воспользовавшись паузой,
спросил Шахматов.

- Пожалуй, в пенсионном возрасте, щупленький, лысый... Одет, как
раньше говаривали, по-крестьянски, но в собствейной машине ездит,

- Какой марки машина?

- "Жигули" или что-то в этом роде. Новешенькая, вишневого цвета.

Шахматов переглянулся с Бирюковым:

- Кажется, Тюленькин. - И опять спросил Марию Федоровну: - Коробченко
при вас покупал шкурку?

- Нет, я встретила Жору уже с песцом.

- Почему решили, что он у того - щупленького, лысого - мужчины купил
песца?

- В тот день на рынке больше ни у кого песцов не было. По- пробовала
поторговаться - не по карману. Пятьсот рублей шку- рочка!.. Видимо, Жора
дешевле сторговался.

- Зачем ему понадобился песец?

- Ох уж этот Жора... - Юдина грустно покачала головой. - Как всегда,
вдохновенно стал лгать, дескать, невесте в подарок. Да какая у него может
быть невеста, если он только-только из колонии вышел. Еще прихвастнул, что
работает в геологоразведке, хорошо зарабатывает, не пьет теперь. У него
все несчастья из-за пьянки...

- Давно его знаете?

- В начальных классах учила. Очень способный был мальчик, но к
алкоголю рано привык. Видимо, это от отца - неизлечимого алкоголика. А
мама Жорина была прекрасная женщина. Как и я, учительницрй работала. Мы с
ней параллельные классы вели. Ой, сколько Фаина Андреевна помаялась со
своим муженьком! И травами лечила, и чего только не делала - все впустую.
Так и погиб человек. Два с лишним года находился на принудительном
лечении. Едва вышел оттуда - встретил шофера-дружка. На радостях так
отметили встречу, что перевернулись с груженым самосвалом и оба погибли.

Бирюкову тотчас вспомнилась последняя встреча с Лелей Кудряшкиной и
рассказ Лели о том, как ее отец "кувыркнулся на самосвале".

- Мария Федоровна, в каком районе это было? - спросил Антон.

- В Мошковском.

- Вы там жили?

- Я и теперь там живу. Приехала в Новосибирск погостить у сына, а вот
загостилась второй месяц.

- Как фамилия шофера, который погиб с отцом Коробченко?

- Кудряшкин.

- Вы его дочь знаете?

- Как же не знать. Леля с Жорой у меня в одном классе учились...
Славная была девочка, но рано осталась без родителей. После десятилетки
уехала в Новосибирск поступать в институт, а здесь затерялась.

- Вам хотелось бы ее повидать?

- Разумеется!

Бирюков вырвал из записной книжки листок, написал на нем адрес в
номер телефона и протянул Юдиной:

- Вот Лелины координаты.

- Спасибо, - поблагодарила Мария Федоровна.

- Как Жора относился к Леле? - спросил старую учительницу Шахматов.

- Дружили они. Ох уж этот Жора... Очень способный, эмоцианальный был
мальчик, но, знаете, с какой-то болезненной тягой к отрицательным
поступкам. Первоклассником я застала его у школьного туалета с папиросой.
Прикуривать еще не умел. Просто поджигает спичиной табак - тот,
естественно, не загорается. Спрашиваю: "Зачем ты это делаешь?" Смутился:
"Видел, Марь-Федоровна, как старшеклассники курили. Интересно попробовать.
Не говорите маме, честное слово, курить не буду никогда". Однако во втором
классе уже покуривал основательно. В пятом - выпил вина. Все всполошились,
стали контролировать. Жора выправился, стал хорошо учиться. Схватывал
новый материал прямо на лету. Участвовал в художественной
самодеятельности, замечательно рисовал. Восьмой класс закончил в числе
лучших. А после восьмого опять что-то сломило его. Десятилетку осилил с
грехом пополам, но прекрасно сдал вступительные экзамены в Омское
художестдеивос училище. Фаина Андреевна заботливо проводила сына на учебу,
одела его с иголочки, а через полгода прилетела страшная весть - Жора
арестован за кражу. У Фаины Андреевны не выдержало сердце - инфаркт...
Хоронили ее без меня. По решению педсовета я срочно уехала в Омск, где
Жора привлекался к суду, чтобы выступить, так сказать, в качестве
законного представителя несовершеннолетнего подсудимого, поскольку Жоре в
ту пору еще не исполнилось восемнадцати. На суде виновность Жоры была
доказана. Да и сам он ничего не отрицал.

- Мария Федоровна, - обратился к Юдиной Бирюков, - при встрече с вами
на рынке Коробченко не говорил о Кудряшкиной?

- Ни слова. Знаете, какой-то он встревоженный был, и нет разговор
толком не получился. Мне показалось, будто Жора испугался меня... Откуда у
него деньги на песца?

- А сплутовать он не мог?

- Каким образом?

- Есть такой "кукольный" прием, когда мошенинк вместо пачки настоящих
денег подсовывает пачку бумажек. Торговец спокойно прячет бумажную "куклу"
в карман н обнаруживает, что его надули, как правило, уже дома...

Старая учительница задумалась:

- Это, знаете, похоже на Жору. Он еще в школе любил разные фокусы
показывать. Только ведь вместе с этой... как вы сказали, с "куклой" у него
должны быть и настоящие деньги. А откуда они у Коробченко, если он недавно
из колонии?

- Видимо, раздобыл, - сказал Шахматов.

- Ох уж эти добытчики...

Ответив еще на несколько вопросов, Мария Федоровна собралась уходить.
У порога она внезапно остановилась и досадливо махнула рукой:

- Вот склероз... Самого главного, ради чего пришла, не сказала. В
листовке написано, будто Коробченко вооружен. По-моему, это ошибка. При
всех своих отрицательных качествах Жора никогда не отличался
агрессивностью. Он от природы труслив, как ягненок.