Михаил ШАЛАЕВ
ВЛАДЫКА ВОД
лавочников, век. Уже третьи сутки он лежал с закрытыми глазами, не
разжимая губ, и лишь трудное дыхание указывало, что лавочник еще жив. А
утром он вздохнул особенно глубоко, сильно и - затих. Тогда Скупчиха,
суровая женщина лет на двадцать моложе мужа, негромко всхлипнула в
полумраке комнаты, а Скуп-сын почувствовал что-то вроде облегчения:
наконец все кончилось.
старики, чтобы справить похороны по обычаю. Они посыпали соль покойному на
лоб - в знак мудрости, на губы - в знак честности, на грудь - в знак
доброты. Три щепотки соли - обязательная дань уважения.
в изголовье большой поплавок, а в ногах - тяжелое грузило, чтобы стоя, как
подобает достойному человеку, предстал покойный перед Владыкой Водом.
туда, где Большая Соль круто падает в бездонную глубину. Здесь всегда
принимал умерших Владыка, здесь и опустили старого лавочника в море -
тихо, без всплеска. И высыпали в воду еще горсть соли, чтобы не строго
судил Владыка Вод душу, ушедшую в его темное царство.
ладонью вверх и коротко потребовал у матери: "Ключи". Та безропотно отдала
ему связку на узорном витом шнурке, который сняла с шеи мужа перед
приходом стариков. Сын слегка подбросил ключи, отчего металл коротко
звякнул, и пошел наверх, в комнату отца, каждым шагом заставляя скрипеть
деревянные ступени лестницы. Этот скрип доставлял ему удовольствие: каждый
вечер точно так поднимался к себе старый лавочник, чтобы подвести итоги
дневной торговли.
задернуто полинявшей коричневой занавеской, в середине стоял стол с
выдвижными ящиками, в углу - железный шкаф.
ящиков. Там оказались бумаги - долговые расписки, закладные, какие-то
счета и ведомости. Все это требовало внимательного разбора, поэтому
молодой лавочник решительно задвинул ящик назад. Тут он услышал шорох и,
обернувшись на звук, обнаружил, что из-за занавески за ним подглядывает
крохотный норик в малиновой курточке и синих штанишках. Новый хозяин
прицыкнул на малявку, тот стрелой метнулся к своей норке и пропал. Только
на миг мелькнула добродушная, чуть крысиная мордочка, да послышался
тоненький ехидный смешок. Скуп-сын отвел глаза, успев, однако, отметить,
что блюдце, какие стоят у каждой нориковой норки, покрыто чешуйками
засохшего молока: три дня уже не наполнялось. Непорядок. Нориков обижать
нельзя.
нужный, открыл бесшумную плавную дверцу. За ней хранились все те же
бумаги, но, видимо, более важные, и только в нижнем отделении, в углу,
стояла небольшая деревянная шкатулка. Скуп-сын взял ее в руки, повертел,
рассматривая, и откинул плотную крышку с резьбой. В шкатулке лежало
простое серебряное колечко с неярким камнем цвета морской воды.
пытаясь понять, зачем отец так бережно хранил его. Цепкий глаз торговца
уже обозначил цену: пятнадцать, от силы двадцать монет. Дешевка. Так и не
понял, пожал плечами. А спустившись вниз, отдал кольцо матери и велел
выставить на продажу. "Да налей норикам молока наверху. Там открыто".
трех дней. И напрасно: все равно в лавку никто не шел. Скуп-сын понимал
свой промах, злился, но продолжал сидеть - больше из упрямства, чем по
необходимости, и даже бросил судьбе вызов, загадав первых трех посетителей
- на богатство, на здоровье и на жену. Так просто загадал, чтобы сидеть не
скучно было. Но когда перед самым обедом замаячила у входа чья-то тень,
внутри слегка екнуло: ну, кого там несет - на богатство?
Даже не нищий. У тех нет-нет, да бывает пара монеток. А у этого Смела
правый карман аж скукожился от пустоты, хоть совсем с пояса срежь. Он
милостыню не просит - гордый. Или знает, что все равно никто не подаст
из-за гнусного его скандального характера. Тьфу!
бочком двигается вдоль полок с товарами, стучит своей длинной, выше головы
палкой и посверкивает дырьями в грязных штанах. Потурить его, что ли? Но
вспомнилось, как часто повторял отец: "Покупатель - дело святое". Пришлось
сдержаться. А покупатель этот святой, будь он неладен, уставился куда-то
как истукан. Что это он узрел? А, ну да, конечно. Только колечка ему не
хватает, остальное все есть. Посмотреть?! Не-ет, он точно издевается,
хвост собачий. Ну Смут с тобой, на, смотри...
корявыми пальцами цвета чугунного дерева, собирал поперечными складками
лоб, шамкал шершавыми от мертвой кожи губами. Потом почему-то спросил,
откуда оно взялось (у него получилось "вжялощь"), и взглянул при этом на
лавочника снизу вверх, отчего стал похож на плешивого орла-падальщика,
живущего в Оскальных горах.
заводясь, продолжал: время уже обеденное, лавку пора закрывать, а если кто
не собирается покупать - ну, к примеру, если денег у кого нет, - то нечего
так долго и разглядывать. Тут у Смела в горле клекот возник, аж кадык
запрыгал - видно, свару хотел учинить, хвост собачий. Однако, передумал.
Положил кольцо на прилавок и пошел к выходу, стуча палкой. Лавка опустела.
мысли о несправедливости судьбы, которая, надо же - в таком пустяке... но
лавочник вовремя спохватился и плюнул в разрез рубахи, отгоняя дурные
мысли. Нет-нет, судьба, конечно, ни при чем, а во всем виноват этот старый
оборванец Смел, вылезший вперед настоящего посетителя, загаданного на
богатство. И Скуп-сын закрыл лавку, надеясь, что обед отвлечет его от
досадных мыслей.
вымоченный в козьем молоке, запеченный на углях и политый кислым соком
болотной клюквы мордан был превосходен. Когда Скуп-сын, отдуваясь, вновь
взгромоздился на табурет за прилавком, он уже готов был посмеяться над
недавним своим огорчением. Эка важность - нищий! Наплевать и забыть.
Смел возвращается, и недовольно поморщился: опять несет его... Ну какого
он, спрашивается, ходит? Ведь все равно денег... Скуп-сын не успел
додумать, потому что Смел пришел не один, и нехорошо стало лавочнику,
когда он увидел второго.
что рыбаки побрезгливее, как попадется, предпочитают срезать крючок, чтобы
не дотрагиваться - неделю потом руки не отмоешь. Этого второго, по имени
Сметлив, Скуп-сын называл (не вслух, конечно, а про себя - старик,
все-таки) вонюком: такой же большой, рыхлый, трясется весь. Что же до
запаха - отчетливо чуял лавочник: пахнет от Сметлива смертью. Послушать
только, как дышит: хр-р... их-х! хр-р... их-х! - будто стеклом по
точильному камню.
застучали. Замычал он что-то в ярости, да осекся: что им сказать-то?
Сказать-то им, любезные, нечего! Разве станешь объяснять, что невпопад
пришли? Дескать, не те вы, которых ждали. Эх, лавочник!
услышал (кровь била в уши оглушительными толчками), а скорее догадался,
что тому нужно, и деревянной рукой протянул кольцо. О чем говорили потом
посетители - прошло мимо лавочника. Он видел только, как Смел горячо
толкует что-то и тычет скрюченным пальцем в колечко, а Сметлив сомнительно
оттопыривает слюнявую губу и вставляет замечания, от которых Смел
горячится еще больше. Наконец нищий выдохся, замолчал. Помедлил еще
малость, покатал кольцо меж пальцев, глядя на блеск камня; тяжело
вздохнул. Потом нехотя вернул товар лавочнику и пошел прочь; за ним, едва
переставляя ноги - Сметлив.
голос говорил ему: закрой лавку! Хватит дразнить судьбу!.. Увы, мудрый
голос лишь раздражал лавочника, пробуждая дикого быка его упрямства.
Скуп-сын решил, что лучше сдохнет, а лавку не закроет. Досидит до конца.
Что там осталось - жена? Плевать, это он как-нибудь переживет. Этим его не
испугаешь. Лавочник вспомнил всех самых сварливых, ленивых и скупых баб
поселка, вспомнил - и криво усмехнулся. Любой из них он бы живо дал
окорот. Ничего. Не страшно. И, приготовившись таким образом, стал ждать.
Корнев Павел
Пехов Алексей
Никитин Юрий
Орлов Алекс
Афанасьев Роман
Трубников Александр