Чтение 5–й страницы книги ~Записки динозавра~

- А про Енисейского на совещании не вспоминали? - прищуриваюсь я.

- Про Степана? Здоровеньки булы, а як же! Мне коло урны так сказали:
если выйдет апрельский номер о зубной боли Степаняка-Енисейского, то я
распрощаюсь не только с креслом заместителя, но и с простым стулом в
редакции.

- Кто сказал?

- Моргал.

- А вы что ответили?

- Распрощался.

Я пожимаю руку своему верному заместителю, когда без стука
распахивается дверь и в кабинет влетает возбужденный Оля Белкин. За ним в
ходит этот... тихий посетитель, автор научной фантастики.

- Обстракция! - восклицает Белкин, воздевая руки к давно небеленному
потолку. - Вот, знакомьтесь!

- Здравствуйте! - радушно здоровается Михаил Федотович.

- Что "здравствуйте", что "здравствуйте"?! - запальчиво спрашивает
Белкин. - Вы хотя бы знаете, с кем здороваетесь? Этот товарищ направлен к
нам заместителем главного! Вместо вас!

Михаил Федотович тушуется, а я спрашиваю, стараясь не волноваться:

- Кем направлен? Идите, Олег Павлович, мы тут сами разберемся.

Я разглядываю незнакомца.

Внешне этот человек ничего собой не представляет. Он спортивен,
выбрит, подстрижен, во что-то одет, у него есть глаза, нос, губы и все,
что положено хомо сапиенсу, - но все это вместе не составляет лица. В
общем, я, кажется, зря обидел тихих и безобидных авторов научной
фантастики - этот человек напоминает мне мужа сотрудницы нашей
лаборатории, которому в тридцать седьмом году я ни за что ни про что, но
БЕЗОШИБОЧНО дал в безразличную морду на следующее утро после ареста
академика Эн, и он только утерся.

- Кто вы такой? - начинаю закипать я. - Сколько вам лет? Образование?
Что вы умеете делать, чтобы быть моим заместителем? Имеете ли вы
какое-нибудь отношение к науке... или хотя бы к мысли?

- Юрий Васильевич, вы, пожалуйста, не волнуйтесь, - спокойно отвечает
он. - Лично мне эта двусмысленная ситуация тоже неприятна. И ваш сотрудник
понял меня неправильно. Ну какой из меня заместитель?.. У меня к вам два
дела? Во-первых, директор издательства просил передать лично вам, что
вчерашнее решение было предварительным... Его еще можно изменить. Товарища
Чернолуцкого пока еще никто не смещает. Директор просит вас о небольшом
одолжении... Он просит придержать статью о профессоре
Степаняке-Енисейском, не ставить ее в апрельский номер. Директор хотел бы
предварительно посоветоваться в Минздраве.

- Придержать статью?! - взрываюсь я. - А ваш Моргал знает, что этот
самый Степаняк-Енисейский дезорганизовал отечественную стоматологию? Да?
Нет?.. Не пойму! Так вот, передайте Моргалу, что ни один вредитель,
ограбивший государство в особо крупных размерах, не сравнится с этим
Степаном, который двадцать лет подряд причинял всему народу зубную боль. У
всех зубы болели, только не у Минздрава! С кем же советоваться? Странная у
вас роль, молодой человек... Впрочем, вы не молодой человек. Где я вас
видел?.. Не помню. Вы кто, не пойму?.. Издательский курьер? Чрезвычайный
посол?.. Не слышу!.. Не нуждаюсь! У меня сегодня неприемный день.
Михалфедотыч, повесьте объявление: ушел на базу, вернусь не скоро!

Все мои подчиненные навострили уши, боязливо выглядывают в коридор и
слушают своего главного редактора. А как же - чайник кипит! Так-то! И мы
еще кое-что можем! Учитесь, пока я жив!

- Придержать статью? - азартно продолжаю я. - Сейчас... Где она? Вот
на моем столе лежит апрельский набор, я должен его подписать. Вчера должен
подписать. В нем не хватает стать о методах профессора
Степаняка-Енисейского... Где эта статья?!

Я грозно гляжу в коридор. Развел, понимаешь, демократию! С этого
момента железная дисциплина! На войне как на войне! Если сейчас мне не
принесут статью - всех уволю!

Все, как мыши, разбегаются по своим рабочим местам, а из третьей
комнаты, где бездельничают художники и фотограф, выскакивает Ашот и несет
статью, бормоча что-то про два недостающих зуба. Ага, испугались!

- Дроздов подписал статью? - спрашиваю я.

- Так точно, Юрий Васильевич, - отвечает Дроздов.

Все опять выглядывают в коридор.

- Где моя авторучка?

Я откидываю полы пальто, усаживаюсь в кресло, Михаил Федотович подает
мне свой старинный "Паркер" с золотым пером (эту авторучку у него надо
украсть и отнести в свой музей на втором этаже учреждения), и я трясущейся
рукой подписываю в печать статью Дроздова - черными чернилами полной
подписью вместе со званием:

"Академик Ю.Невеселов"

- Какое сегодня число?

- Двадцать восьмое февраля, - смеется Михаил Федотович.

Все-таки он смеется, хотя только что я подписал ему приговор - статья
пойдет в печать, и его снимут.

- Значит, сегодня последний день, - заключаю я и ставлю дату.

- Последний день чего? - интересуется Михаил Федотович.

- Помпей, - предполагает Дроздов.

- Зимы, - поясняю я.

Дроздов манерно аплодирует мне из коридора. Значит, старый чайник
сыграл на публику и сорвал аплодисменты на старости лет.

Но чрезвычайный издательский посол, оказывается, еще не втоптан в
грязь. Уши еще торчат. Он что-то еще хочет сказать... Все верно: входя он
сказал "во-первых", но еще не добрался до "во-вторых". Он открывает свой
дипломатический чемодан, протягивает мне какой-то мандат и невозмутимо
произносит:

- Нет, Юрий Васильевич, я не чрезвычайный посол и не издательский
курьер. Мне, во-вторых, поручено провести в вашем журнале ревизию.

После этих слов в коридоре начинает происходить немая сцена. Я,
признаться, тоже немного ошарашен.

- А его фамилия не Хлестаков ли? - разряжает обстановку Дроздов.

- Нет, моя фамилия Ведмедев, - спокойно представляется этот
ревизионист.

- По всем ревизионным вопросам обращайтесь к заместителю главного
редактора. Михалфедотыч, к нам приехал ревизор! Уделите ему внимание, но
не в ущерб основной работе.

- Здравствуйте! - Михаил Федотович трогает ревизора за локоток. - Я
не расслышал - ваша фамилия Ведмедев или Медведев?.. Что будем проверять?
Наличие столов, стульев, сотрудников?

Все опять разбегаются по рабочим местам, а Маринка быстренько
проверяет амбарную книгу "прихода-ухода" - все ли расписались? И, наверно,
расписывается за Дроздова, который принципиально никогда не расписывается
в появлении на работе (в исчезновении с работы - тем более).

Умничка.

Не Дроздов умничка, а Маринка.

Это она ловко делает, фальшивомонетчица.

Я остаюсь в одиночестве, снимаю пальто и опять усаживаюсь в кресло.
Оно крепкое, довоенное, на балансе редакции не числится, я его из дому
принес, его из-под меня трудно вышибить. Сейчас я еще раз внимательно
прочитаю статью о зубной боли профессора Степаняка-Енисейского и вычеркну
из нее все несущие балки и рабочие кирпичи, то бишь все колоритные слова и
одесские обороты, которые Дроздов надеется под шумок протащить, хотя я и
пометил все эти штуковины в его черновике.

Маринка приносит чай в серебряном подстаканнике N_2 и бутерброды с
колбасой. Спасибо, одного достаточно, я уже завтракал.

- Что ты спросила?.. - переспрашиваю я. - Кому чай? Ревизору?!

- В порядке подхалимажа, - смеется Маринка.

- Ладно, предложи ему чай, пусть подавится. Человек все-таки с
дороги.

Итак, читаем статью...

Где мои очки?

На носу.

Статья называется: "Зубная боль профессора Е."

Странно, почему Дроздов сократил фамилию Степана до единственной
заглавной буквы? Впрочем, "Енисейский" это не фамилия и даже не псевдоним,
а торжественная приставка в подражание Семенову-Тян-Шанскому или
Суворову-Рымникскому, хотя профессор Степаняк прицепил к своей фамилии
название великой сибирской реки не потому, что он там родился, воевал или
что-то исследовал - нет, Енисей он прославил кончиком своего железного
школярского пера, запудрив мозги целому послевоенному поколению
научно-фантастической трилогией о светлом будущем Сибири.

В этих романах ("Обь", "Енисей" и "Лена") наши потомки, какие-то
глуповатые восторженные личности, настроили в Сибири куполообразные
города, своротили русла трех великих рек, установили на Северном полюсе
гигантскую трубу-лифт для транспортировки на Луну песка из обмелевшего