Чтение 3–й страницы книги ~Мишель и Маша, или Да здравствует Нинель!~

богатырей этой исчезнувшей страны.

Торговали мачтовым кедром, икрой, рыбой, солью, спичками, огненой
водой, чистой водой, белыми медведями, льдом, углем, прошлогодним снегом,
целебными грязями, сибирскими рудами, нефтью, якутскими алмазами - короче,
"пахали", не чуждались любой работы. Приходилось даже пахать в буквальном
смысле этого слова: выжигали лес, корчевали пни, возделывали делянки для
опиумного мака и красных гвоздик, ценившимися коммуняками на вес латунной
копейки, выращивали картофель и помидоры, заводили свинофермы, завозили
лекарства и апельсины, приучали туземцев к систематическому труду и к
цивилизованной пище и насаждали мир и благоволение в человеках. (Кстати,
Маша так и не взяла фамилию мужа - потому, наверно, что не хотела менять
привычную и солидную еврейскую фамилию "Сидорова" на сомнительного
происхождения "Шлиман").

Первая встреча с аборигенами в районе Нижней Варты в среднем течении
великой сибирской реки Еби ярко описана самим Шлиманом на крутой
холостяцкой вечеринке в ресторанчике шведской академии по поводу вручения
ему гуманитарной Нобелевской премии "За наведение мира между народами". В
отличие от троянского Генриха Шлимана, старого, близорукого, нелюдимого,
разобиженного людским непризнанием, Шлиман-Московский был человеком
"как-с-гуся-вода" - толстым, рыжим, жизнерадостным, склонным к розыгрышам
и дружеским попойкам. Все ему было "по барабану", как он выражался. Мишель
нетрезв в половину третьего ночи, тем лучше - ему слово.

Начало записи:

"Ваше величе... (обрыв в некачественной магнитофонной записи, залитой
шампанским)... где шведский король, мать его дивизию? Смылся король?
Ладно, продолжаю... (обрыв)... интересовала нефть... (обрыв)... сбросили
нас прямо на бетон заброшенного нижневартовского аэродрома, - там недалеко
стоит памятник нефтянику в телогрейке и с факелом, местные жители называют
этого идола Алешей... (обрыв)... и самолет тут же улетел, даже крыльями не
помахал, - эти трахнутые футбольные тиффози очень спешили вернуться в
Тель-Авив к футболу "Маккаби" - "Манчестер Юнайтед". Мы с Машкой погасили
парашюты и остались одни в этой нефтяной дыре - с лендровером, палаткой,
провизией на полгода и всяческим экспедиционным барахлом... (обрыв)... там
и сям посреди этой чахлой природы торчали первобытные нефтяные вышки. Лето
- а холодно, белые ночи - а темно, низкое небо с черными облаками, из под
земли рвутся газовые факелы, пыль нефтью воняет, с северного блядовитого
океана дует пронзительный сквозняк... (обрыв)... ладно, по барабану...
(обрыв)... Ну, что? Это Машка спрашивает: ну, что будем делать? Отвечаю:
ставь мне выпивку, потом будем вместе ставить палатку, а в палатке я буду
ставить тебе палку... (обрыв)... смеется: ну, дурак ты! У тебя одно на
уме!.. (обрыв)... устраиваться. Не успели... (обрыв)... как появились
аборигены... (обрыв)... конечно без хлеба-соли. Машка сразу в плач: Ну
вот, допрыгались! Сейчас посмотрим, кто кому чего тут поставит! Я приказал
ей заткнуться... (обрыв)... потому что взял за правило - никакого оружия,
чтобы не было соблазна... (обрыв)... дорогих гостей, чтоб их черт
побрал... (обрыв)... выставил перед собой на бетон, как пограничный
столбик, бутылку чистого спирта... (обрыв)... вместо нагана держал в руке
банку консервированных сосисок, но у самого, конечно, коленки дрожат и
очко не железное. Двое - как видно, самые смелые, - остальные пугливо
выглядывали из бывших ангаров по краям летного поля - неторопливо
направились к нам. Первый, похожий на этого самого Алешу с факелом...
(обрыв)... с похмелья... (обрыв)... угрюмый бугай под два метра, морда в
синих шрамах, а в ухо вместо серьги ввинчен орден "Дружбы народов"...
(обрыв)... чрезвычайно экзотично даже для аборигенов - перепачканная
нефтью стеганная фуфайка-душегрейка, увешанная несметным количеством
орденов и медалей, смазанные дегтем кирзовые сапоги, голубая папаха
генерала морской авиации с позеленевшим крабом... (обрыв)... томат
Калашникова... (обрыв)... похож на вождя местного племени - как оказалось
на самом деле, он являлся Вторым Секретарем Нефтяного Райкома - что-то
вроде заместителя Первого, я в этой сложной иерархии "секов" до сих пор
толком не разобрался - персек, вторсек, сексот, генсек, гомо... (обрыв)...
звали его Тсинуммок... (обрыв)... любимая поговорка - "А мне все по
барабану". Только потом, я узнал... (обрыв)... суеверные аборигены
зеркальной страны иногда берут вторые, запасные имена или нарочно
произносят и пишут (кто умеет писать) свои подлинные имена наоборот,
справа налево, - эта нехитрая зашифровка применяется для того, чтобы
жестокая богиня Нинель, которую они страшно боятся, не узнала их - кто
такая Нинель... (обрыв)... о ней подробнее... (обрыв)... а второй...
(обрыв)... одновременно толмач, денщик, адъютант и телохранитель нефтяного
вождя - был гол, как сокол, ростом в метр с кепкой, с красной гвоздикой в
этой самой кепке и с саблей на боку, которая волочилась за ним по взлетной
полосе... (обрыв)... ножки тоненькие, но кушать хочется. Звали его
Газгольдер. [Напоминаем: иногда, чтобы узнать подлинные имена аборигенов,
их нужно читать справа налево. Имя жестокой богини не исключение. Имя
"Gazgolder", по всей видимости, прямое. - Прим. переводчика]

- Спроси у них, еханный бабай... (обрыв)... ...ать их мать, откуда
они, взялись, суки? С неба что ли свалились, ема-е? - приказал вождь
Тсинуммок толмачу Газгольдеру, поигрывая автоматом и угрюмо взирая на
пограничную бутылку огненной воды на бетонке.

(Вождь говорил по древнеросски, но я ничего тогда еще не понимал,
хотя, конечно, смысл вопроса был прозрачнее самой прозрачнейшей огненной
воды из отборной пшеницы.)

Толмач Газгольдер... (обрыв)... жадного взгляда от консервной банки с
цветной соблазнительной этикеткой изображавшей а-ля натюрель баварские
сосиски с горчицей... (обрыв)... спросил на очень плохом английском:

- Где взял, однако?

- Где, где... - ответил я. - В магазине купил.

- "Ишимская", однако? ["Ishimskaja" - название нижневартовского
самогона. - Прим. переводчика] - брезгливо спросил Газгольдер, указывая на
бутылку огненной воды.

- Чистый спирт, - успокоил я.

Газгольдер что-то уважительно сказал вождю; я лишь уловил слово
"медицинский".

Как вдруг из палатки появилась Машка с хлебом-солью и с вышиванными
рушниками, и второй секретарь...

(Далее следуют сплошные обрывы, прерываемые древнеросским матом)..."

Прервем обрывы.

Первый контакт с аборигенами прошел благополучно. К величайшей
Машкиной досаде, она, как женщина, нисколько не заинтересовала нефтяного
вождя, хотя в те времена нравы у аборигенов были простые - "твоя жена -
моя жена". Чукотская Машкина красота, сводившая с ума западноевпропейских
мужчин, не выдержала конкуренции с медицинским спиртом и с банкой сосисок.
Вождь Тсинуммок неторопясь уселся посреди разбитой травой взлетной полосы
на пустой ящик из-под макарон, в три глотка осушил бутылку огненной воды,
закусил торчавшим из бетонки ядовитым грибочком, сожрал свежую буханку
ржаного хлеба и с неохотой отбросил недоеденную горбушку ходившему вокруг
него и жалобно урчавшему толмачу, которую Газгольдер мгновенно проглотил.

Затем вождь, не сходя с ящика, принял позу роденовского мыслителя и
уставился на консервную банку с сосисками. Упрямый мыслительный процесс
отпечатался на челе аборигена, но Мишель, покровительственно похлопал его
по плечу и достал новенький консервовскрыватель с титановым лезвием и с
деревянной ручкой и уже собирался вскрыть банку с сосисками, но реакция
аборигена оказалась весьма неожиданной. Вождь сразу догадался в чем тут
дело.

"Эврика! Я сам!" - было написано на его лице.

Надо было видеть с каким восторгом Тсинуммок выхватил у Мишеля
консервовскрыватель, с какой нежностью погладил лакированную деревянную
ручку и с какой любовью провел пальцем по хромированным титановым
поверхностям! Потом он торопливо и неуклюже, порезав палец о зазубренные
неровные края пищевой жести и отталкивая прикладом автомата напиравшего
под руку толмача, вскрыл банку с сосисками.

Кровь из пальца вождя капала на бетонку. При виде крови Шлиману чуть
не сделалось дурно. Толмач Газгольдер ронял слюну и с нетерпением верещал;
а Машка в этот момент вынесла пиво: бутылку пива - в одной руке, толстую
стеклянную кружку - в другой.

Пиво окончательно убило вождя. Вождь даже забыл про сосиски. Еще бы:
можно только предполагать, когда Тсинуммок пил пиво в последний раз, тем
более из граненой стеклянной кружки - в лучшем случае, лет десять тому
назад при разгроме и поджоге 3-го Уральского пивзавода. Но на толмача
Газгольдера по молодости лет пиво не произвело никакого впечатления, и он,
пользуясь случаем, выдергивал из-под руки сраженного вождя молочные
баварские сосиски и, пуская слезы от непривычной горчицы, пожирал их.

Тсинуммок не знал, что первым хватать... глаза разбегались...
консервовскрыватель... пиво... кружка... сосиски... сосиски... кружка...
пиво... консервовскрыватель... вождь шлепнул по рукам толмача, вождь сунул
консервовскрыватель в карман своей душегрейки (будто там ему и место,
будто он там всегда лежал), вождь выхватил бутылку пива из Машкиных рук...

Но Мишель вдруг совершил один из тех своих безумных поступков,
которые приносили ему удачу - он скрутил огромную дулю и укоризненно
сказал вождю:

- Нехорошо брать чужое, однако!

Газгольдер от ужаса подавился сосиской - оскорбительней жеста
аборигены не знали (разве что рубануть ребром ладони по локтевому суставу
и поводить рукой перед носом противника). Тсинуммок в ответ мог скосить
Мишеля автоматной очередью, и был бы прав; но вождь от неожиданности так
смутился, что потерял лицо, поспешно вывинтил из уха орден "Дружбы