что она была правильной?.. "Наверное, это наказание, - неожиданно
догадался человек, продолжая неотрывно глядеть в стекло машины. - За того,
который в кладовке. Не убий, не укради, не прелюбодействуй..."
картинку. Плохо иметь воображение. Не в силах сдержаться, человек застонал
сквозь стиснутые зубы. Застонал, застонал, застонал, согнувшись пополам...
Потом распрямился, кряхтя и кашляя. Потом обогнул машину и открыл
багажник. Выдернул канистру, наполовину заполненную бензином, открутил
крышку и плеснул жидкостью в разинутую железную пасть. Вторично обогнул
машину, по пути сунув руку в приоткрытую дверь и щелкнув чем-то под рулем.
Капот двигателя сразу освободился. Следующая порция бензина была вылита
туда, в сплетение шлангов и промасленных железяк. Пришла очередь салона.
Он открыл пошире дверцу, втиснулся вовнутрь вместе с канистрой и принялся
разливать остатки горючего по стенкам, по чехлам кресел, по резиновым
коврикам. "Любить - это бояться потерять", - шептал он заклинание из
прошлой жизни. Слез почему-то не было. Наверное, все слезы он отдал на
кафедре, временно потеряв Жанну в ночном институте. Как же давно это было!
Тогда, когда он боялся что-то потерять. Сейчас он ничего не боялся. Дурак,
надо было сохранить хоть немного слез, может быть они спасли бы его
сейчас, вернули целительный страх?
зашевелилась, приоткрыла один глаз, рывком села, озираясь:
страшная женщина. Смотреть на нее - на бодрствующую - было невозможно.
Нет, не повернуть голову, не сдвинуть взгляд... Она потянулась, хрустя
отлично развитыми суставами:
с водителем кресло и вытолкнул гадостный запах из горла:
вылезла следом - ничего не понимающая, заспанная, начинающая сердиться.
Абсолютно чужая. Абсолютно.
куличами и крашеными яйцами в полиэтиленовых пакетах. Что за безумцы? Что
за фанатики? Можно спать и спать, сберегая силы для долгожданного
завтрака, но люди выползают на улицу, бредут куда-то, бредут... Ах, ведь
сегодня Пасха! Праздник праздников... Зачем?
где Сашуля?
хромая, морщась, придерживая пострадавшее бедро рукой. Обогнула машину,
осторожно ступила на проезжую часть, подошла к молодому человеку и обняла
его, сунув ладони ему под куртку. Тот дернулся. Чуть ли не отпрянул,
испуганно глянув на нее.
полагается со всеми мириться... Он хотел ответить, но случайный прохожий
уже вывернул из-за угла, и тогда человек торопливо шагнул на тротуар,
стараясь забыть о том теплом и ласковом, что коснулось его на мгновение:
У меня и сигареты есть, американские.
все курят, дурочки... - и протянул картонный коробок. - Дарю. Передай ей,
что Гурам не жадный.
поудобнее и собрался чиркнуть спичкой. "Иисус воскрес", - сказал он... Но
спичка не чиркнулась - выпала из деревянных пальцев.
пальцах возник крохотный трепещущий огонек. Человек приподнял капот
двигателя и опустил руку туда. Железная щель жарко выдохнула ему в лицо.
мощь. А наперерез удиравшим мчался третий персонаж - тот самый весельчак,
отдавший коробок спичек.
поймал героя за воротник. Однако Жанна была рядом - мучительно ковыляла
следом. Бесстрашная Жанна, бесконечно преданная любимому человеку. Она
крутанула здоровой ногой, и воротник освободился. Она боком упала на
асфальт, и враг опрокинулся тоже. А потом за спинами бегущих ударил взрыв,
но они были уже далеко. Вокруг мелькали солнце, вода, дворы, переулки,
потом навстречу открылся перекресток, незнакомый, широкий, и Жанна
захрипела:
ничего такого?" - подумал он, задыхаясь. Оказывается, он все еще надеялся.
Вот почему спичка не сразу зажглась, вот почему выпала из пальцев...
Женщина догнала его, волоча ненавистную ногу, и заорала, вне себя от
злости:
заговорил, терзаемый дурацким чувством вины:
отдала, на которую тебя Юрий записал... если не врет, конечно...
Тоскливая мальчишечья надежда... Он нестерпимо захотел взять свою женщину
за руку, чтобы хоть на мгновение вернуть себя в прошлую жизнь, но сделать
это оказалось труднее, чем посмотреть ей в глаза. Тем более, что она
бессильно привалилась к оштукатуренному углу дома, пачкая себя
грязно-белым, и отвернулась.
закончить фразу.
нечто совсем уж неприличное. Она зажмурилась, сморщила изуродованное
кровоподтеком лицо и заколотила затылком в петербургский камень. Молча,
страшно.
грязные... а теперь я знаю, что все женщины грязные.
это каждой клеткой страдающей плоти, - и ничего больше не оставалось,
кроме как отойти, оступившись на спуске с тротуара, затем подняться с
колен и снова идти, сжав в кулаки ссаженные об асфальт руки. А женщина
сзади наконец зарыдала, бормоча сквозь спазмы в горле:
со своим видиком, режиссер поганый... Мужики проклятые, самцы
членистоголовые... Ненавижу всех! Ненавижу, ненавижу..."
большое перекрестие улиц с маленьким крестом трамвайных путей посередине.
Главное, чтобы дальше, дальше, дальше. Вокруг, в окружающем черном
пространстве, происходило некое движение, но путника оно совершенно не
касалось, не отвлекало от главного. Вот только дома странно кружились,
вызывая дурноту. И он вдруг застыл на месте, схватившись за голову - для
того лишь, чтобы остановить этот невыносимый водоворот.
нем можно до Театральной площади доехать, а там - уже на автобусе..."
Оказалось, он стоял в самом центре креста из рельсов. В коленях мелко
дрожало. Груди все еще не хватало воздуха. Хотелось в туалет - ведь
столько времени пришлось терпеть! "Ничего, скоро будет легче, - подумал
человек, вставший на трамвайных путях. - С праздником вас, Иисус воскрес."
Из лакированного лба надвигающегося железного чудища в упор било солнце, и
тогда он покорно закрыл глаза.
колотила в стекло ладонью и кричала: "Он сам!.. Он сам!.."
парусиновую куртку и джинсы, металась по рельсам. Она кричала другое:
"Кто-нибудь, "Скорую"! Ну, кто-нибудь!.." Иногда, правда, она срывалась на
что-то непонятное, например: "Игорь, прости меня!" Или: "Дурачок мой, что
же ты наделал!" Она явно лишилась рассудка.
Орловский Гай Юлий
Пехов Алексей
Орлов Алекс
Максимов Альберт
Мурич Виктор
Корнев Павел