Александр ЩЕГОЛЕВ

РАБ

(Предостережение)

МИР

Этим словом он назвал то, от чего отказался навеки.

Мир встретил его ослепительным светом. Свет ворвался в распахнутые
зрачки, мгновенно сломив нетерпеливое желание увидеть. Он оперся о стену,
полуослепший, постоял так, привыкая, осторожно разжал стиснутые веки.
Лестница.... Он оглянулся. С нежностью прочитал наклейку на черном
дермантине: "Келья отшельника". Затем привычно вскинул рюкзачок на плечи и
резво побежал вниз по ступенькам, соображая по пути, как отсюда добраться
до дома. И только преодолев один лестничный пролет, остановился.

Он замер, утратив чувство реальности. Дверь, позволившая давным-давно
войти в Келью, располагалась на площадке первого этажа! Или воспоминания
лгали? Что-то жутко знакомое чудилось в этих ступенях, в этих обшарпанных
подоконниках, в дворике, наконец, видневшемся сквозь окна! Он перегнулся
через перила и внимательно посмотрел вниз. Этаж, второй, третий... Все
точно. Это его лестница. Лестница его дома. А площадка, с которой он
только что спустился... Там находится его квартира! Ну да! Прямо напротив
выхода из Кельи!

На слабеющих ногах человек поднялся обратно.

В том месте, где пару минут назад он выскользнул из плена, была
глухая, не знавшая ремонта стена старого дома. Ни малейших следов двери.
Правильно: здесь и не могло быть никаких дверей, потому что за стеной этой
шумела улица. Узник подошел, ощущая робость. Нет - благоговение. Погладил
рукой шершавую поверхность, прошептал: "Спасибо...", прижавшись щекой к
серой штукатурке. Потом повернулся на 180 градусов и посмотрел на дверь
собственной квартиры. Что за ней?

Сейчас было лето - судя по пейзажу за окном лестничной клетки. Но
какое именно лето? То самое, в которое он обрел Келью, или же какое-то
другое? Сколько прошло времени - дней, лет, веков? Боязно... Впрочем, пути
назад не было. Он добровольно покинул убежище, поняв свое предназначение,
и пусть сомнения останутся по ту сторону сомкнувшихся стен!

Человек нашел в кармане связку ключей.

Квартиру ему сделали родители. Конечно, любопытно было бы узнать,
каким образом, но факт этот столь зауряден, что тратить буквы жалко. Он
никогда не интересовался подробностями - просто принял подарок,
поднесенный ему в честь получения аттестата зрелости, и начал строить
жизненный путь самостоятельно. Квартира была однокомнатной, без телефона,
на последнем этаже, но зато он жил в ней один.

Мама... - подумал человек, и слабый укол стыда стал ему наградой. Ни
разу в Келье он не вспоминал о ней. Ни разу... Надо будет позвонить,
да-да, обязательно.

Он просунул ключ в замочную скважину. Замок сработал.

- Ты кто? - спросила девица.

- Как... - он даже растерялся. - Я?.. Это моя квартира.

Из комнаты высунулась вторая девица. На обеих были короткие халаты.
Нежно-розовый и нежно-голубой.

- Кто там пришел?

- Говорит, что здесь живет.

- Прекрасно! - вторая девица хохотнула. - Мы тоже здесь живем.

Наступило молчание. Первая вдруг сообразила:

- Слушай, ты Холеный, наверное?

Он вздрогнул. Он вечность не слышал этого слова. Забыл о его
существовании.

- Да, - неуверенно ответил он. - Это я...

Такое человек носил имя. Второе, разумеется - то, с которым был
признан в лучших домах, с которым был принят в обществе. Настоящее, увы,
погибло в огне. Он вспомнил, откликнулся! Значит, каждый теперь вправе
называть его именно так.

- Ну, даешь! Какого же ты молчишь-то? Сразу не мог сказать?

- Я вас не знаю, - хмуро произнес Холеный.

- А мы тебя хорошо-о знаем! - снова хохотнула вторая девица. - Люмп
нам много порассказывал.

И первая не удержалась, хмыкнула:

- Чего нас знать, мальчик? Я Надя, а это Верка. Долго ли умеючи?

Мальчик вмиг оживился. Он спросил, пораженный:

- Люмп? Так это Люмп вас притащил?

- У-у, какой догадливый!

Человек сглотнул.

- Как он, а? Я его давно не видел.

- Что, соскучился? Понимаем, твой Люмп красавчик.

- Кончайте балаган, девочки, - неожиданно жестко сказал Холеный:
вспомнил прошлый тон. - Я его ищу. По делу. Где Люмп сейчас?

Гостьи переглянулись.

- Хорошо ищешь! Про самочувствие его не знаем, но показать можем.

Человек вспотел от возбуждения. Проговорил сипло:

- Он тут, что ли?

- Хочешь поглазеть? Иди, иди, полюбуйся.

Девочки дуэтом засмеялись. Гадкий был смех, странный.

Вошли в комнату. Царил неописуемый бардак! Пол устилали матрацы -
сплошным ковром. Валялись бутылки, пустые и неначатые, пачки сигарет,
белье и прочая одежда, видеокассеты, стаканы, журнальчики, огрызки,
фантики - все сразу не охватить. Очевидно, здесь было весело. А мебель...
Впрочем, это неважно. Друг лежал на полу возле стены - то есть на матраце,
конечно, - свернувшийся калачиком, накрытый простыней, такой маленький,
беззащитный. И почему-то с открытыми глазами. Холеный испугался. Шепотом
спросил:

- Что с ним?

- Поехал, - громко сообщила Надя. Или Вера?

Подруга пояснила:

- Вон его машина.

На подоконнике лежал шприц.

- Чем он?

- Хрен его знает. Какую-то редкую стекляшку достал вчера, ну и решил
попробовать.

Мальчик бессильно опустился - там же, где стоял.

- Давно начал?

- Ха!.. Он пока не начал, он пока пробует. Между прочим, третий раз
уже. Но говорит, кайф!

Девочки тоже присели. Они очень мило преподносили себя - со смешками,
с ужимками, с перемигиваниями. От них веяло фирменным изяществом.

- Твой Люмп, кстати, недавно провалился в свой поганый институт.

- Елки-палки... - горестно пробормотал Холеный. - Опять поступал?

Глупый был вопрос. Острота щелкнула в момент:

- По его взгляду разве не видно?

Окончив школу, Люмп регулярно - каждое лето - подавал документы на
постановочный факультет театрального института. Метр люмпен-культуры, он
все же хотел от жизни чего-то большего. Экзамены проваливал с
неизбежностью утренних кошмаров.

Холеный подполз к другу и долго тряс его за плечи. Затем, стиснув
зубы, произвел несколько лечебных пощечин. Рука месила потный, противный
кусок человеческой плоти. Ничего больше.

- Брось! - посочувствовал сзади скучающий голос. - К вечеру сам
очухается.

Мальчик послушался, оставил в покое скрюченную под простыней куклу.
Спокойно, - говорил он себе. Так и должно быть.

- Холеный! - позвала его девочка в розовом. - Ты где пропадал целый
год?

Он резко встал. Сел, сопровождаемый недоуменными взглядами. Сказал
невпопад:

- Год... Один год... Ровно год...

- Ты что, чокнутый? Где хипповал-то?

- Пошли со мной, - предложил вдруг Холеный. - Узнаете, увидите.

Серьезно предложил, с какой-то томящей душу надеждой.

- Спасибо, - фыркнула... Вера, кажется... - У тебя дома лучше.

- Люмп нас уверял, будто тебя прикончили, - это была уже Надя,
соответственно. - Будто ты поцапался не с той бабой, с которой можно. С
какой-то дико крутой девочкой из крутой компании. И тебя в тот же вечер
отловили. Люмп слышал, как она своим кобелям команду давала, чтобы тебя
догнали и проводили домой. У нее там собачья свадьба, одна сука на дюжину
кобелей. Люмп, понятно, врал?

Холеный не ответил. Вспоминал. Содрогался. Благодарил Келью.

- Ну и видок у тебя! - продолжило разговор существо в розовом халате.
- Запустил ты себя, лапушка. Хиппи, кстати, давно не в моде, слыхал? От
тебя воняет, как от старика. Не обижайся, я любя.

Подруга Вера поддержала тему:

- А ты вроде ничего парнишка. Широ-о-кий. Ежели отмыть, то в деле
сгодишься.

- Когда в последний раз мылся? - осведомилась Надя.

- Год назад.

Зря он признался. Он не подозревал о последствиях. Только подумал
машинально: "О да, я грязен!"