провести меня к раненому.
похвастать осведомленностью - "живая пуля", ах, ах. Сам и наквакал
голубую шинель.
двое ожидали отправки - ефрейтор и другой, с опухолью средостения.
Сейчас, во время затишья, госпиталь принимал охотно, и доктор
пользовался случаем - грыжи, кожные болезни, контузии - с чем только
не отправлялись в город солдаты. Все же - передышка. Но радости
положил конец приказ полковника - не более двух больных в сутки. Вот
так, не более, и все.
Ничего, натура наша, русская. Поправится, даст Бог, оборет недуг. Как
же, братец, тебя угораздило?
смотрел на них, но пальцы, цепко сжавшие край одеяла, выдавал его
страх. Неужели припишут самострел?
оправдываться он.
получается. Себя задерживаешь, и товарища, - капитан кивнул на
лежавшего у дальней стены. - Ему и тебе поскорее нужно в госпиталь,
каждый час дорог, а ты, понимаешь, германцем закрываешься.
ведь понимаем, рана тяжелая, вот ты и напутал. Напутал-апутал,
признайся. Свои в тебя стреляли, свои. Вот и скажи, кто.
Я... а она...
стреляют.
наговаривать как можно.
- скажешь нам, и мы того сразу в оборот? Нет, мы проверим, семь раз
проверим, а потом еще семь.
подставь другую щеку. Но ты о других подумай, о товарищах своих.
Защитить их надобно от пуль в спину. А пулей в тебя выстрелили не
простой. На самых злых врагов пуля, не просто убьет, а замучает перед
смертью. Тебе вот доктор наш помог, так это временно, заморозка скоро
кончится. Только госпиталь спасет.
везучие не получают подобных пуль. А насчет боли - он сделал блокаду,
зная, чего можно ждать от ранения. На сутки хватит.
Он винтовку обернул полотенцем и стрельнулся. А я доложил. Так его
дружки зло затаили.
каллиграфически вывел имена в блокноте. И блокнот у него какой-то
липкий на вид. Ерунда, предвзятость, обычный блокнот. А вечное перо
просто отличное. У него самого такое было много лет назад. Подарил на
память одной особе, тогда - однокурснице. Сейчас... О, сейчас она -
величина в мире медицины, вместе с мужем удостоены Нобелевской премии.
Надо же кому-то и науку продвигать, не всем солдатиков штопать. Да еще
в чине поручика. В его-то лета.
Он и птицам порой завидовал, летают, мне бы так, но разве это зависть?
злобу потешил, - капитан даже попытался укрыть ефрейтора одеялом.
Душевные люди нынче служат в особых полевых отрядах, в медицине
очерствели, да.
нагрелась, делая пребывание внутри малоприятным.
Но я обязан выяснить, правда ли это, затем отыскать того, кто дал им
пулю, лишь тогда можно будет обойтись без вашего ефрейтора. Отправить
его в Кишинев? Нет, это абсолютно исключено.
свое дело, лечите его здесь, насколько хватает у вас умения, а я буду
делать свое. И не надо так на меня смотреть. Мне людей жалко не меньше
вашего. Просто вы не представляете последствий того, что случится,
если эти пули беспрепятственно пойдут гулять по полку. Второго
больного можете отправлять, если оказия будет, а ефрейтора - оставьте.
год служишь. Клятва Гиппократа, клятва Гиппократа! Гиппократ не был
военным врачом. И, кстати, клятвы Гиппократа он не давал, а принимал
присягу Русского Врача - все силы положить на алтарь Отечества.
второй роты. Старшина сидел с раскрытым ртом, вцепившись в
подлокотники кресла, одновременно готовый и терпеть, и кричать.
Стоматолог то запускал щипцы в рот пациента, то извлекал их, хмурясь.
настойчив.
вон он - стоматолог показал на плевательницу. Не может без эффектов,
артист.
кровоостанавливающий тампончик, критически осмотрел работу. -
Сообразно обстоятельств оценим как вполне удовлетворительно. Три часа
не кушать. До вечера - еще лучше. Ясно?
ходу трогая челюсть, словно не верил, что самое страшное - позади. И
правильно, если не верил.
громкое. Лучше бы здесь по-прежнему оставался винный подвал. Вином еще
пахло, но запах не мог заменить собою былой гордости.
халата, вытащил жестяную баночку. - Консервированная водка, трофей.
разглядывал добычу стоматолога. Рвать зубы умеет, ничего не скажешь.
Наши ответили. Доктор отхлебнул водки.
заставил прослезиться.
душе угодить.
привыкать к этому - ежедневно, в одно и тоже время нужно спускаться в
подвал на полчаса и ждать. Поначалу было стыдно - как это, бросить
раненых, подчиненных, но неделя гауптвахты вразумила. Он хоть и
офицерская, а гауптвахта. Раненых новых найти не проблема, объяснил
стоматолог, вон их сколько после каждого наступления, а доктора
сыскать все труднее и труднее. А за подчиненных не волнуйся, у них
убежище рядом, в подвале на другом конце села, того, что он села
осталось. Негоже все яйца в одну корзинку складывать.
действовали по принципу: не тронь меня, и я не трону. Стреляли
ювелирно, что наши, что немцы, попадали туда, где нет никого - ни
пехоты, ни обозы, ни, Боже упаси, своего брата артиллериста. Словно
договор подписали. Ясно было, что все это не просто зыбко, а зыбко
крайне - достаточно ретивому командиру желания выслужиться, или
снарядов подвезут побольше, или вообще - наступление, и тогда стрелять
начнут всерьез, но пока... Вся жизнь на фронте складывалась из пока.
На завтра загадывать не рекомендовалась.
чины, знают ли, что Франц и Ваня стараются расстрелять суточный рацион
лишь ради звука и пустого сотрясения земли? Хотя в рапортах,
разумеется, указано, что цели поражены, уничтожено вражеских орудий
столько-то, живой силы - столько-о, а что чинам нужно? Стоматолог не
поленился (лечил зуб штабисту) и прикинул - их полк разгромил, по
меньшей мере, дивизию Коминтерна - на бумаге, естественно. Было
страшно думать, что писанину эту воспринимают всерьез, и исходя из нее
строят планы решительного наступления. Вся кровушка отольется тогда, и
вчерашняя, и сегодняшняя. С процентами.
Соломатина Татьяна
Сертаков Виталий
Суворов Виктор
Володихин Дмитрий
Володихин Дмитрий
Корнев Павел