Юрий ЩЕРБАТЫХ

ПРИМИ МОЮ БОЛЬ

Жизнь есть жизнь,

Смерть есть смерть.

Что можно к этому добавить?

Добавим к жизни смерть,

Добавим к смерти жизнь,

И это все, что можем мы...

В.Абанькин "Пасьянс"

Последнее время все чаще и чаще Сергею снилась степь. Жаркая, еще не
остывшая от дневного зноя ночная степь, прикрытая опрокинутой чашей
звездного неба, пряно пахнущая полынью, чабрецом и тысячелистником. В это
мгновения он явственно слышал шелест трав и стрекот цикад, нежно
напевавших ему незатейливый мотив колыбельной песни. Когда к нему приходил
этот сон, тело его, осыпанное золотым звездным дождем, расслаблялось, а
все тревоги и боли минувшего дня мягко стекали в нагретую землю.

Но в эту ночь он не дождался уже привычного умиротворения. В картину
донской степи отдельными грубыми мазками ворвались острые запахи сельвы,
шум тропического ливня и голос, звавший его из забытья на чужом языке.
Сквозь слепленные веки в слабом свете аварийного фонаря Сергей различил
смуглую тщедушную фигурку, мнущуюся у входа в тамбур.

- Говори яснее, Хуан, - попросил он, уже окончательно проснувшись.

- Энрико лежит в ста шагах от лагеря на тропинке, ведущей в деревню.
В него вселился дух горных болот, про которого рассказывал дедушка. Он
красный-красный и зубы оскалены как у одержимого.

Часть сознания еще была покрыта сонным туманом, но руки уже сами
застегивали "молнию" комбинезона и искали аптечку, а мозг лихорадочно
пытался сообразить, что могло произойти с парнем в джунглях по пути в
лагерь. Потом Сергей бежал, обгоняя Хуана, по тропинке, ведущей в деревню,
и мокрые листья лиан хлестали его по лицу, прогоняя остатки сна.
Испуганные лучи нагрудного фонарика метались по переплетенным ветвям,
освещая что угодно, кроме дороги, и уже совершенно некстати в голове
мелькнула мысль, что завтра воскресенье, а значит сеанс связи с домом...
Он дважды запнулся о торчащие из-под земли корни, а когда хотел
переступить лежащую на тропе лиану в третий раз, резко остановился.

То, что он принял за толстую, мокрую от дождя ветку, оказалось
детской рукой, скрученной в предсмертном напряжении страшной судорогой.
Сергей поднял скользкое, вдруг оказавшимся неожиданно тяжелым и уже
начавшее остывать щуплое тельце на плечо, и побрел обратно в лагерь.

Через час, испробовав все возможные средства, он прекратил
массировать сердце и отключил искусственное дыхание. Мозг был мертв. Он
опоздал совсем немного. Бедный Энрико... Сергей хорошо помнил его черные
любознательные глаза и способность задавать неожиданные вопросы. Тогда он
так просился в лагерь, и если бы не его отец - суровый охотник-индеец, то
мальчик мирно спал бы сейчас в соседней палатке, а не лежал на
операционном столе, обезображенный страшной болезнью.

Сергей представил, как тяжело больной паренек сначала шел, а потом
полз к ним сквозь ночные джунгли, облепленный пиявками и палой листвой, и
зябко передернул плечами. Но что же это за болезнь? Багровая кожа...
судороги... быстрый летальный исход от паралича диафрагмы и межреберных
мышц... Довольно запоминающиеся симптомы, а на ум не приходит ничего
похожего. Перебрав в памяти все известные ему местные инфекции, и не найдя
ничего похожего, Сергей включил бортовой компьютер вездехода. Ответ,
который он прочел на голубоватом экране дисплея, заставил тоскливо сжаться
сердце. Во-первых, инкубационный период этой чрезвычайно редкой формы
тропической лихорадки составлял всего два дня, а во-вторых, сыворотки от
нее у него не было, так как последний случай подобного заболевания
отмечался в этих краях лет двадцать назад. Сам-то он был привит от всей
местной заразы, но вот деревня... они были практически обречены, особенно
дети, у которых эта болезнь протекала особенно остро. И надо же было
случиться этому в сезон дождей, когда вертолеты ржавеют в своих ангарах, а
скрученные струи непрерывного ливня так переплетаются с лианами верхних
ярусов леса, что трудно бывает разобрать, где кончается сельва и
начинается небо.

Но сидеть без дела в этой обстановке он тоже не мог, поэтому сняв
перчатки, он направился в жилой блок, где оставил Хуана. У него теплилась
надежда, что заболел один только Энрико, получивший возбудителя при укусе
кровососущей нематоды, а в поселке быть может все здоровы. Поэтому,
посадив Хуана за аварийный передатчик, Сергей объяснил дрожащему от
сырости и страха пареньку, как подавать сигналы о помощи по радио, а сам
пошел к вездеходу.

Дождь лил не переставая, и слабый свет автомобильных фар уже в
нескольких метрах от машины растворялся в пелене дождя и мрака. Почти на
ощупь Сергей подвел холодный и скользкий буксирный конец к заднему замку
своего тягача и прикрепил к нему платформу прицепа. Ехать в такой темноте
по узкой неровной дороге вдоль обрывистого берега вздувшейся от дождя реки
было рискованным делом, но ждать два часа до рассвета Сергей не мог. В
десяти милях отсюда возможно умирали люди, и час промедления мог стоить
кому-то жизни. Мотор натужно взревел, и, раскачиваясь на ухабах, вездеход
нырнул в темную стену дождя.

Его практика в дельте Рио-Гранде началась четыре месяца назад.
Вежливый смуглый чиновник из департамента, ведающего примитивными
племенами, предложил ему работу в недавно обнаруженной этнографами
индейской общине. Необычность этого племени заключалась в том, что,
несмотря на многолетнюю изоляцию от остального мира, все члены общины
носили испанские имена и исповедовали, правда в сильно искаженном виде,
христианскую религию.

Распутав цепи легенд и преданий, ученые установили, что пятьсот лет
назад племя встретилось с кучкой испанских конкистадоров, заблудившихся в
сельве. Дружелюбно настроенные аборигены приняли их в племя, что привело к
постепенной ассимиляции, в результате которой испанцы передали индейцам
основы своей культуры. Однако понимая, что новая встреча с европейцами
может кончится для племени трагично, последний из оставшихся в живых
испанцев дал наказ приютившим его аборигенам избегать контактов с
посланцами Старого Света. Таким образом это индейское племя, подобно
русским староверам, на долгие годы самоизолировалось в тропической сельве
от окружающей цивилизации. За прошедшие столетия основные догматы
христианской веры претерпели у индейцев существенные изменения, образовав
причудливый сплав с языческими обрядами, однако лечиться они отказывались
категорически, считая болезни наказаниями за грехи. Более того, они
полагали, что заболевший человек входит в непосредственный контакт с
Богом, передающим через него остальной пастве свою волю. Поэтому врачи,
практиковавшие здесь до Сергея должны были маскировать каждую врачебную
процедуру, обставляя процесс лечения псевдохристианскими церемониями, не
забывая при этом о сохранении многочисленных табу, оставшихся с
доколумбовых времен.

За последние месяцы Сергею почти удалось наладить нормальный контакт
с аборигенами, когда случай с "воскресением" старика Санчеса восстановил
против него всю деревню. Он вернул к жизни упавшего в реку старого рыбака
не совершив священного обряда, а значит, по мнению индейцев, при помощи
дьявола. Ему тогда пришлось уйти из деревни, и вот уже месяц как он вместе
с Хуаном, родители которого погибли во время Большого Наводнения, жил в
джунглях в нескольких километрах от индейского поселка.

Деревня встретила его погребальными кострами. Дым кострищ смешивался
с тяжелыми волнами утреннего тумана, поднимавшегося от холодной реки, и
въедливым запахом разлагающейся плоти. Сергей направил вездеход к дому
вождя, и, подъехав вплотную к хижине, спрыгнул на упругую землю. Старик,
хотя был еще жив, дышал уже с трудом, и обильная красная сыпь явственно
проступала сквозь боевую окраску. Несколько мгновений они тяжело смотрели
друг на друга. Умирающий старый вождь с трудом понимал, что делает здесь
этот бледнолицый, накликавший беду на их племя, а Сергей не знал, с чего
начать. Наконец он решился, стараясь говорить твердо и уверенно, чтобы его
собеседник не заметил его тревоги и растерянности.

- Я послал сигнал о помощи по радио. Катера с лекарствами будут здесь
через два дня... Но детям столько не продержаться, и я заберу их с собой.
- Он помедлил и добавил: - Всех, оставшихся в живых.

Сергей встретил взгляд вождя. В нем было многое: страх Божьей кары,
ниспосланной за неведомые грехи, ненависть к чужаку, собирающемуся отнять
у них детей и отрешенность умирающего, готового к путешествию в другой
мир. Но на миг Сергею показалось, что сквозь внешне неподвижные лицевые
мускулы вождя, покрытые густым слоем охры, мелькнула надежда, которую он
обязан был оправдать. Пока ему самому было неясно, каким образом он мог
предотвратить развитие болезни, но оставлять здесь ребят было нельзя.
Прежде всего их следовало доставить в лагерь, где он мог оказать первичную
медицинскую помощь и задержать агонию.

Старик тяжело поднял голову. Из груди вырвался чуть слышный свистящий
шепот.

- Все в воле Божьей... Это наказанья за наши грехи. Дети останутся с
нами... К тому же твои снадобья нечисты. Господь дал нам наших детей, он
же их и забирает... - Голова вождя бессильно свалилась на грудь.

Сергей схватил старика за рукав и резко встряхнул.

- Причем тут дети? Они еще не успели согрешить... А что касается