тот двухметровый дог, который пытался когда-то напасть на Томаса, обнажил
клыки, зарычал негромко, но с настоящей яростью.
плакал. "Медведь" схватил его за руку и, судя по тому, как исказилось лицо
мальчика, сильно ее сжал.
не узнает! Ты понял меня!
"медведя" один из его дружков.
заметно вздрогнула, когда "медведь" ударил мальчика, но вот подавила в себе
что-то, отвернулась - затараторила о чем-то со своей подружкой...
напряжение, заскулили щенки - однако, тут же и замолчали - повинуясь своей
няньке старушки-колли.
женой:
надрывалась жена. - Хочешь загорать?! Ну и иди!
этого, открывающегося к нежному златистому сиянию. Так же мог ругаться он и
дома, и на какой-нибудь далекой планете - окружающее его нисколько не
трогало. Он был погружен в своей мир болезненной раздражительности. Он
постоянно накапливал в себе боль, потом выплескивал ее в приступах
безудержного гнева (уж сын его знал, что это). И все то ему казалось, либо
враждебным, либо каким-то однобоким - так или относящимся к нему...
древесных развилках принялись пилить две самые большие ветви.
услышали горестный стон, который, передаваясь от корней дуба, дошел и до
них.
шумело, стонало, перекатывалось лиственными волнами уж непрестанно - но
никто, кроме мальчика, не замечал этого - ведь, дул довольно сильный ветер.
обострены чрезвычайно, все почувствовал - и без страха, но с жалостью
посмотрел на живое, страдающее древо.
побитого щенка. В постоянной своей болезненной злобе "медведь" подошел к
нему и раздраженно, сам от того лишь боль чувствуя, прохрипел:
дрова! Чтобы набрал сухих и тонких веток! И быстро! Ты понял?!
от всей этой компании. Он, вообще, хотел остаться в лесу навсегда... И вот
он шел среди стволов, придумывая, чтобы сказать в оправдание, если он
задержится.
тут же присел на корточки, вглядываясь. Котенок!
Он то, ведь, так давно хотел такого друга! Такого маленького, доброго,
забавного - такого, который согревал бы его, утешал в трудную минуту. Такого
игривого, в котором нет этой постылой злобы, такого мягкого мурлыку... Отец
его ненавидел животных, - особенно кошек и собак и, конечно, о таком друге
нечего было и мечтать. А подумав как-то мальчик решил, что и не надо - что
за житье ему будет?! Свое раздражение "медведь" примется вымещать и на
нем...
доверить все свои тайны; который все выслушает, все поймет, утешит своей
ласкою.
его:
поохотиться на птиц, услышав этот печальный зов, повернул мордочку к
мальчику, замер, разглядывая его.
несколько одичать за эти проведенные в лесу дни, тут же и подбежал к нему -
подпрыгнул - вцепился коготками в поясок, и вот уже перебрался на ладошки.
прижавши котенка к груди принялся его гладить.
удовольствия, а желая, передавая добрый свои чувства, хоть на время
остановить то, что почувствовал он в груди мальчика. А там - от напряжения,
от постоянных обид, разросся некий ком, что-то потресканное, изломленное. И
совсем не так, как надо бы стучало его сердце - и Томас знал, что растущий
этот, охватывающий незримый паутиной ком, года через два приведет к смерти.
окружением недуг.
тепло...
вернется назад к ним, в тот Болью пронзенный мир.
лисица, загораясь пышно-облачным пламенем в солнечных колоннах бежит прямо к
нему. В его голове даже успела зародиться сказка о житье, дружбе котенка и
лисица.
не лисица, но маленькая рыжая собачка, с черной мордочкой и пушистым,
приветливо ему помахивающим хвостом.
ожидая, что тот скажет.
погладить этого забавного песика, хотел поиграть с ними, однако, тут с
поляны раздался крик "медведя".
звать?! - в голосе уже слышались хмельные нотки...
ли не плача, весь побледнев, он едва смог сказать:
хочу возвращаться! Жили бы мы вместе с вами, но это мечты, а мечты... они
никогда не сбываются. Мечты - на то и мечты, чтобы оставаться мечтами.
беспрерывной канонадой прорывалась дробь музыкальная, голосовая, и визг все
глубже врезающихся в древесную плоть пил. В общем - адская какофония, к
которой участники ее привыкли настолько, что и не замечали.
дальнейшим.
маленький друзей, уже не обращался к ним, а в глазах его виделась
отрешенность и отчаянье...
несколько человек, расселись подле скатерти, на которой расставлены уж были
бутылки, уж пили - уж несли поток пустых слов...
взмокшие, кричали:
кто-то.
бутылку от водки в древесную кожу-кору.
а днище ее, сверкнув на солнце слепящим яростным взглядом метнулось на край
поляны. Как раз туда, откуда шел, сжавшийся, бледный мальчик.
поднялся и, заметно покачиваясь, бормоча что-то, побрел навстречу своему
сыну.
своего пасынка потом! Вернись к столу!
них не смыслите! Поняли?!
другой же рукой, вырвал те ветви, которые мальчик успел подобрать на
обратной дороге. Затем, не выпуская уха, выкручивая его все больше - до
треска выкручивая, стал со всей силы, и все больше разъяряясь, бить его
огромной своей ладонью по щекам, по лбу - по всему лицу. Он бил с яростью,
да все сильнее и сильнее, - казалось, что в конце концов он убьет своего
сына.
замолчал - и с ненавистью взглянул на своего мучителя.