подушек и стал падать...
его глубинах (Сережа знал это) жила в вечной весне Светлица. Сережа протянул
навстречу облаку руки и тут обнаружил что сжимает в них пулемет из
компьютерной игры - он даже и нарисован был, точно на экране. И тут стали
проступать монстры из той же игры - Сережина голова даже загудела от боли -
так не хотел он их больше видеть, так ему были отвратительны все эти мрачные
стены, все эти дергающиеся, бегающие, кривые фигурки, все эти рисованные
блеклые небеса - все это он хотел отвергнуть, ступить в лес весенний, в
простой русский весенний лес... Но он не мог их отвергнуть! Они блеклые,
уродливые, но сильные целыми толпами всплывали из глубин его сознания;
дрожали, визжали, завывали, булькали кровью! Он пытался их отвергнуть и
только вспоминал все в новых и в новых деталях!..
зарю розоватыми и темно-голубыми покрывалами скрывающие звезды на востоке,
над лесной кромкой; он протянул к этой заре руку, ожидая, что и она протянет
к нему руку, поцелует его, скажет ему что-нибудь в утешение.
лабиринты, и я вовсе не отвергал их - нет, мне это нравилось - это было, как
продолженье дневной игры. У меня и голова тогда не болела, потому что я
позволял этим монстрам находится в моих снах, а вот только попытался
восстать, как и они цепляются, сражаются, не хотят из меня уходить. Клянусь,
что никогда не сяду больше за эти игры! Сегодня же в лес пойду!"
усталый возглас матери:
Сашка да что же ты!
его лбу, сама вся вздрогнула, побледнела больше прежнего:
вспомнил, как ночью бегал по улице в одной рубашке, в домашних тапочках на
босу ногу, сам заплакал и прошептал:
вообще из дома ни нагой, и к компьютеру и не подходить. Лежи. - она как-то
неуловимо быстро разобрала Сережину кровать, подхватила его за руку,
уложила. - Сейчас я доктора вызову, лежи, лежи!
пойдет, и такая тоска его охватила, что почувствовал он себя совсем плохо и,
когда пришел доктор, обнаружилась тридцати восьми градусная температура.
температура поднялась до тридцати девяти с половиной. Сережа метался на
кровати, звал то Олию, то Светлицу, просил чтобы открыли окно, впустили
ветер; мать плакала над ним, звонила на работу к отцу и он приехал раньше
обычного с большими сумками полными фруктов; склонился над стонущим Сережей,
поцеловал его в лоб (чего никогда раньше не делал); заботливо спросил
что-то. В ответ Сережа попытался улыбнуться...
обнаружилось, что ни одной книжки с русскими сказками в доме нет (у них
вообще было мало книг), тогда отец позвонил куда-то и книгу вскоре
принесли...
комнатой, где устоялся болезненный, душный воздух, пытался понять,
представить те слова, которые читала своим усталым голосом мать. Но все
расплывалось; просачивалось...
цветом гороподобное облако; в центре его кислотной тусклой слезой
пульсировала слеза, источник отвратительных слизистых монстров, которые
летели без конца из этого облака на Сережу, а он, меняя в руках всевозможное
оружие, без конца крушил этих чудищ, он кричал от отвращения, он хотел
вырваться, он хотел убежать, он хотел совсем, совсем иного; но не в силах
был хотя бы сойти с места: бездыханные монстры падали и падали, погребая его
постепенно под своей массой.
облака, он закричал в отчаянии - два имени слились в один отчаянный вопль:
стекло тугим ударом и тогда казалось, что эта тонкая стеклянная полоска не
выдержит, лопнет и в комнату ворвется снежная пурга, которая, словно бы
забыв, что уже пятый день весны во всю надрывалась на улице. Полчища темных
снежинок врезались в окно, скапливались на подоконнике; опадали на балкон.
ничего, только снег да снег, и ветер воет тоскливо, заунывно, словно серый
волк, голодный, одинокий.
остановилась в дверях, а когда Сережа улегся, пошла обратно на кухню;
загремела там посудой, тоскливо и неразборчиво молвила что-то.
недвижимый воздух - стоило Сереже только представить как ручеек бежит,
звенит в канаве, как золотится ледовое озеро под светло-синим небом, как
березки белеют - так болью сердце сжалось - ведь не вырваться ему из комнаты
- так и смотреть на эти стены, так и слушать вой ледяного ветра за окном...
позабыл уже о своей клятве... Хотя воспоминания о монстрах и узких
лабиринтах, под ядовитым небом совсем не радовали его, он даже и понимал,
что принесут они ему боль да усталость, что будет кружиться голова, и где-то
среди стен тех лабиринтов померкнут лики Светлицы и Светолии - он все-же
подошел к компьютеру и через минуту с каменным, посеревшим лицом с
затуманенными глазами уже видел перед собой и лабиринты, и выпрыгивающих
навстречу чудищ, и он стрелял по ним (предварительно сделав потише звук,
чтобы не услышала мать), а потом, через час игры; бросился к окну, со
скрипом провел по нему мокрой ладошкой и застонал:
выла зло, беспрерывно...
Светлица; делала шаг за шагом, все вперед, совсем одинокая, знающая, что не
будет у нее счастья молодости... Голова невыносимо разболелась: чудилось,
что из метели тянуться, извиваются слизкие щупальца, ревут чудища, а в руках
у него какое-то оружие, которое он хочет бросить да не может и все стреляет
и стреляет бес перерыва в этих отвратительных созданий.
кровати, уткнувшись лицом в подушку и беззвучно плачет; голова кружится, ему
хочется убежать куда-то из этого дома, обнять постигнуть что-то прекрасное,
чего он еще и постигнуть не может, в тоже время какая-то сила тянет его
сесть около "видика" посмотреть еще один фильм про слизистых мертвецов - ему
все это уже отвратительно, но так хочется вырваться, увидеть хоть что-то!
Хоть что-то! Необычное!
чем обычно оживленный голос его матери:
до плюс десяти - весна наступила!
Значит, завтра я смогу пойти гулять?! Да ведь?! Да ведь?!
лес.
вернулся к своей кровати, а только мать ушла, сразу бросился к окну.
звезды...
ветром рухнула куда-то к земли, уползли последние рваные тучи, и вот уже
засиял за окном сказочный, озаренный месяцем пейзаж: за белой рекой,
гладкими серебристыми раздольими спали перед утренним пробуждением поля и
дальше леса озаренные небесами...
красота, такое раздолье, такие звезды, такие дороги под этим небом! И еще он
вспомнил, как в прошлом году он с мамой ходил в зоопарк, там в одной
застекленной клетке сидела тропическая птица и люди стояли и смотрели на
диковинку, теперь он почувствовал себя этакой птичкой за стеклом, этакой
диковинкой необычайной, на которую с удивлением смотрели все эти бескрайние
просторы. Он осторожно открыл дверь на балкон и вышел из своей клетки;
выгнулся над улицей навстречу лесу, протянул к нему руки, и не опасаясь уже,
что его услышат, закричал со всей силы, срывая свой и без того хриплый
голос:
что заболело в груди и выдохнул со всех сил:
на самой окраине леса будто бы белая свеча зажглась, пошла медленно и
услышал Сережа голос далекий-далекий будто из омута долетающий, будто через