какое счастье!..
более тратить на вас время. Пожалуй, на этом и закончим нашу бесплодную
беседу.
Торес раскатисто приказал:
промах - на короткий миг оказался между пленниками и штыками своих людей.
Кид немедленно этим воспользовался, стремительно шагнув навстречу и
взмахнув кулаком. Солдат рухнул, как подкошенный. А в следующее мгновение
Кид бросился на Тореса. Шеренга пехотинцев тотчас же сломалась, но
стрелять никто не решился. С устрашающим воплем Барнер кинулся на солдат,
но его тут же сбили с ног. Генри был драчуном не лучше. Пригнувшись, он
цепко ухватил ринувшегося на него пехотинца за талию. Опрокинувшись, они
покатились по полу, силясь одолеть один другого. Киду также не удалось
завершить свою акцию. Торес оказался проворнее, чем он ожидал. Выпрыгнув
из кресла, адмирал швырнул под ноги нападавшему случайный стул. Короткого
замешательства хватило, чтобы на Кида насели пехотинцы. Действуя кулаками
и прикладами, его оттеснили к стене. Кид с рычанием отбивался. Скрестив на
груди руки, Торес стоял чуть в стороне, с интересом наблюдая за схваткой.
Впрочем, долго это продолжаться, конечно же, не могло. В конце концов
отважных заговорщиков скрутили по рукам и ногам.
Усатому офицеру приходилось идти сквозь багровый туман. Он и сам временами
расплывался, исчезал вовсе и лишь через миг-другой вновь проявлялся из
небытия. Колеблющимся призраком Ребель приблизился к адмиралу. Они о
чем-то заговорили, и офицер почтительно склонил голову. С трудом
пошевелившись, Генри перевел взгляд на товарищей. Джек лежал без сознания,
Кид делал отчаянную попытку подняться. Кованые сапоги, хозяина которых
Генри не мог рассмотреть все из-за того же плывущего по салону тумана, с
ужасающей методичностью били водолаза под ребра. Футболист, забивающий мяч
в никем не защищенные ворота... Генри ощутил обморочную тошноту. Голова
его бессильно упала на мохнатый гостеприимный ковер, глаза закрылись.
содрогание шагов, не подогревает жар сердца. Как правило, лежащий - уныл,
глуп и холоден. Это не дефект человека, это дефект состояния. Даже процесс
созерцания в лежачем положении - по обыкновению бесплоден. Пессимизм
довлеет над оптимизмом, умиротворенность - над ожиданием. Радоваться и
ликовать лежа - почти невозможно. Рано или поздно эмоциям суждено сбиться
с шага, уподобиться несчастным улиткам.
девятнадцатого, восемнадцатого... Повторенный миллионы раз во всех точках
планеты, молот удушающего пресса, замершего над головой. Господи! Зачем
все это? Бесконечный вопрос кубической формы. Небесная глубь и свод
каземата - в чем отличие? Да и есть ли оно? Прямодушие бетонной материи и
недостижимая вязь облаков. Какая, в сущности, разница?..
раздвинув плечом жалобно бормочущих просителей, вонзило в грунт мертвую
точку. Приемный час был закончен, на скуку и лень объявлялся запрет. Вновь
включилось осязание и слух. Голос Барнера, пойманный с полуфразы, начал
записываться на истертую ленту бытия...
Вероятно, палуба перед нашими иллюминаторами - лучшее место для просушки
морского инвентаря. Но скорее всего, мы в Лоди. Судно уже час стоит
неподвижно. Чувствуете? Даже не качает.
молчания. Генри - тот, похоже, точно. Только полюбуйся на него! Полная
отрешенность!
разглядишь, да еще вы словно воды в рот набрали.
каркасом, Кид лежал на койке. Журналист сидел за столом, уныло подперев
подбородок рукой.
Лоди.
ни с чем не спутаешь.
когда вылавливали рыбу.
иллюминатора и вполголоса ругнулся. - Выбраться бы, но как?
железо... Черт! Как же здесь душно!
скажешь?
более, что после всего случившегося он поверит во что угодно.
свободе. Где-то там, - Кид неопределенно махнул рукой.
Медленно обернулся к Киду.
прошелся по каюте. Вернувшись к кушетке, снова присел. - Таким образом он
развяжет себе руки. Реверанс общественному мнению.
военной цензуре взять в оборот издательства?
виски. Некоторое время все трое молчали.
это что-то другое?
объяснить.
изучать китайский.
ИХ. И дело не в сложности языка, дело в том, что это не наш язык - не
английский, не китайский и не русский. Языки человечества предназначены
только для людей. И то же самое можно сказать о всяком ином разуме.
на универсальность!
имеющий ни одного четкого определения, ни одной абсолютной истины.
условность за условностью. Нас не интересует ни этимология, ни
первозданное значение слова. Мир обозначен удобными звукосочетания, и
большего нам не надо. Понять чужую нацию возможно лишь потому, что она
вовсе не чужая. В сущности это тот же словарь и те же глаголы. Наше
миропонимание не меняется ни на йоту. Тем не менее, и там не все просто, а
здесь... Здесь все другое. Движение, условия жизни, цели. Даже самые
твердые наши монады - солнце, холод, разумная деятельность - могут
превратиться в бессмысленную абстракцию. Если им неведом страх, значит
неясны и угрозы. А если им не нужен партнер, то бесполезно предлагать и
дружбу. Это не язык и не шифр. Это мировоззрение, которого мы лишены.
обречены на провал?
Торес таким образом попросту подстраховывался. На всякий случай. От гнева
того самого общественного мнения. Дескать, сделал все, что мог.
все его запросы.