ее впервые, но мне, как и другим, успели прожужжать о ней все уши. Она
действительно походила на вытянутую хижину, поставленную на колеса,
отличаясь разве что большим количеством окон, и это обилие стекла
позволило ей безнаказанно слепить собравшихся, лениво лосниться на солнце
подобно огромной, выползшей на мелководье рыбине. В нее можно было
смотреться. Совсем как в зеркало. Игрушка, завлекающая любопытных. Именно
эта игрушка хотела забрать нас отсюда, увезти далеко-далеко, к городам,
где кипела пестрая незнакомая жизнь.
отважно ухмыляющихся сорванцов под предводительством длинноволосого Лиса,
дядюшка Пин, излишне сосредоточенный, ни на секунду не отпускающий от себя
великовозрастного и недотепистого Леончика, молодой Уолф, самый умный в
нашем селении после старика Пэта... Неизвестно откуда взявшиеся слезы
помешали мне рассмотреть остальных. Несколько раз сморгнув, я робко
приблизился к машине. Само собой, многочисленное крикливое семейство
Мэллованов уже разместилось в сверкающем сооружении на колесах. Из
раскрытых дверей доносился галдеж их мамаши, в окнах гримасничали и
показывали чумазые кукиши младшие отпрыски Мэллованов. Как ни рассуждай,
семейство было боевитое и крайне незабываемое. Никто из племени не
заговаривал о них, предварительно не надев маску горького снисхождения. На
них злились, костеря на все лады их предков, пытались пренебрежительно не
замечать. Но в том-то и заключался фокус, что не замечать Мэллованов было
попросту невозможно. Верткие и громкоголосые, они гуттаперчевыми пиявками
протискивались всюду, уже через ничтожные мгновения обращая на себя
внимание всех окружающих без исключения. Такое уж это было семейство! Все
они отличались завидным аппетитом, слыли вечно голодными и были нечисты на
руку. Особым богатством похвастаться им было трудно, однако в тайной к
себе зависти Мэллованы подозревали чуть ли не все племя. Так по крайней
мере рассказывал дядюшка Пин - простодушный, доверчивый островитянин, не
раз уже обманутый за свою бытность пронырливым семейством. И потому
особенно странно было слышать, когда мудрый старик Пэт во всеуслышание
доказывал, что Мэллованов следует жалеть, что ни родители, ни дети этой
фамилии не заслуживают столь лютой и всеобщей нелюбви. В устах Пэта это
звучало почти кощунственно. Со стариком тут же пускались в спор.
Распалялись от мала до велика. Слишком уж наболевшей темой были эти
Мэллованы, и никто, будь то бог или дьявол, будь то сам Пэт, не имел права
заступаться за них. Поэтому забывали и общепризнанный ум старика, и его
преклонные, никем не считанные годы. За Мэллованов он получал сполна,
запросто превращаясь в осла, в старого дуралея, в свихнувшегося на
старости лет болвана. Иногда мне казалось, что ругали его так, как никогда
не поносили самих Мэллованов - первопричину ссор. Но еще более удивляло
то, что всю эту ругань Пэт переносил вполне спокойно, с легкой улыбкой на
обесцвеченных, истончавших губах.
уезжающим навсегда, предстояло никогда более не слышать его размеренной
мелодичной речи, не слышать историй, сказочно рождавшихся в седой,
шишковатой голове...
водрузив ладонь на мою макушку, поворачивая голову в ту или иную сторону,
повел таким мудреным образом к машине. Где-то на полпути, он задержался,
неосторожно выпустив Леончика. Долговязый племянник тут же воспользовался
предоставленной ему свободой и убрел в неведомом направлении, затерявшись
среди толчеи. Дядюшка испугано принялся озираться и на время забыл обо
мне. Я мог бы поступить также, как Леончик, но я чувствовал какую-то
нелепую ответственность перед взрослыми, берущимися меня опекать и я
попросту присел на корточки.
называли, продолжала стоять на мелководье и никуда не перемещалась.
Зачем-то водителю понадобилось съехать с берега в воду, и потому садились
прямо в Лагуне, заходя в волны по пояс, и никто не помогал в раскрытых
дверях, отчего посадка утомительно затягивалась. Охваченный волнением, я
слушал, о чем говорят окружающие и тоскливыми глазами поглядывал на
остающихся на берегу. Старейшина, рослый и мускулистый мужчина, суетливо
размахивал руками, не то прощаясь, не то отдавая последние распоряжения.
Только что он вручил водителю пачку малиновых пропусков. Насколько я
понял, благодаря именно этим бумажкам нас должны были везти в злополучную
даль. Выглядел старейшина более чем смущенным. Еще недавно он сам убеждал
нас, что машина придет пустой и каждому достанется по мягкому удобному
месту возле окна. Пропуск являлся правом на подобное место. Теперь же все
видели, что в автобусе уже сидят и единственные свободные места успели
занять нахальные Мэллованы. С невольным упреком люди нет-нет да и
посматривали на старейшину. Внимая шушуканью соплеменников, я тоже начинал
все больше беспокоиться. Такой большой автобус - и ни одного свободного
места! Это поражало, загодя переполняя смутной обидой, хотя я не знал еще
- страшно это или нет - не иметь своего места в Пути.
с прищуренным взглядом Лиса. Дерзкая его компания хранила полнейшее
спокойствие, выгодно отличаясь от суетящихся родичей. Во всяком случае так
они старались это представить. Продолжая стоять чуть в стороне от общей
толпы, они дерзко циркали слюной, демонстрируя друг дружке, как глубоко им
плевать на царящую вокруг суету, на поездку, на пальмы, на предстоящую
разлуку с родиной.
небрежно поциркать сквозь зубы! Я развернул голову до шейного хруста, с
безнадежной завистью сознавая, что ничего у меня не получится. Циркать я
тоже не умел, как читать и писать - как многое-многое другое. И все-таки,
не выдержав, я поднялся и, чуть отвернувшись от людей, со всей силы
циркнул. Плевок позорной паутинкой протянулся от подбородка к коленям.
Нагнувшись и делая вид, что почесываюсь, я стер плевок ладошкой.
к дядюшке Пину. Унылая макушка Леончика оказалась возле моей голой,
опесоченной ступни, и я не без удовольствия поскреб пяткой по ежику его
волос.
пестроты лиц и на крошечное мгновение среди прочих выхватил сморщенный лоб
и седую бороду старика Пэта, моего учителя и партнера по играм, моего
ежедневного собеседника. Я моргнул, и Пэт тут же куда-то задевался. В этой
толчее сосредоточить на ком-нибудь взгляд было совершенно невозможно.
через несколько секунд мы очутились внутри автобуса. Что-то гаркнул
водитель - красномордый сердитый молодец, и ватага Лиса лениво зашлепала
за нами следом. Едва они забрались в салон, как всех нас качнуло. Автобус
оказался на редкость сильным существом. Он взрычал так, что закричи мы все
разом, нам и тогда бы не удалось заглушить его рыка. Он ревел, выл и полз,
разгребая ребристыми шинами песок и мелководье Лагуны, вспенивая воду,
толкая собственное тело и всех нас в загадочном, одному ему известном
направлении. Огромный его корпус заметно раскачивался, покрякивая от веса
пассажиров, и все же он заметно разгонялся.
оханьем потирал ушибленное плечо и ругал рыбьего бога. Самым чудесным
образом он сумел удержать меня, не позволив упасть. Ценой собственного
плеча.
Похитительница, младшая Мэллованка, делала мне нос и напропалую
гримасничала. Она так увлеклась этим развеселым занятием, что неосторожно
опустила мешок к себе на колени. Она забыла, что я отнюдь не разделяю
миролюбивых взглядов старика Пэта и потому от души радовалась эластичности
своего язычка, ядовитым хитросплетениям перепачканных пальчиков. Шагнув к
ней, я треснул преступницу по затылку и двумя руками уцепился за мешок.
Подумать только, опять Мэллованы! Всюду и кругом! Как мог многомудрый Пэт
заступаться за них?..
наблюдая, как все больше и больше свирепых мордашек опасного семейства
оборачивается в мою сторону. К счастью, в эту напряженную минуту на сцену
выступил дядюшка Пин. Отвлекшись от своего ноющего плеча и, мигом
разобравшись в конфликте, он показал сразу всем Мэлловановским отпрыскам
свой темный костлявый кулак. Честно сказать, не такая уж грозная штука -
дядин кулак, но для малолетних Мэллованов этого оказалось достаточно.
Сердито шипя, они замерли на своих местах, не переступая рубикона. И
только тут я догадался посмотреть в затуманенные окна.
изборожденных морщинами барханов, оставляя за собой клубящийся пыльный
шлейф. Песок и мелкие камешки стучались и терлись о стекла, еще более
затуманивая пролетающие пейзажи. Отчего-то казалось, что я часто, не ко
времени моргаю. Это проскакивали мимо нас высокие пальмы и ветвистые
баобабы. Пока я разбирался с чертовыми воришками, наш Путь уже начался! С
досады я чуть было не разревелся. Все было смазано с самого начала!
Во-первых, я циркнул себе на колено, во-вторых, не успел, как следует,
попрощаться со старейшиной и стариком Пэтом, в-третьих, я не захватил с
собой горсть песка, как замышлял это сделать перед посадкой. В довершении
всего я не проследил за первыми мгновениями Пути, не кинул последнего
Володихин Дмитрий
Прозоров Александр
Ильин Андрей
Майер Стефани
Василенко Иван
Кервуд Оливер Дж.