бы короткий срок, нетрудно угадать постное масло.
как двенадцать часов, голова начинает болеть, потом жар как
пойдет... Часа два потреплет и отет болеть, потом жар как
пойдет... Часа два потреплет и отпустит...
"Готов диагноз!" - победно звякнуло у меня в голове.
- А в остальные часы ничего?
- Ноги слабые...
- Ага... Расстегнитесь! Гм... так.
К концу осмотра больной меня очаровал. После бестолковых старушек, испуганных
подростков, с ужасом шарахающихся от металлического шпаделя, после этой
утренней штуки с белладонной на мельнике отдыхал мой университетский глаз.
Речь мелыиика была толкова. Кроме того, он оказался грамотным, и даже всякий
жест его был пропитан уважением к науке, которую я считаю своей любимой, к
медицине.
- Вот что, голубчик, - говорил я, постукивая по широчайшей теплой груди, - у
вас мярия. Перемежающаяся хорадка... У меня сейчас целая палата свободна. Очень
советую ложиться ко мне. Мы вас как следует понаблюдаем. Начну вас лечить
порошками, а если не поможет, мы вам впрыскивания сделаем. Добьемся успеха. А?
Ложитесь?..
- Покорнейше вас благодарю! - очень веиво ответил мельник. - Наслышаны об вас.
Все довольны. Говорят, так помогаете... и на впрыскивания согласен, лишь бы
поправиться.
"Нет, это поистине светлый луч во тьме!" - подумал я и сел писать за стол.
Чувство у меня при этом было настолько приятное, будто не посторонний мельник,
а родной брат приехал ко мне погостить в больницу.
На одном бланке я написал:
"Цчинини мур. - 0,5
Д.Т. дос. Н 10
С. Мельнику Худову
По одному порошку в полночь".
И поставил лихую подпись.
А на другом бланке:
одному порошку, как полагается, часа за 4 до припадка, значит,
в полночь.
Вот вам исключение! Интеллигентный мельник!"
Уже лежа в постели, я получил из рук хмурой и зевающей Аксиньи ответную
записку:
Все исполнила. Пел. Лобова."
И заснул.
... И проснулся.
- Что ты? Что? Что, Аксинья?! - забормотал я.
Аксинья стояла, стыдливо прикрываясь юбкой с белым горошком по темному полю.
Стеариновая свеча трепетно освеща ее заспанное и встревоженное лицо.
- Марья сейчас прибежала, Пелагея Ивановна велела, чтоб вас сейчас же позвать.
- Что такое? - Мельник, говорит, во второй палате помирает.
- Что-о?! Помирает? Как это так помирает?!
попадая в туфли. Я ломал спички и долго тыкал и горелку, пока
она не зажглась синеватым огоньком. На часах было ровно шесть.
с ним такое? пульс прекрасный..."
носках, в незастегнутом пиджаке, взчерошенный, в валенках,
проскочил через двор, еще совершенно темный, и вбежал во вторую
палату.
одном больничном белье сидел мельник. Его освещала маленькая
керосовая лампочка. Рыжая его борода была взчерошена, а глаза
мне показались черными и огромными. Он покачивался, как пьяный.
С ужасом осматривался, тяжело дышал...
лицо.
метнулась навстречу мне.