На предплечьях непрекращающиеся нарывы, то же на бедрах. Я не умею стерильно
готовить растворы, кроме того, раза три я впрыскивал некипяченым шприцем, очень
спешил перед поездкой.
Это недопустимо.
18-го января.
Была такая галлюцинация: жду в черных окнах появления каких-то бледных людей.
Это невыносимо. Одна штора только. Взял в больнице марлю и завесил. Предлога
придумать не мог.
Ах, черт возьми! Да почему, в конце концов, каждому своему действию я должен
придумывать предлог? Ведь действительно это мучение, а не жизнь!
???
Гладко ли я выражаю свои мысли? По-моему, гладко.
Жизнь? Смешно!
19-го января.
Сегодня во время антракта на приеме, когда мы отдыхали и курили в аптеке,
фельдшер, крутя порошки, рассказывал (почему-то со смехом), как одна
фельдшернца, болея морфинизмом и не имея возможностн достать морфий, принимала
по полрюмки опийной настойки. Я не знал, куда девать глаза во время этого
мучительного рассказа. что тут смешного? Мне он ненавистен. Что смешного в
этом? Что?
Я ушел из аптеки воровской походкой.
"Что вы видите смешного в этой болезни?"
Но удержался, удерж...
В моем положении не следует быть особенно заносчивым с людьми.
Ах, фельдшер. Он так же жесток, как эти психиатры, не умеющие ничем, ничем,
ничем помочь больному.
Ничем.
???
Предылущие строки написаны во время воздержания, и в них много несправедливого.
???
Сейчас лунная ночь. Я лежу после припадка рвоты, слабый. Руки не могу поднять
высоко и черчу карандашом свои мысли. Они чисты и горды. Я счастлив на
несколько часов. Впереди у меня сон. Надо мною луна и на ней венец. Ничто не
страшно после уколов.
???
1 февраля.
Анна приехала. Она желта, больна.
Доконал я ее. Доконал. Да, на моей совести большой грех.
Дал ей клятву, что уезжаю в середине февраля.
???
Исполню ли ее?
???
Да. Исполню.
Е. т. буду жив.
3 февраля.
Итак: горка. Ледяная и бесконечная, как та, с которой в детстве сказочного Кая
уносили сани. Последний мой полет по этой горке, и я знаю, что ждет меня внизу.
Ах, Анна, большое горе будет вскоре, если ты любила меня...
11 февраля.
Я решил так. Обращусь к Бомгарду. Почему именно к нему? Потому что он не
психиатр, потому что молод и товарищ по университету. Он здоров, силен, но
мягок, если я прав. Помню его. Быть может, он над... я в нем найду
участливость. Он что-нибудь придумает. Пусть отвезет меня в Москву. Я не могу к
нему ехать. Отпуск я получил уже. Лежу. В больницу не хожу.
На фельдшера я наклеветал. Ну, смеялся... Неважно. Он приходил навещать меня.
Предлагал выслушать.
Я не позволил. Опять предлоги для отказа? Не хочу выдумывать предлога.
Записка Бомгарду отправлена.
???
Люди! Кто-нибудь поможет мне?
Патетически я стал восклицать. И если кто-нибудь прочел бы это, подумал -
фальшь. Но никто не прочтет.
???
Перед тем как написать Бомгарду, все вспоминал. В особенности всплыл вокзал в
Москве в ноябре, когда я убегал из Москвы. Какой ужасный вечер. Краденый морфий
я впрыскивал в уборной... это мучение. В двери ломились, голоса гремят, как
железные, ругают за то, что я долго занимаю место, и руки прыгают, и прыгает
крючок, того и гляди, распахнется дверь...
С тех пор и фурункулы у меня.
Плакал ночью, вспомнив это.
12-го ночью.
И опять плак. К чему эта слабость и мерзость ночью?
1918 года 13 февраля на рассвете в Гореловке.
Могу себя поздравить: я без укола уже четырнадцать часов! 14! Это немыслимая
цифра. Светает мутно и беловато. Сейчас я буду совсем здоров?
По зрелому размышлению. Бомгард не нужен мне и не нужен никто. Позорно было бы
хоть минуту длить свою жизнь. Такую - нет, нельзя. Лекарство у меня под рукой.
Как я раньше не догадался?
Ну-с, приступаем. Я никому ничего не должен. Погубил я только себя. И Анну. Что
же я могу сделать?
Время залечит, как пела Амнер. С ней, конечно, просто и легко.
Тетрадь Бомгарду. Все...
В
городке я прочитал эти записки Сергея Полякова. И здесь они
полностью, без всяких каких бы то ни было изменеиий. Я не
психиатр, с уверенностью не могу сказать, поучительны ли, нужны
ли? По-моему, нужны.
вытванные записями, ушли. Это естественно, но, перечитав эти
записки теперь, когда тело Полякова давно истлело, а память о
нем совершенно исчезла, я сохранил к ним интерес. Может быть,
они нужны? Беру на себя смелость решить это утвердительно. Анна
К. умерла в 1922 г. от сыпного тифа, на том же участке, где
работала. Амнерис - первая жена Полякова - за границей. И не
Никитин Юрий
Лукин Евгений
Панов Вадим
Херберт Фрэнк
Корнев Павел
Лукин Евгений