убеждению автора, они ставят смерть в подчинение любовному чувству, и смерть
навеки становится верной рабой любви.
шрифта, я оторвала взгляд от желтых страниц и стала думать, что это
означает? То есть не сам текст, смысл которого при всей витиеватости был
ясен, а подарок. Просперо хочет сказать, что любит меня и что его чувство
сильнее смерти? Что на самом деле он не был служителем смерти, а всегда
служил только любви? И что я должна ему написать?
Вы преподали мне начала важнейших дисциплин -- любви и смерти. Однако науки
эти такого рода, что проходить их каждый должен самостоятельно, да и
экзамены по ним приходится сдавать экстерном".
прожилки старинной бумаги смутно, но вполне различимо проступили знакомые
угловатые буквы, сложившиеся в два коротких слова: Ich warte!(1)
она могла взяться? Ведь позавчера я очень хорошо рассмотрела листок, он был
совершенно чист! Буквы не были написаны пером -- они именно что проступили,
словно бы просочились из плотной бумаги. Я помотала головой, чтобы
наваждение исчезло. Оно не исчезло. Тогда я ущипнула себя за руку, чтобы
проснуться.
встал с головы на ноги.
меня, зовет меня, и я не могу не откликнуться на этот зов.
встрече -- тревожилась из-за всякой ерунды, вымучивала из себя прощальное
стихотворение, тянула время. Поэтому Он и дал мне отсрочку. Но теперь час
настал. Суженый заждался меня, и я иду.
после ухода -- неважно. Сон, именуемый жизнью, так или иначе рассеется, и
вместо него я увижу новый, несказанно более прекрасный.
луной и звездами, матово блестит крыша дома. Она близко, но не допрыгнешь. И
все же: отойти вглубь комнаты, как следует разбежаться и взмыть над
пустотой. Это будет захватывающий полет -- прямо в объятья Вечного
Возлюбленного.
домики среди белых сугробов. Вижу реку -- черная вода, по которой ползут
другой тесной кучкой -- те, кого она любила. Черная трещина все шире, шире.
Ангара похожа на штуку белой ткани, криво разрезанную вдоль.
записывать.
правдивую повесть. Прошу только об одном: выбросьте строчки, которые
зачеркнуты. Пусть читатели увидят меня не такой, какой я была, а такой,
какой я хочу себя показать.
состоявшейся по Вашему требованию и закончившейся моими проклятьями, криками
и постыдными слезами, я вновь пишу Вам. А может быть, и не удивлены, так как
презираете меня и убеждены в моей слабости. Впрочем, это как Вам угодно.
Вероятно, на мой счет Вы правы и никуда бы я не делся из Ваших цепких рук,
если бы не события истекшей ночи.
свидетельским актом. Если же письма окажется недостаточно, я готов
подтвердить свои показания в любой правоохранительной инстанции, даже и под
присягой.
объяснения, да и испугался, что уж скрывать. Человек я впечатлительный,
ипохондрического склада, и Ваша угроза выслать меня административным
порядком в Якутск, да еще известив тамошних политических, что я сотрудничал
с жандармами, совершенно выбила меня из колеи.
словом, отчаянно трусил. Один раз даже зарыдал, сильно себя пожалев. Если б
не отвращение к самоубийству, вызванное прошлогодней гибелью моего бедного
обожаемого брата (до чего же он был похож на двух молоденьких близнецов из
нашего клуба!), я, верно, всерьез задумался бы, не наложить ли на себя руки.
интересно. Достаточно сказать, что во втором часу ночи я все еще не спал.
приближающийся к дому. Перепугавшись, я выглянул в окно и увидел, как к
воротам подъезжает диковинный трехколесный экипаж, движущийся безо всякой
конной тяги. На высоком сиденье виднелись две фигуры: одна в блестящем
кожаном костюме, каскетке и огромных очках, закрывавших чуть не все лицо;
вторая еще более странная -- юный еврейчик в ермолке и с пейсами, но тоже в
большущих очках.
ступенькам крыльца и позвонил.
визитом. Этот господин никогда прежде не проявлял интереса к моей персоне.
Мне казалось, что он вообще не замечает самого факта моего существования. Да
и откуда он мог узнать, где я живу?
пытался за ним следить, и пришел требовать объяснений.
окна", -- сообщил мне Заика вместо приветствия или извинения за позднее
вторжение. Не знаю, почему я продолжаю именовать его прозвищем, которое
выдумал сам. Теперь эта смехотворная уловка уже ни к чему, и потом Вы ведь
все равно знаете об этом человеке больше, чем я. Как его зовут на самом
деле, мне неизвестно, но у нас в клубе его называли странным именем Гэндзи.
девочку. Она хотя бы не мучилась перед смертью?"
Фантастическое везение. Коломбина не просто выбросилась из окна, а зачем-то
разбежалась и прыгнула -- очень далеко. Это ее и спасло. Хоть переулок и
узкий, до крыши противоположного дома она, конечно, допрыгнуть не могла,
однако, на счастье, как раз напротив балкона торчит рекламная вывеска в виде
жестяного ангела. Коломбина зацепилась подолом за вытянутую руку этой фигуры
и повисла. Платье оказалось из невероятно прочной материи -- той же, из
которой изготовлен мой дорожный костюм. Оно не порвалось. Бедняжка застряла
на высоте в десять саженей, лишившись чувств. Висела головой вниз, будто
кукла. И продолжалось это долго, потому что из-за темноты заметили ее не
сразу. Сняли с большими трудностями, при помощи пожарных. Отвезли в