Чтение 6–й страницы книги ~Пиковый валет~

горчичкой изрядно. Впрочем, Момус не выспрашивал - не его дело. Захочет -
сама расскажет. Только девочка не из таковских, плохого долго не помнит и уж
тем более не станет на жалость надавливать.

Подобрал он ее прошлой весной в Кишиневе, где Мими подвизалась
эфиопской танцоркой в варьете и пользовалась у местных прожигателей жизни
бешеной популярностью. Она вычернила себе кожу, выкрасила и завила волосы,
по сцене скакала в одних цветочных гирляндах, с браслетами на руках и ногах.

Кишиневцы принимали ее за самую что ни есть природную негритоску. То
есть в начале у них еще были сомнения, но заезжий неапольский негоциант,
который бывал в Абиссинии, подтвердил, что мамзель Земчандра и в самом деле
говорит по-эфиопски, так что все подозрения рассеялись.

Именно эта деталь первоначально и восхитила Момуса, который ценил в
мистификациях сочетание нахальства с дотошностью. С синими, в цвет
колокольчиков, глазами, с хоть и чумазой, но абсолютно славянской мордашкой
лезть в эфиопки - это большая лихость нужна. И при этом еще научиться
эфиопскому!

Потом, когда подружились, Мими рассказала, как все вышло. Жила в
Питере, после банкротства оперетки сидела на мели, устроилась по случаю
гувернанткой к близняшкам, детям абиссинского посланника. Эфиопский князь,
расс по-ихнему, не мог нарадоваться своей удаче: покладистая, веселая
барышня, довольствуется малым жалованьем, и дети ее обожают - все шепчутся с
ней о чем-то, все секретничают, и вести себя стали паиньками. Как-то раз
гуляет расс по Летнему Саду со статс-секретарем Мордером, обсуждает
осложнения в итальянско-абиссинских отношениях, вдруг видит - толпа.

Подошел - эфиопский бог! Гувернантка играет на гармонике, а его сын с
дочуркой пляшут и поют. Публика на арапчат пялится, хлопает, бросает деньги
в скрученную из полотенца чалму, и щедро бросает, от души.

В общем, пришлось Мими из северной столицы уносить ноги со всей
возможной поспешностью - без багажа, без вида на жительство. Все бы ничего,
вздыхала она, только арапчат жалко. Бедненькие Марьямчик и Асефочка, скучно
им, поди, теперь живется.

Зато мне с тобой нескучно, подумал Момус, любовно глядя на высунувшееся
из-под одеяла плечико с тремя симпатичными родинками в виде правильного
треугольника.

Он закинул руки за голову, осмотрел нумер, в который въехали только
накануне, заметая след. Шикарные апартаменты: с будуаром, гостиной,
кабинетом. Золотой лепнины многовато, купечеством отдает. В "Лоскутной"
апартаменты были поизящней, но оттуда пора было съезжать - разумеется,
совершенно официальным образом, с щедрой раздачей чаевых и позированием
перед рисовальщиком из "Московского наблюдателя". Покрасоваться на обложке
почтенного иллюстрированного журнала в виде "его высочества" не помешает -
глядишь, когда-нибудь и пригодится.

Момус рассеянно посмотрел на пристроившегося под балдахином золоченого
круглощекого амурчика. Гипсовый озорник целил постояльцу стрелой прямо в
лоб. Стрелы, собственно, было не видно, потому что на ней повисли мимочкины
кружевные панталоны цвета "пылающее сердце". Как они туда попали? И откуда
взялись? Ведь Мими изображала Еву? Загадка.

Умопомрачительные панталоны чем-то заинтриговали Момуса. Под ними
должна быть стрела, больше нечему - это очевидно. А вдруг там окажется не
стрела, а что-то совсем другое? Вдруг купидончик сложил свои пухлые пальчики
кукишем, сверху прикрыл яркой тряпкой, да и выставил на манер стрелы?

Так-так, тут что-то вырисовывалось.

Забыв о ноющем виске, Момус сел на кровати, по-прежнему глядя на
панталоны.

Человек ожидает, что под ними стрела, потому что купидону по должности
и званию положена именно стрела, а ну как на самом деле там не стрела, а
кукиш?

- Девочка, просыпайся! - Он шлепнул спящую по розовому плечу. - Живо!

Бумагу, карандаш! Мы сочиняем объявление в газету! Вместо ответа Мими
натянула на голову одеяло. Момус же спрыгнул с постели на пол, попал на
что-то шершавое, холодное и заорал от ужаса - на ковре, свернувшись на манер
брезентовой садовой кишки, почивал давешний удав, эдемский искуситель.

Ловок, мерзавец

Служить, оказывается, можно по-разному.

Можно филером - часами мокнуть под дождем, следя из колючих кустов за
вторым слева окошком на третьем этаже, или плестись по улице за переданным
по эстафете "объектом", который неизвестно кто таков и что натворил.

Можно рассыльным - высунув язык, носиться по городу с казенной сумкой,
набитой пакетами.

А можно временным помощником у его высокоблагородия чиновника по особым
поручениям. Во флигель на Малой Никитской приходить полагалось часам к
десяти. То есть как человек идешь, не бегом по темным переулкам, а не спеша,
с достоинством, при свете дня. Выдавалось Анисию и на извозчика, так что
можно бы не тратить час на дорогу, а подкатывать на службу барином. Ну да
ничего, сойдет и пешочком, а лишний полтинник всегда пригодится.

Дверь открывал слуга-японец Маса, с которым Анисий успел хорошо
познакомиться. Маса кланялся и говорил: "Добуро, Тюри-сан", что означало
"Доброе утро, господин Тюльпанов". Японцу выговаривать длинные русские слова
было трудно, а буква "л" и вовсе не давалась, поэтому "Тюльпанов" у него
превратился в "Тюри". Но Анисий на фандоринского камердинера не обижался,
отношения у них установились вполне дружественные, можно даже сказать
заговорщицкие.

Первым делом Маса вполголоса извещал о "состоянии атмосферы" - так
Анисий про себя называл царившее в доме настроение. Если японец говорил:
"Чихо", стало быть, все тихо, прекрасная графиня Адди проснулась в ясном
расположении духа, напевает, воркует с Эрастом Петровичем и на Тюльпанова
будет смотреть взглядом рассеянным, но благосклонным. Тут можно смело идти в
гостиную, Маса подаст кофей с булочкой, господин надворный советник станет
разговаривать весело и насмешливо, а любимые нефритовые четки в его пальцах
будут постукивать задорно и энергично.

Если же Маса прошептал: "Гуромко", то надо на цыпочках прошмыгнуть в
кабинет и сразу заняться делом, потому что в доме гроза. Значит, снова Адди
рыдала и кричала, что ей скучно, что Эраст Петрович ее погубил, соблазнил,
увел от мужа, достойнейшего и благороднейшего из людей. Тебя, пожалуй,
уведешь, думал Анисий, боязливо прислушиваясь к громовым раскатам и листая
газеты.

Такое у него теперь было утреннее задание - московские печатные издания
изучать. Милое дело: шуршишь пахучими страницами, читаешь про городские
сплетни, разглядываешь соблазнительные рекламные объявления. На столе остро
отточенные карандашики, синий для обычных пометок, красный для особого
примечания. Нет, право слово, жизнь у Анисия пошла теперь совсем другая.

Плата за такую золотую службу, между прочим, была против прежней
двойная, да еще и по службе вышло повышение. Чиркнул Эраст Петрович в
управление две строчки, и тут же определили Тюльпанова кандидатом на
классный чин.

При первой же вакансии сдаст ерундовый экзамен, и готово - был
рассыльный, стал чиновник, господин коллежский регистратор.

А начиналось все вот как.

В тот памятный день, когда Анисию явилась белая голубка, прямо из
губернаторского дома отправились вместе с надворным советником в
нотариальную контору, что зарегистрировала купчую с издевательской подписью.
Увы, за дверью с медной табличкой Иван Карлович МЕБИУС было пусто.
Титулярная советница Капустина, чей дом, отворила запертую дверь собственным
ключом и дала показание, что господин Мебиус снял первый этаж тому две
недели, заплатил за месяц вперед. Человек солидный, обстоятельный,
пропечатал объявление о конторе во всех газетах, на самом видном месте. Со
вчерашнего дня не появлялся, она уж и сама в удивлении.

Фандорин слушал, кивал, время от времени задавал короткие вопросы.

Описание внешности исчезнувшего нотариуса велел Анисию записать. "Роста
обыкновенного, - старательно скрипел карандашом Тюльпанов. - Усы, бородка
клинышком. Волосы пегие. Пенсне. Все время трет руки и подсмеивается.

Вежливый. На щеке справа большая коричневая бородавка. Лет на вид не
менее сорока. Кожаные калоши. Пальто серое с черным шалевым воротником".

- Не пишите вы про к-калоши и пальто, - сказал надворный советник,
мельком глянув в анисиеву писанину. - Только внешность.

За дверью оказалась самая что ни на есть обычная контора: в приемном
покое письменной стол, приоткрытый несгораемый шкаф, полки с папками. Папки
все пустые, одни корешки, а в сейфе на железной полке, на самом видном месте
- игральная карта, пиковый валет. Эраст Петрович карту взял, в лупу
рассмотрел, да и на пол бросил. Сказал Анисию в пояснение:

- Карта как карта, такие всюду продаются. Я, Тюльпанов, карт терпеть не
могу, а п-пикового валета (его еще Момусом называют) в особенности. У меня с
ним связаны весьма неприятные воспоминания.

Из конторы поехали в английское консульство встречаться с лордом
Питсбруком. На сей раз альбионец был в сопровождении дипломатического
переводчика, так что показания потерпевшего Анисий смог записать сам.

Британец сообщил надворному советнику, что нотариальную контору
"Мебиус" ему порекомендовал мистер Шпейер как почтеннейшую и старейшую
юридическую фирму в России. В подтверждение своих слов мистер Шпейер показал
несколько газет, в каждой из которых реклама "Мебиуса" располагалась на
самом видном месте. Русского языка лорд не знает, но год основания фирмы -
тысяча шестьсот какой-то - произвел на него самое благоприятное впечатление.

Питсбрук предъявил и одну из газет, "Московские губернские ведомости",
которые на свой английский лад именовал "Москоу ньюс". Анисий вытянул шею
из-за спины господина Фандорина, увидел большущее, в четверть газетного
листа объявление:

Нотариальная контора МЕБИУС Регистрационное свидетельство министерства
юстиции за нумером 1672.

Составление завещаний и купчих, оформление доверенностей,
поручительство по залогу, представительство по взысканию долгов, а также