и ночи напролет писал яростные письма Гомеру, Чарлзу Дарвину, Менделееву и
Хемингуэю, требуя, чтобы они брились его электробритвами. После его смерти
Дорон-младший стал единственным наследником гигантского капитала. Впрочем,
он не очень нуждался в нем, будучи к моменту кончины своего родителя
человеком и без того весьма и весьма состоятельным.
многому научили его. Он презирал старую классическую школу и смеялся над
резидентами, пересчитывающими перископы подводных лодок в какой-нибудь
бухте или заставляющими своих агентов ночевать в канавах на сортировочных
станциях железных дорог.
которых Дорон вдоволь насмотрелся в Европе и Южной Америке, напоминали ему
инфузорий под микроскопом. И тогда Дорон всерьез задумался о собственных
делах.
его возможности. Что составляет в наш век эту силу, эти резервы? Заводы?
Нет. Танки? Нет. Количество дивизий? Нет. Ракеты? Нет и нет! Главная сила
- идеи. Бесплотные сегодня, они могут обернуться завтра и заводами, и
ракетами, и танками. Талантливые мозги - вот за чем надо присматривать в
самую первую очередь.
двух физиков, стоят дороже чертежей атомной бомбы", - говорил Дорон
сотрудникам.
отвергнутых изобретателей", - поучал он.
пробирки, готов отдать двух агентов - полковников из Генерального штаба с
их микрофильмами совершенно секретных инструкций о введении новой
офицерской портупеи". Этой шуткой он гордился.
девиз.
шпионажа. Его люди работали в обсерваториях, ядерных центрах, на
биостанциях. Они плавали на исследовательских судах океанографов и
поднимались в стратосферу. Редкий институт обходил Дорон своим вниманием.
Очень часто он вербовал агентуру в мире ученых. Это обеспечивало меньший
процент погрешностей при обработке сведений. Сведения эти под разными
грифами, в зависимости от степени их Срочности, Важности и Секретности,
ложились каждое утро на стол Дорона. Сам он ввел десятибалльную систему
для определения этих критериев: от единицы до десяти нарастали Срочность,
Важность, Секретность; цифра в углу бланка сразу говорила ему все.
секретарь Дитрих клал перед ним суточную сводку. В этот день все было как
обычно. Генерал сел в кресло и раскрыл папку.
филателистом Кривопаловым А.В. из города Великие Луки.
вызывающих бессонницу.
лодок, искажающее ультразвуковое эхо.
снаряда-крота.
геликоптера.
подземного снаряда-крота.
действия, позволяющие прыгать в длину до 10 метров и в высоту до 4 метров.
Сверхсрочное, Сверхважное и Сверхэкстренное.
появился в кабинете с такой скоростью, что дверь для него можно было бы
заменить шторками фотозатвора.
сразу почувствовал, что взведен. Он отметил в себе это, казалось, уже
позабытое, азартное состояние упругой силы и какой-то нестареющей, совсем
юношеской легкости. Он, проповедник протокольной точности, ревнитель
картотек, списков и досье, поклонник холодных и абстрактных цифр, шифров,
он, издевающийся над детективными фильмами, презирающий всю эту невыразимо
бездарную толпу сексуально распущенных полуковбоев, полушпионов,
кривляющихся с дорогим оружием в руках на обложках пестрых книжек, - он
все-таки любил, стыдясь признаться себе в этом, вот такой накал мужества,
как у Шона Коннери, автомобильную погоню, темноту западни и сладкий запах,
который можно почувствовать, потянув носом воздух из пистолетного ствола.
Наверное, в нем еще жил тот мальчишка, который, насмотревшись гангстерских
фильмов, решил учиться подкрадываться к Дику, огромному датскому догу
Дорона, так тихо, что пес не поворачивал морду на его шаги...
4. НАСТОЯЩИЙ ИЛИ ДВОЙНИК?
по радио началась передача, открывающаяся маршем из популярной комедии
"Семеро засыпают в полдень". Пока Эдвард брился, Ирен еще нежилась в
постели.
генерала Дорона и попросили передать, чтобы хозяин приехал на совещание к
одиннадцати часам.
вышедшему из ванной комнаты: - Дюк, звонили от Дорона...
как меня вызывают к Дорону. Вас тоже? Ну и прекрасно. Тогда позвоните ему
прямо сейчас, а потом мне.
Вероятно, он тоже приглашен на совещание и уже находится где-то в пути.
подавать машину.
марки профессора Миллера, - был уже недалеко от дома своего шефа. На углу
Дайнен-стрит, при повороте направо, ему пришлось резко затормозить, чтобы
не стукнуть какого-то чудака, меланхолически переходящего улицу.
которым не виделся больше года, с тех самых пор, когда Честер написал за
Таратуру его первую и единственную в жизни статью под названием "Я -
гоночный автомобиль".
забыл его имя, можно напомнить, что именно он блестяще расследовал
убийство банкира Костена. Когда дело было закончено и убийца - им оказался
зять миллионера - предстал перед судом, Таратура в свою очередь предстал
перед многочисленными репортерами и газетчиками, и еще неизвестно, кому из
них было легче: убийце или инспектору полиции. "Вечерний звон" предложил
Таратуре выступить на его страницах с автобиографическими воспоминаниями,
и вот тогда инспектор Гард познакомил Таратуру с Фредом Честером. Честер к
тому времени уже был под каким-то предлогом уволен из газеты, сидел без
работы и кое-как перебивался небольшими заработками.
принесшая Таратуре еще большую известность. "Я - гоночный автомобиль, -
написал Честер от имени инспектора, - и пока с "бензином" дела обстоят
благополучно, преступникам далеко не уйти". Лишь одного не мог понять
Таратура: зачем Фреду понадобилось критиковать в этой статье президента,
обвиняя его в попустительстве финансовой олигархии, - но Честер успокоил
инспектора, сказав, что это обстоятельство ни в коем случае не повредит
популярности Таратуры. "Наоборот! - сказал он и объяснил, что глава
государства, как известно, читает только те газетные статьи, в которых
упоминается его имя, не очень-то волнуясь из-за критики. - Он будет знать
тебя, старина, а это не так уж мало!"
позвонил инспектору Гарду. Затем у Гарда с Таратурой состоялся разговор,
из которого Таратура понял, что он может неплохо устроить свою жизнь, если
плюнет на карьеру. Миллер в то время еще жил на старой квартире. Таратура
приехал к нему, совсем не зная, как отнестись к предложению профессора, но
долго сопротивляться не стал.
Такой человек, как вы.