Чтение 34–й страницы книги ~Следователь по особо важным делам~

Встретились мы с Ищенко очень тепло.

- Поработаем, Серафима Карловна? -

- Надо поработать. Яшин тут был, и, когда уехал, я поняла: надо ждать
вас. Как все обернулось, а?

- Теперь дело за нами. Да, задал нам Вячеслав Сергеевич задачку!

- Интересный человек. Мы с ним в Крылатое ездили.

Осматривали место происшествия. Все сокрушался, что погода плохая. Там,
в районе, оказывается, есть интересные развалины храма какого-то.
Древнего. Очень хотел посмотреть... Как и вы, любит по радио серьезную
музыку слушать. - Я улыбнулся. Запомнила мою привязанность. - И еще
беседовал со мной журналист из Москвы. Вы уехали, а он снова вернулся. Все
спрашивал, как дело идет.

- А вы?

- Говорю, разглашать не имею права. Тогда он насчет Надежды Максимовны.
Я ему: это, мол, сугубо личное дело товарища следователя и неприлично
вроде бы этим интересоваться. А он шуточкой: вы же, говорит, интересуетесь
личным. Я ему в ответ: нас государство обязало. И то, когда касается
преступления...

- Между прочим, письмо в редакцию написал отец Залесского.

Серафима Карповна покачала головой:

- Странно. Сам адвокат. Знает отлично, как ведется расследование.
Правда, теперь другой оборот. Как узнает, что убийство... Или пока будем
держать это в секрете?

- Нет. Я считаю-лучше пусть убийца узнает, что мы расследуем не
самоубийство. Он, возможно, начнет действовать. Во всяком случае,
чем-нибудь проявит себя. А нам только не теряться...

- Да, знаете, Валерий Залесский приезжал...

- Сколько он пробыл и где?

- Говорят, в Североозерске болтался. Дня три. В Крылатое заглянул на
несколько часов.

- Это было после Яшина?

- Нет, до него.

- С кем он общался?

- С Коломойцевым. Вместе на кладбище сходили, на могилу Ани.

- Конечно, жаль, что я его не застал. Интересно было взглянуть и
поговорить...

- Может, вызовем его?

Я задумался.

- Не знаю, Серафима Карповна, как лучше. При теперешнем-то раскл,аде...
У него алиби... - Ищанко смотрела на меня выжидающе. - А как вы считаете?

- Тоже не знаю, Игорь Андреевич, - призналась она. - Разговор с ним,
по-моему, не помешает. Познакомитесь...

- Ну хорошо, вызовем, - согласился я,

- А какие будут мне указания?

- Опять проверки, запросы...

- Ясно, - кивнула Ищенко.

...Начал я с того, что получил справку из гидрометеостанции района. В
ней говорилось: "По данным ЗГМО Североозерск на территории Североозерского
района с 20 ч.

8 июля по 04 ч. 9 июля наблюдалась следующая погода: переменная
облачность, кратковременные осадки, температура воздуха составляла + 20ё
минимум, + 24ё максимум, максимальная скорость ветра 16 м/с. (8 баллов),
количество осадков 18 мм. Отмечалась гроза в 21 ч 09 мин. До 22 ч 46 мин 8
июля шел ливневый дождь. В селе Крылатом станции наблюдения не имеется".

В переводе на обыденную речь, в Североозерске в тот вечер было душно,
хлестал дождь. Обычно здесь дует непрестанно (3-5 метров в секунду), а в
ту ночь налетали порывы приличной силы...

Когда я прибыл в совхоз, то сразу понял, что молва обогнала меня.
Появление здесь Яшина сделало свое дело.

Мой добрый знакомый Савелий Фомич встретил меня, как своего. Желая
отблагодарить старика за проявляемую заботу, я в первый же вечер выставил
бутылочку "Степнои украинской", прихваченную специально из Москвы. Она
была вроде и крепкой, но слабее водки.

Честно говоря, за радение и внимание старика не угостить его, наконец,
становилось неприличным. Еще и потому, что сторож не раз намекал о своей
непричастности к алкогольной братии, но в охотку, говаривал он, "не пьют
только куры да те, кому не подносят".

Я ему "поднес", чем крепко угодил. Дело было не в том, что Савелий
Фомич не имел возможности истратить на себя трешку. Тронуло старика то,
что столичный человек, в его представлении по рангу едва ли не один из
самых главных, помнил о нем и проявил внимание.

Когда я торжественно поставил на стол бутылку, купленную в последнюю
минуту в каком-то магазинчике по пути в аэропорт, у сторожа чуть не
выступили на глазах слезы. Он с трепетом взял настойку обеими руками и
благоговейно прочел: "Московский ликеро-водочньш завод".

И поставил ее на место, как нежнейшее изделие из тончайшего стекла.

- Московский розлнв, - покачал он головой.

Савелий Фомич отлучился и вскоре вернулся с хозяйственной сумкой. Я
понял, что столичный презент он хочет отпробовать со мной.

Мы наслаждались тушеным кроликом, пили, закусывая Солеными помидорами,
от которых ломило зубы. Они были холодные и пряные.

- Не беспокойтесь, Игорь Андреич, - показал он на горло. - От холодной
закуски, когда потребляете крепкое, никакая лихоманка не прицепится.
Поверьте старику.

- Будем надеяться... А кролик знатный.

-Моя старуха стряпала... У них, сердешних, - ткнул он в коричневую
тушку, - мясо обыкновенно сладкое. Его, выходит, надо сперва в уксусе
подержать, сдобрить чесноком, перчиком. Тогда настоящая еда получается.
Моя старуха здорово научилась их обрабатывать.

- Действительно вкусно. Моя мать тоже хорошо их жарит. Уксус, правда,
льет прямо в котел. Но этот-лучше.

Савелий Фомич крякнул, довольный. И выходило у нас все отлично: я ему
потрафил, и он не ударил лицом в грязь,

Где-то на середине -трапезы я спросил:

- А вы не помните, Савелий Фомич, в тот вечер, накануне, перед тем, как
нашли Залесскую, какая пог.ода была?

- Это в ночь-то, когда Аню убили?

Он сказал "убили" как давно известную всем истину.

- Да.

- Как же, припоминаю. Кажись, гроза была. А в ту пору, как назло, перед
косовицей кажный вечер нагоняло дождь. Днем парит, а к ночи обязательно
льет, Озимые полегли порядком. Хлеб шибко соломистый был. Наши выдумывали
всякие штучки-дрючки к комбайнам, чтоб подегше убирать было.

- А именно в ночь с восьмого на девятое июля?

- Была, была гроза. Как услышал, что с воспитательницей такая
финтимония приключилась, я, конечно, туды.

Лужи еще не все просохли. Стало быть, дождь пролился порядочный.

- А в котором часу, не помните?

- Не. Часы не запомнил. Врать не хочу.

- А что говорят теперь в Крылатом?

- Я бабские разговоры не слушаю,

- Но ведь слухи ходят?

- На то и слухи, чтоб ходить, - ответил он уклончиво.

- Что именно?

- Из нашинских, говорят, никто не мог такое злодейство сотворить. Никак
чужой кто. Что на заработки приезжали...

Больше я от него никакой информации не добился. Мы заговорили обо
всякой всячине. В совхозе каких-либо заметных событий не произошло. Все
лица, знакомые мне, находились на месте. Мария Завражная ждала ребенка.

Завклубом, киномеханик Ципов, получил отсрочку от призыва в армию по
случаю болезни матери, так как являлся единственной ее опорой. Коломойцев
помял машину и слесарил в гараже, потому что лишился на год водительских
прав за вождение "под мухой". У Емельяна Захаровича родился третий внук.
Участковый инспектор Линев соорудил в доме неслыханную вещь-водяное
отопление, работающее на солярке. Доселе невиданное новшество вызвало
массу толков. Савелий Фомин объявил затею непутевой, считая надежней
старый, испытанный уголек. "Копотно, хлопотно, зато верно", - сказал он.

Мы с честью прикончили кролика. Помидоры я просил Савелия Фомича
забрать: больно перченные, не навредили бы моим миндалинам.

- А вы травкой не пробовали? - спросил старик.

- Травкой нет, - сказал я.

- Может, лучше нынешней химии... Тут у нас одна кудесница есть,
Матюшина Евдекия Дмитриевна. Не слыхивали? Коломойцев у ей на постое.
Бабка умелая. От прострелов, колик, удушья врачует. Любую хворь снимает.

Сама свои корешки да листики собирает.

- Запущена у меня болезнь, Савелий Фомич. Только хирург и поможет. Или
же сам, закаливанием...

- Попробуйте, Игорь Андреевич. Попытка не пытка.

Худа не будет. А полегчает-за вами пузырек. - Он засмеялся. - Это я
шуткую, конечно. А к бабке Евдокии советую обратиться. Она вон нашего
кузнеца, покойника Егора Игнатьевича, лечила. От запоев. Или взять конюха
Илью Петровича, царство ему небесное, радикулит как рукой сняла... Брат
мой, он в прошлом году помер, только и держался на ее настоечках...

- Я, Савелий Фомич, еще пожить хочу, - прервал я старика с улыбкой.

Он хмыкнул и засмеялся:

- Так эти все по годам померли. - Он еще раз крякнул. - По старости...

На том наша посиделка и кончилась.

Утром я зашел к директору совхоза. Емельян Захарович вышел из-за стола
навстречу. Его крупный торс облегал толстый свитер домашней вязки. Он
сильно прихрамывал, хотя и старался скрыть это.