Чтение 46–й страницы книги ~Следователь по особо важным делам~

Взять хотя бы Коломойцева и Залесского. Оба в сильном подпитии
находились в доме Матюшиной. Более того, Евдокия Дмитриевна видела и того,
и другого среди ночи, когда Валерию с перепою стало плохо. Казалось бы,
алиби точно установлено. Но... Дойти от Матюшиной до Залесских -
пятнадцать минут хорошим шагом. Можно ли выйти и вернуться незаметно для
тех, кто оставался в доме?

Видимо, можно.

Теперь рассмотрим каждого в отдельности.

Коломойцев. Безвольная натура, подверженная импульсам собственных
привязанностей. В основном - к бутылке.

Преувеличенное отношение к своей персоне. Сколько я ни анализировал его
поведение, высказывания, у меня сложилось впечатление, что, в сущности, он
человек совершенно не самостоятельный. И личина независимой и
свободомыслящей личности, как он любит выражаться, есть не что иное, как
желание преодолеть, прямо скажем, свое жалкое положение.
Художника-недоучки, раба водки.

По тому, что Аня Залесская его недолюбливала, именно недолюбливала, а
не питала более достойного "личности" чувства, например ненависти, можно
было сделать вывод, что вряд ли человеком, о котором намекалось в
предсмертном письме,являлся Коломойцев.

Но почему Аня согласилась позировать ему обнаженной? Насколько я понял
из разговоров с людьми, характеризующими ее, Залесская сама вряд ли
решилась бы на такое. Тут, несомненно, сказалось давление Валерия с его
проповедью широких взглядов. Видимо, она пошла на это, чтобы угодить мужу.
Не выглядеть мещанкой, что в его понимании недостойно современного
человека. А Валерий, вероятно, использовал это для того, чтобы еще больше
подчинить своему влиянию Коломойцева.

И еще один факт, говоривший о том, почему подозрения по поводу
Коломойцева шатки: решительно все, знавшие его, в один голос твердят, что
он пьянеет теперь с очень небольшого количества алкоголя. И очень быстро
засыпает.

Причем спать может где угодно - в машине, в гараже на старых баллонах,
при любом шуме и гаме. Из двоих приятелей скорее уж Залесский мог встать
среди ночи и незаметно отлучиться.

Между прочим, я попытался выяснить, откуда пошло прозвище Коломойцева -
Бородавка. Никто не мог объяснить толком. Лишь один из шоферов сказал:

- Бородавка, она бросается в глаза, а ведь штука бесполезная. Можно
сказать, некрасивая...

Уничтожающее определение.

Теперь о Залесском. Начнем с того, какие мотивы могли бы заставить его
пойти на убийство жены? Ревность? Исключено. Он пять лет слонялся на
стороне, не заботясь, соблюдает она верность или нет. По-моему, забота об
этом вообще не занимала его мысли.

Могло ли испугать Залесского рождение второго ребенка? Сам по себе
только этот факт - вряд ли.

Не задумываясь, он бросил жену в первый раз. Пожалуй, в более тяжелом
положении. Одинокую, почти без средств, не имеющую никакой специальности.
И теперь знал, что жена не пропадет. Есть у нее диплом, работа, значит -
оправданный достаток, а при упорстве и трудолюбии, в чем нельзя отказать
погибшей, - даже хорошее положение.

Короче, он вполне мог надеяться, что если надоест совхоз, Аня, дети, то
он сможет уйти без скандала и сцен:

Залесская доказала уже ему свою гордость и самостоятельность.

Для убийства он должен был бы иметь очень серьезные мотивы. Их я не
видел. И еще его последний приезд сюда.

Ищенко выяснила, что в Североозерске Залесский заходил в мастерскую,
где изготовляли плиты на могилы. Его не удовлетворили представленные
образцы. В Барнауле Залесский посетил одного армянина, делающего
надгробия. Но тот брал за свою работу очень дорого. Наверно, Залесский не
располагал такими средствами. Они не сошлись в цене.

Сам факт, что человек приехал за тридевять земель, чтобы отдать дань
памяти жены, о чем-то говорил...

Встречаясь с Мурзиным, я обращал внимание, что Емельян Захарович
выглядел последнее время неважно.

Усталый вид, красные глаза. Узнал я обо всем совершенно случайно и от
человека, с которым я давно хотел встретиться.

Он появился в совхозной гостинице вечером. Постучался ко мне:

- Можно?

- Пожалуйста, входите, - предложил я.

- Разрешите представиться: я тот самый Зайцев, что на вас жаловался. -
Он широко улыбнулся.

- А я несколько раз забегал в райисполком, чтобы лично ликвидировать то
недоразумение, - сказал я, предлагая гостю сесть.

- Анне товарищ Червонный говорил. - Он положил руки на стол.

- Не хочу на кого-то перекладывать вину, но меня тогда подвели, -
сказал я.

- Это бывает, конечно, - согласился он. - Недаром говорят: доверяй и
проверяй. Я сгоряча, понимаете, сразу в райком...

- Приношу свои извинения. Конечно, получилось не по форме и бестактно...

- Ну ладно, спишем. Обиды обидами, а дело есть дело.

- Да, я хотел с вами поговорить" потому что вы старый работник, бываете
здесь часто, знаете совхоз. А мне не мешало бы узнать о взаимоотношениях
между людьми, о жизни в "Маяке".,.

Зайцев скрестил полные руки на животе, наклонил голову набок, отчего
полная его щека легла складками на воротник пиджака.

- Вообще-то, я действительно наезжаю сюда. Мы с Емельяном Захаровичем
бывалые целинники. Вместе приехали. Тридцатитысячники. Только он остался
на земле, а меня перетянули в Советы. Мурэин шутил: "Сбежал с трудового
фронта..." Я предлагал поменяться.

- А Емельян Захарович? - я принял шутливый тон разговора.

- Говорит, в совхозе и похоронят. Рано ему думать об этом. Если
выдержал войну, такому орлу до ста лет жить.

- Но мне что-то показалось в последнее время, что Емельян Захарович
устал, - сказал я.

- Он! Признался сам?

- Нет. Но я вижу.

Павел Евдокимович покачал головой:

- Иногда его мучает ревматизм перед сменой погоды. Но он привык как
будто... Наверное, спит мало. Вы бы видели его, когда надо собраться,
поднять людей. О черных бурях слышали, наверно? - Я кивнул. - Все
растерялись, а он нет. Многие не знали, что делать. Емельян Захарович один
из первых поверил в науку. Можно, говорит, обуздать эрозию. Как узнал, что
Бараев занимается в Шортандах этой проблемой, - к нему. Совхоз "Маяк" стал
едва не первым полигоном в районе по проверке идей Бараева... Вот что
значит верить! Бараев теперь видный ученый, лауреат Ленинской премии.
Кажется, Мурзин до сих пор с ним переписывается... - Зайцев мельком
посмотрел на часы.

- Вы спешите?

- Да нет, еще есть время.

- А отчего же ему сейчас не отсыпаться? Зима. Ни сева, ни жатвы.

Зампредседателя райисполкома усмехнулся:

- Зимой у нас другая страда. Кстати, вы где смотрите телевизор?

- Нигде, - удивился я.

- Как это? - больше моего удивился Зайцев. - Хоккей. Чехословакия -
СССР.

Все ясно: болельщик. Выходит, Емельян Захарович тоже. Вот откуда у него
красные глаза и усталый вид. Ну и ну...

- Это же, наверное, поздно, - сказал я. - Разница во времени...

- Часа в четыре закончится, - подтвердил он. - А что?

Пуще неволи... Может, вместе пойдем, посмотрим у Емельяна Захаровича?

- Спасибо. Я не увлекаюсь.

Зайцев посмотрел на меня, как на марсианина:

- Это живя в Москве! - Он покачал головой, все еще не веря. - У вас же
там только и смотреть хоккей... Нет, вы действительно не болельщик? А мы
тут все выкрадываем время у сна. А как же иначе? Хоккей!

- Сочувствую, - улыбнулся я и развел руками: - Но...

А сам подумал: если бы показывали по телевизору в четыре часа утра,
например, "Ромео и Джульетту" с Васильевым и Максимовой, я бы пожертвовал
сном? Наверняка... Как же можно не понять их?

- Мы не отвлеклись? - спросил Павел Евдокимович.

- Нет, не отвлеклись. Я хотел еще узнать мнение об Ильине.

Павел Евдокимович снова наклонил голову набок. Наверное, привычка.

- Что вам ответить? Одержимый... Взялся, например, даже за то, чего в
районе пока никто не делал. Много у нас земель пропадает. Под ненужными
дорогами, старыми карьерами. Все это хлопотно. А он действует. По его
инициативе принято решение райсовета о рекультивации пустующих земель. Ну,
еще что? - Зайцев немного подумал. - Какой он агроном - говорить еще рано.
Всего один год работает. Хотя план совхоз выполнил.

- А обязательства?

- Немного не дотянули. Вообще, скажу честно, Ильин-трудный человек:
если что не по его-не успокоится, пока не добьется. А может, это и к
лучшему? - Он улыбнулся. - Емельян Захарович, видать, смекнул: Николай
Гордеевич на своем настоять умеет. Вот он его и шлет на заседания вместо
себя... Мурзин, скажу вам, большой стратег.

Он знает, как на начальство действовать, где взять лаской, где человека
подпустить... - Зайцев улыбался. В его словах сквозило не осуждение, а
одобрение. И у меня внезапно возник перед глазами кабинет завотделом
сельского строительства. С какой легкостью была подписана бумажка-заявка
на шиферТо, что Емельян Захарович попросил именно меня отнести заявку в
отдел сельского строительства, было отлично задумано. Об этом я догадался