Чтение 40–й страницы книги ~Мой отец

целом ряде участков. Теперь об этом, как правило, не вспоминают. Причины
понятны: дивизии внутренних войск входили в состав ведомства, обвиняемого
во всех смертных грехах...

Чем же провинились люди, насмерть стоявшие под Москвой? Только тем,
что сражались не в армейских частях?

Как-то попались на глаза материалы о гибели группы разведчиков 150-го
полка войск НКВД по охране особо важных объектов под Москвой. В ночь с
28-го на 29 декабря 1941 года в районе поселка Чуприяново Одинцовского
района Московской области четыре разведгруппы этого полка, удачно миновав
боевое охранение немцев, отправились выполнять боевую задачу. Сержант
Овчаренко, младшие лейтенанты Зима и Нарышкин, сержант Стрюковатый и их
подчиненные должны были совершить несколько диверсий на коммуникациях
противника, получить ряд разведданных. А на рассвете все они попали в
засаду. Завязался тяжелый бой...

Уже в середине семидесятых перезахоронили погибших в одну братскую
могилу на Минском шоссе, но ни фамилий на памятной доске, ни обелиска.
Неизвестны, мол, имена героев, вот и вся отговорка. А ведь известно, чей
прах покоится в подмосковной земле. Большинство воинов-разведчиков родом
из Москвы и Московской области, немало было и с Украины. Сержант Николай
Овчаренко, скажем, из Днепропетровской области, красноармейцы Федор
Литовченко, Дмитрий Сочеев, Федор Олейник - земляки командира, Николай
Бородуля - из Николаева, Алексей Тоцкий - из Запорожской области... А мы
говорим об отношении к исторической памяти.

Это, разумеется, лишь один пример. Тысячи и тысячи красноармейцев и
командиров войск НКВД участвовали в обороне столицы. Фронтовики знают, как
сражались эти люди. К слову, не только там. Вспомните, как дрались части
НКВД под Сталинградом, в других местах. И горько сознавать, что подвиг
этих героев затушевывается сегодня вполне сознательно.

Столь же храбро дрались под Москвой и пограничные дивизии. Об этом
тоже мало кто сегодня знает. Впрочем, как и о том, что все пограничные
части входили в состав НКВД.

Это были хорошо оснащенные соединения, имевшие на вооружении
противотанковые орудия. Переброшенные с Дальнего Востока, они составили
внутреннее кольцо обороны и сыграли колоссальную роль в подмосковной
операции. Когда немцы в нескольких местах прорвали первую линию обороны и
устремились к Москве, опасные направления прикрыли именно они.

И Жуков, и Рокоссовский высоко оценивали роль частей НКВД в обороне
столицы. Немало добрых слов о них можно встретить и в мемуарах других
военачальников. Иными словами, колоссальный вклад этих войск в нашу Победу
никогда не ставился под сомнение, и мне абсолютно непонятно, зачем
понадобилось сегодня столь неуклюже переписывать историю.

Многое о тех днях я узнал от самого Георгия Константиновича. Когда
Жукова отозвали из Ленинграда, он был довольно частым гостем в нашем доме.
В течение трех-четырех месяцев они с отцом почти ежедневно приезжали к нам
обедать, а нередко Георгий Константинович и оставался ночевать. Формально
осенью-зимой сорок первого его штаб находился вне Москвы. Об этом написано
много. Да и сам Георгий Константинович писал в мемуарах: "Я позвонил
Верховному...", "Мне позвонил Сталин...". На самом деле это не так. Почти
безвыездно Жуков находился в Москве, и управление войсками шло из столицы.
Так что Сталину не было необходимости звонить Жукову, он его просто
спрашивал...

Уже после войны Георгий Константинович рассказывал мне о поездках на
фронт. Нередко, в места прорывов, они выезжали вместе с моим отцом. А
ситуации, как вспоминали затем оба, бывали критические. Например,
прорвутся немцы на том или ином участке обороны, а перед ними никого и
ничего. Случалось и так. Когда заходила речь об осени-зиме сорок первого,
и отец, и крупные военные всегда с теплотой вспоминали пограничников,
солдат и командиров внутренних войск НКВД. Отец - я его хорошо понимал -
не без гордости говорил о них. А Жуков, Рокоссовский тоже хорошо знали
цену полнокровным, отлично оснащенным дивизиям. Оба не раз видели их в
деле.

И коль уж я заговорил о войсках Наркомата внутренних дел - а сказать
правду о них считаю своим моральным долгом - хотел бы напомнить еще вот о
чем. Почему-то никто не задумывается сегодня над таким фактом. Немцы
прорвались на некоторых участках обороны до полутора десятков километров в
глубину, а в самой Москве агентуре противника не удалось совершить ни
одной диверсии. Сигнальщики, конечно, были, но вылавливали их быстро. Дело
в том, что весь город был разбит на квадраты, и в случае чего кольцо
сжималось мгновенно.

Сколько написано в последние годы о паническом бегстве чекистов из
Москвы осенью сорок первого года. Пишут, что Наркомат внутренних дел
эвакуировался в числе первых. Как я уже говорил, эвакуация даже не
планировалась. Я знаю одного-единственного человека, который выехал в те
дни из Москвы без разрешения. Его тут же сняли с должности, разжаловали и
отправили рядовым на фронт. Ни один начальник управления НКВД Москву не
оставил, да и не мог бы этого сделать. Зачем же возводить напраслину и на
этих людей? Напротив, органы НКВД сделали все, чтобы парализовать действия
гитлеровских спецслужб в ближнем и дальнем тылу.

Так было не только в Москве, хотя без диверсий в нашем тылу конечно
же не обходилось. В Ленинграде, например, были сожжены Бадаевские склады.
Факт общеизвестный. Но опять же мало кто знает, что еще до блокады органы
НКВД неоднократно предупреждали обком партии, что нельзя держать такие
запасы продовольствия в одном месте. К сожалению, настойчивые требования
чекистов Жданов оставил без ответа, а продовольствие так и не
рассредоточили. Чем это обернулось для осажденного города позднее,
известно.

Лишь чудо спасло Жданова тогда от суда. Сталин, разумеется, обо всем
узнал и этот промах вполне мог Жданову не простить. Но перевесил гнев на
Ворошилова. Последний, как известно, дров в Ленинграде наломал еще
больше...

Должен сказать, что действия немцев в те месяцы не были тайной для
советского руководства. О том, что немцы вместе с финскими частями
планируют взять Ленинград в кольцо, было хорошо известно заранее. Знали и
в Москве, и в Ленинграде, каким образом противник собирается это сделать.
Своевременно были доложены и разведданные о действиях гитлеровцев под
Москвой. Мы просто не сумели воспользоваться этой бесценной информацией.
Той же печально известной ленинградской блокады вполне можно было
избежать. И это тоже горькая правда минувшей войны...

Я сознательно ухожу от подробного рассказа о начальном периоде войны,
хотя от самих руководителей обороны Москвы, Ленинграда знаю немало. Многое
уже написано, еще больше, нисколько не сомневаюсь, узнаем уже в ближайшие
годы из рассекречиваемых сегодня документов. Но вот некоторые кочующие из
книги в книгу "байки" хотел бы опровергнуть. Скажем, при всей моей
антипатии к Жданову не могу принять на веру разговоры о том, как в
Смольном в дни блокады устраивали пиры. Не было этого. И говорю так не в
оправдание Жданова или кого-то другого из руководителей осажденного
Ленинграда. Беда в том, что зачастую мы исходим сегодня из нынешних
понятий. А тогда все, поверьте, было строже. И дело не в Жданове.
Попробовал бы он позволить себе нечто подобное...

Что скрывать, армейский паек - не блокадная пайка. Но - паек. Не
больше. А все эти экзотические фрукты, благородные вина на белоснежных
скатертях - выдумка чистой воды. И не следует, видимо, приписывать Жданову
лишние грехи - своих у него было предостаточно... А вот в Действующей
армии, в корпусных, армейских штабах, было, конечно, по-всякому, это не
секрет. Там можно было вести себя вольготнее. Но опять же до поры до
времени. Ничего ведь тайного не было...

Еще один миф - паническая боязнь Сталиным фронта. При всем том, что
известно сегодня о Сталине, должен возразить: Верховный на фронт выезжал.

Вышло так, что в одном из выездов Верховного на фронт довелось
участвовать и мне. Всего же в период обороны Москвы Сталин выезжал на
фронт дважды. Меня поразила сама организация этих поездок. Никем и никогда
они заранее не планировались. Например, когда он выезжал в район
Волоколамска, внезапно вызвал Жукова и моего отца и сообщил, что вместе с
ними намерен побывать в этот день на одном из участков фронта. Никакой,
повторяю, предварительной подготовки. В этом отношении, убеждался и сам я
не раз, был он очень оригинальным человеком...

Отец и Жуков, разумеется, прекрасно понимали, почему Сталин поступает
именно так. У него было железное правило: никогда и никого не посвящать до
поры до времени в свои планы. Скорей всего, поступал он так в целях
безопасности, что, безусловно, абсолютно правильно.

Здесь не было саморекламы. Вне всяких сомнений, для защитников
Москвы, да и для всей воюющей страны, выезд Верховного Главнокомандующего
на фронт - событие. Пожелай Сталин, и пропаганда преподнесла бы его так,
как надо. Но, как я понял, Сталин в этом абсолютно не нуждался и явно
исходил из других соображений. Во всяком случае, пресса о таких поездках
молчала.

Когда Верховный собрался в район Волоколамска, кроме его личной
охраны, в сопровождении участвовали две роты полка НКВД. Одну, помню,
пустили вперед, вторая шла в охранении.

Сам я со своей радиостанцией находился в одной из машин сопровождения
и на КП, куда отправились Сталин, отец и Жуков, не был.

Верховный какое-то время провел на командном пункте, осмотрел
передний край немцев, и мы возвратились в Москву. Лишь там я узнал, чем
был вызван этот выезд на фронт. Оказывается, накануне ему доложили
разведданные о том, что немцы готовят последний удар на Москву и
сосредоточили на этом участке фронта большие танковые силы. Позднее
выяснилось, что ни о каком наступлении противник уже не помышляет. В ходе
минувших боев немцы выдохлись и резервов к тому времени для проведения
крупной наступательной операции не имели. Убедившись в этом на месте,
Сталин приказал возвращаться в столицу.