Михаил Болтунов
'Альфа' — сверхсекретный отряд КГБ
Нехитрую эту песню любят ее авторы, бойцы «Альфы».
В редкие у них свободные минуты кто-нибудь берет гитару, песня бередит душу, заставляет вспоминать пережитое…
Не надо говорить высоких фраз,
Не надо лучше, чем есть, казаться.
Нас жены провожая каждый раз,
Твердят как заклинанье: возвращайся.
А мы уходим, оставляя за спиной
Свои заботы, радости и близких,
Чтобы спасти людей, закроем их собой
От пули озверевших террористов.
Из года в год несем мы этот крест.
От напряженья мышцы рвем и жилы,
И каждый раз, надев бронежилет,
Стараемся, чтоб люди были живы.
Чтоб страх не искажал ребячьих глаз,
Чтоб матери не ведали печали,
Мы тянем лямку, люди, ради вас,
И это не однажды доказали.
Сарапул — восемьдесят первый год,
Тбилиси — «свадьба» в восемьдесят третьем,
Уфа — захвачен снова самолет,
В Орджоникидзе угрожали детям.
Не раз сигнал тревоги нас срывал,
Мы жизнью ради жизни рисковали,
Но на судьбу нам сетовать нельзя:
Ведь мы работу добровольно выбирали.
Генерал-лейтенант Алексей Дмитриевич Бесчастнов, начальник 7-го управления КГБ, шел на доклад к Андропову.
Полированный мрамор ступенек, барская плавность ковровой дорожки и кабинеты, кабинеты, как часовые — слева, справа.
…Коридоры Лубянки. Вроде и родные они и знакомые, а не любил их Алексей Дмитриевич. В пятьдесят третьем спешил он этим же коридором к Кобулову, заместителю Берии.
Бесчастнов был тогда советником в Чехословакии. Смутное время: чехи бастовали, в стране ширились волнения.
Кобулов молча разглядывал стоявшего перед ним полковника, шумно, с храпом дышал, устраивая под столом огромный живот. Дубовый стол, изготовленный по специальному заказу с вырезом для кобуловского живота, жалобно поскрипывал. Наконец Кобулов спросил:
— Что у тебя там за стачки, Бесчастнов?
— Не у меня, а в Чехословакии.
Замминистра оскалился, побагровел:
— Ты забыл, перед кем стоишь?! Я сорву этот значок, — он ткнул пальцем на депутатский значок Бесчастнова, в ту пору Алексей Дмитриевич был депутатом Верховного Совета РСФСР. — В подвал посажу, тут — на Лубянке…
Бесчастнов вышел от Кобулова и увидел: кабинеты, кабинеты, как часовые, и коридор. Куда он ведет? К Берии? В тот самый подвал, и: которого никто еще не выходил?
Чудом спасся Алексей Дмитриевич. После сдачи дел в Праге ему приказали лететь в Москву самолетом. Знал: прямо у трапа — арестуют. Он ослушался, поехал поездом. А в ночь его прибытия в Москву; был арестован Берия, посыпалась его шайка, и Кобулов сам оказался в подвале Лубянки.
Бесчастнов шел знакомым коридором. Вот и дверь, за которой сидел когда-то Кобулов, теперь там другой человек — молодой можно сказать юный.
— Алексей Дмитриевич! — кто-то окликнул его.
Обернулся: Володя Крючков, начальник секретариата председателя КГБ. Подошел, поздоровались.
— Ты чего стоишь, как бедный родственник?
— Молодость вспомнил. Знаешь, кто за этими дверями сидел?
— Слышал!
— А я видел… И не дай Бог такого никому другому.
— Вот ты говоришь: мо-о-ло-дость… — протянул со вздохом Крючков и взял его под руку. — В молодости я только и видел Бесчастнова в президиумах.
— Да ну тебя, — отмахнулся Алексей Дмитриевич.
— Нет, серьезно. Что я — всего лишь районный прокурор, а ты начальник областного управления. Еще какого, Сталинградского
Помню, «Правду» открываю: батюшки! Депутатом Верховного Совета РСФСР в Ленинграде избран Сталин, а в Сталинграде — Бесчастнов.
…Пройдет несколько лет, и Алексей Дмитриевич, уже отставной генерал, позвонит председателю КГБ Крючкову.
— Володя, помнишь, ты все сокрушался, что только и видел меня в президиумах?
Крючков, слышно было, усмехнулся в трубку:
— Помню…
— Ну а теперь я тебя в президиумах вижу. Зря завидовал…
…Расставшись с Крючковым, Бесчастнов в назначенное время появился в приемной Андропова.
— Юрий Владимирович ждет, — сообщил помощник. Алексей Дмитриевич вошел. Андропов глянул из-под очков, поднялся из-за стола. Поднялся тяжеловато, но виду не подал. Бесчастнов знал: у Юрия Владимировича больные почки. Впрочем, это не было в комитете ни для кого секретом. Андропов не жаловался, но и не скрывал своих болячек.
Рукопожатие крепкое, взгляд цепкий, несколько ироничный. После смерти Андропова много будут писать о нем. Скажут об уме, работоспособности, интеллигентности, фильм даже снимут, а потом помоями обольют, тысячи грехов понавесят. Бесчастнов все прочтет, все увидит и не удивится. Это ведь в наших российских традициях: лизоблюды страсть как любят отплясывать на гробах своих вчерашних повелителей.
Нет, никто из писавших и снимавших не знал его, Юрия Андропова, и не понял до конца. Кем он был, каким был? А он, Бесчастнов, знал? Знал. Еще с тех пор, когда Алешка Бесчастнов увидел на трибуне московской комсомольской конференции секретаря ярославского обкома комсомола Юру Андропова. Задиристо выступал тогда ярославский секретарь… Сколько раз потом их сводила и разводила судьба. И теперь вот который год вместе.
Так что многое из написанного об Андропове, Бесчастнов хорошо знал, чушь собачья.
— Здравствуй, Алексей, — председатель КГБ кивнул на кресло у маленького журнального столика, — присаживайся. Что пить будем?
— Если есть право выбора, — усмехнулся Бесчастнов, — то коньяк, Юрий Владимирович.
Очки Андропова лукаво блеснули. Что не позволялось другим разрешалось Бесчастнову. Алексей Дмитриевич — любимец управления, весельчак, бессменный тамада на совместных торжествах. Так, на юбилее Семена Кузьмича Цвигуна, андроповского первого зама, можно было помереть со скуки. За столом сидели надутые, важные, как на коллегии КГБ или на поминках. А Бесчастнов выручил. Раскачал даже юбиляра, который, приняв рюмку, начал уже подремывать.
…Юрий Владимирович опустился в соседнее кресло.
— Право есть, Алексей, а выбора нет. Либо просто чай, либо чай с молоком.
— И все? — удивился Бесчастнов. Андропов развел руками.
Подали чай. Помолчали, не спеша прихлебывая крепкий чай. Однако пора было приниматься за дело. Андропов снова стал Андроповым, Председателем КГБ, членом Политбюро, Бесчастнов — его подчиненным, начальником «семерки».
— Вот что, Алексей Дмитриевич, — сказал председатель, — дело нам с тобой предстоит не простое. Новое подразделение надо создать.
"Новое, так новое", — подумал про себя Бесчастнов. В ту пору в комитете формировалось немало новых подразделений, и постоянных и временных, для выполнения каких-то частных задач. Не привыкать.
Но Андропов сделал паузу и вопросительно посмотрел на Алексея Дмитриевича. Бесчастнов ждал.
— Подразделение необычное. «Коммандос». Наши, советские «коммандос». Догадываешься, зачем?
— Задачи могут быть разные…
— Задача пока одна: противостоять терроризму. Судя по всему, начинается его новый виток — захваты самолетов, убийства заложников, разбойные нападения. Вспомни-ка Мюнхен, Олимпийские Игры — сам не хуже моего знаешь. Что там "Черный сентябрь" натворил: настоящая бойня. И хваленая полиция ничего не сделала. А мы разве на другой планете живем? Есть у нас что противопоставить бандитам?
Бесчастнов хотел было ответить, но Андропов не дал.
— Я знаю, что ты скажешь. Когда жареный петух клюнет, соберем ребят, лучших оперативников. Есть у нас и спортсмены и стрелки. Есть! Но знают они, как подойти к самолету, как проникнуть внутрь? Чтоб и заложников освободить, и террористов уничтожить, и самим в живых остаться? А?
Алексей Дмитриевич молчал. Председатель говорил дело. Он сам раньше задумывался над этим. Только ли о самолете речь, а если террористы захватят здание, как штурмовать? А пароход, железнодорожный вагон? Не было еще такого, и слава Богу. Но где гарантия, что и дальше тихо-мирно жить станем.
— Так я тебя еще раз спрашиваю, есть у нас что противопоставить?
Андропов глядел в упор. Он не ждал ответа — отвечал сам. — Нет, дорогой мой Алексей, нечего. Так, знаешь ли, на уровне любителей, полупрофессионалов. А нам нужны профессионалы высокого класса. Я бы сказал, самого высокого…
Он встал и взял с рабочего стола, видимо, заранее подготовленный журнал.
— Посмотри, ребята из первого главка по моей просьбе принесли. На открытой странице Бесчастнов увидел большое цветное фото: громадные, гренадерского роста парни в пятнистой маскировочной форме. Они сидели прямо на капоте черного «мерседеса», свесив ноги, положив огромные кулаки на колени, улыбались, уверенные в себе.
— Что, Алексей Дмитриевич, буржуазная пропаганда? — усмехнулся Андропов.
Бесчастнов покачал головой.
— То-то! Западногерманское элитарное подразделение ГСГ-9. Решает задачи по пресечению особо тяжких преступлений, связанных с убийствами, взятием заложников, разбоем. Словом, отлично подготовленные «коммандос».
Он снял очки, поднес журнал к самому лицу, подслеповато вглядываясь в фигуры бойцов ГСГ-9. Потом резко захлопнул журнал, отбросил.
— Мы что, хуже? Настоящих ребят не найдем? Найдем. В общем, так, Алексей, первый главк поможет. Кое-какие иностранные материалы подбросит. Почитайте, подумайте. И вперед — будем создавать группу, растить своих «коммандос».
Приказ председателя КГБ Бесчастнов принял к исполнению. Нашлись и материалы. Правда, и в Первом главном управлении их было не густо. Посмотрели, прикинули. Особо не торопились, дело новое, опыта практически никакого. Алексей Дмитриевич нутром чуял, что дополнительных штатов для «коммандос» не дадут, денег тоже. В общем, еще одна головная боль.
Однако Андропов вскоре напомнил о своем поручении. А начальнику «семерки» и похвалиться нечем, кроме банального: «изучаем», "работаем". И тогда совсем по-иному сверкнули очки председателя…